Коллектив авторов - Сословие русских профессоров. Создатели статусов и смыслов
В статье «Этика академической памяти в условиях поколенческого конфликта» Владимир Файер представил результаты проекта по сбору устных воспоминаний профессоров классической и древней филологии, доступных ныне на сайте «Сова Минервы». Их анализ позволил высветить целый ряд сюжетов, организующих память профессионального сообщества: логику построения иерархий внутри малой группы, разные типы академических конфликтов – столкновений разных идентичностей, статусных, политических и научных интересов. Автор показывает, что в рассказах о противоречиях и ссорах, в мемуарах post factum продолжают работать корпоративные практики включения/исключения. В этом смысле устные воспоминания действуют как нормативные тексты – устанавливающие или переутверждающие нормы корпоративных отношений.
В статье Труде Маурер «Патриотизм, сдержанность и самоутверждение. Празднование патриотических юбилеев в университетах России и Германии в 1912-1913 гг.» рассматриваются стратегии юбилейных торжеств, посвященных историко-политическим датам. Автор использует метод сравнительного анализа коммеморативных практик. Выбрав из многообразия университетской жизни для сопоставления однопорядковые элементы: инициаторов юбилеев, состав участников, наличие – ли отсутствие общеимперского плана проведения торжеств, отношение университетских людей к военной службе и понимание ими патриотизма, наконец, идентичность государственного служащего, – исследовательница выявляет различия их национальных воплощений. Эти различия в академических средах России и Германии позволяют судить о степени политизации университетской жизни. При этом Маурер не игнорирует нюансы, а, напротив, тщательно воспроизводит специфику ситуации в каждом отдельном университете, не превращая их при этом в маркеры общих тенденций. В ее тексте присутствуют разные «германские университеты», а не единый «немецкий университет»; отдельные «российские университеты», а не «русский университет» как таковой. Из деталей и отличий исследовательница реконструирует тенденции, характерные для каждой страны или университетской культуры.
В статье Киры Ильиной и Елены Вишленковой «Архивариус: хранитель и создатель университетской памяти» поднимается проблема власти архивного служителя над историографической картиной прошлого. В западной профессиональной литературе проблема нейтральности исторического источника, его участия в создании знания, проблема инертности архива как такового стала в последние два десятилетия одной из самых острых и активно обсуждаемых[7]. Исследователи памяти настаивают на том, что архивисты, мемуаристы и организаторы юбилейных торжеств должны рассматриваться как равные историкам субъекты или эксперты в деле сотворения университетских историй и концепций. Отсутствие эмпирических проработок на российском материале, а также слабое распространение этих методологических открытий в России способствуют архаизации отечественных исследований. Проявлением этого является сохраняющийся в историографии некритический подход к свидетельствам современников (делопроизводственным документам и мемуарам), их использование в качестве «зеркала реальности».
Авторы считают, что создание научной картины университетского прошлого невозможно без выявления стертых в архивах тематических зон. Анализ архивной политики и практики показал, что к концу 1860-х годов более 40 % документов архива Департамента народного просвещения было уничтожено. При таком тотальном сокращении информационной основы университетских исследований один (пусть и самый обширный) архивный комплекс не может служить достаточным основанием для диагностики ситуации в империи в целом.
Конечно, исследователи анализируют не только содержимое архивов. Университетское сообщество обладает огромной коллекцией мемуаров, которые представляют альтернативную версию памяти. Их особенность состоит в том, что каждый мемуарист производит память профессионально, и даже простые автобиографии и воспоминания представляют собой отнюдь не спонтанный поток впечатлений, а организованную и отрефлексированную версию коллективного прошлого.
Как показало исследование Александра Дмитриева «Мемуары постсоветских гуманитариев: стандартизация памяти?», ученые, решившие писать воспоминания, склонны к созданию согласованной картины академической жизни прошлого. И даже если в реальном взаимодействии они оказывались идейными противниками или личными врагами, в пространстве письма люди нередко руководствуются доксой, побуждающей внушать читателям универсальные ценности. Впрочем, мемуарные матрицы меняются во времени. Вышедший из советского времени профессор продолжал осмыслять себя в университете в категориях борьбы, которую вел всю свою жизнь.
У профессорского сообщества есть специфические причины для постоянной апелляции к групповой памяти. В актуальной работе – производстве нового знания и себе подобных – участвуют тексты предшественников. Память, зафиксированная в реестрах известных имен и классических текстах, мемуарах, интервью и устных преданиях, играет важную роль в формировании и функционировании научных сообществ. Она постоянно актуализируется в университетской жизни, к ней обращаются для формулирования корпоративных интересов и решения новых задач.
Групповое прошлое (прошлое нынешних и бывших членов группы) имеет разную значимость для различных сообществ. В одних случаях роль этих представлений относительно невелика, в других – прошлое оказывается едва ли не ключевым элементом групповой идентификации. В целом в коллективном прошлом на первом плане, с одной стороны, оказывается внутренний консенсус, с другой – противопоставление своей группы другим. Для таких конструкций характерны стремление к приукрашиванию и ретушированию, наличие пустот (пропусков), связанных с неудобными событиями.
* * *Представив структуру и характер отдельных разделов, мы хотели бы в заключение еще раз вернуться к общему концептуальному каркасу книги. Теперь, опираясь на экспозицию исторических и современных кейсов, считаем необходимым прояснить историко-социлогические и социально-философские ориентиры, лежащие в основе наших подходов.
Университетские сообщества устроены достаточно сложно. Они включают и реальные, и малые, и большие, и организованные, и условные группы людей. В таких обстоятельствах особенно важны не только общие механизмы поддержания идентичности «здесь и сейчас», но и устойчивые и единые представления о своем прошлом и настоящем, о перспективах развития. Эти представления имеют назначение своего рода социального клея. Почти всегда и везде его изготавливают эксперты, специализирующиеся в такого рода деятельности (в данном случае мы не обсуждаем вопрос о качестве экспертных знаний, а лишь подчеркиваем факт разделения труда и специализации). И лишь затем это экспертное знание в той или иной мере воспринимается и усваивается остальными членами группы, превращаясь в их обыденное знание.
Некоторая искусственность производства университетского сословия в контексте российского социума способствовала формированию особой культуры и целей данной группы. Отказ от западноевропейской кальки в пользу архаичного термина сделан нами ради проблематизации данной – нашей собственной! – культуры. Но речь идет вовсе не о том, чтобы ее экзотизировать или обосновывать «особый путь» российского университета. У нас иной подход и иные намерения. Не навязывая прошлому модели для его организации и современные нам смыслы, мы и наши соавторы анализировали комплексный университетский текст как своего рода палимпсест, пытаясь прочитать под новыми строками стертые записи. Соответственно в поле зрения оказывались нарративы разного рода, запечатлевшие многообразие академических практик, – делопроизводственные документы, институциональные истории, самоописания, мемуары, письма, научные труды, периодические издания. Многослойность источниковой основы позволила анализировать университет как систему высказываний и увидеть в профессорском сословии создателей университетской доксы и нарративных идентичностей (а не просто гомогенное сообщество «замечательных образованных людей»).
Пьер Бурдьё подразумевал под «доксой» все то, «что университеты считают само собой разумеющимся». Докса регулирует внимание историка и определяет способы осмысления им университетской жизни с помощью риторических высказываний и саморепрезентаций, которые вырабатываются поколениями учащихся и учащих. Она реализуется даже через систему мыслительных категорий, усвоенных исследователем в ходе профессиональной социализации. В этой связи нас интересуют не только свидетельства сохранившихся источников, но и особенности производства знаний об университете в целом, мыслительные и вербальные категории, в которых он описывал себя в отчетах и описывается сейчас в исследованиях. Понятие «нарративная», или «повествовательная», идентичность использовано в значении, которое придал ей Поль Рикёр, – как самость, которая опосредована рассказами о других и проявляется в повествовании о себе.
