Сергей Валянский - Другая история науки. От Аристотеля до Ньютона
Аналогия с замком позволяет проиллюстрировать процесс развития искусства. Так же, как и наборы кодов в замке, известные приёмы живописи могут быть исчерпаны. Как развиваться дальше?
В случае с замком ответ прост: надо добавить ещё один цифровой штифт. Если раньше их было три, то теперь будет четыре, что существенно увеличит количество новых возможностей. Но так происходит и в живописи! Появляются новые приёмы, с помощью которых художник пытается ответить на новые вопросы. Как объёмные вещи изобразить на плоскости? Как реальное соотношение цветовых и световых отношений, существующих в природе, передать довольно бедной палитрой художника? Как передать изменяющиеся во времени события на статической картинке?
В реальности мы можем воспринимать, например, дерево как целое, но можем подойти поближе и рассмотреть каждую веточку, каждый листик; с деревом, изображённым на картине, этого сделать нельзя. Но ведь его можно изобразить не в общем виде, а в деталях! И так во всём. Можно писать батальные сцены, на которых лица плохо различимы, а можно писать портреты. Каждое из направлений живописи — это своя «степень свободы», по которой достигается прогресс вне зависимости от других направлений.
Появлению новых «качеств» способствует и развитие технических возможностей (что особенно ясно видно в архитектуре).
Если же анализировать живописные произведения, не учитывая, что развиваются новые «качества», может показаться, что идёт деградация искусства, что и произошло в анализе, выполненном А. М. Жабинским для искусства XVII–XX веков,[2] хотя анализ искусства предшествующего периода выполнен этим автором блестяще.
Человеческие сообщества — это прежде всего информационные системы: любое действие, событие, произведение есть результат получения, обработки и производства информации.
Для создания новой информации достаточно лишь одних физических данных, без привлечения каких-либо виталистических или спиритуалистических качеств. Это лишает процесс эволюции человечества того характера исключительности, каким его обычно наделяют. А, кроме того, становится ясным, что процессы моделирования могут быть применены не только для прогноза будущего, но и для воссоздания прошлого, чем и должна заниматься наука история. Процессы, сходные с теми, что мы наблюдаем в живописи, присущи всем элементам жизненной деятельности. Вот почему история как наука, имея весьма неполную информацию о прошлом, не должна ограничиваться построением «линейной» схемы этого прошлого.
История — проекция реальности
Итак, в процессе функционирования общества рождается большое количество различной информации. Теперь интересно разобрать вопрос: как она передаётся?
Человек может узнать знакомого по немногим характерным признакам. Например, знакомый узнаваем с большого расстояния из-за характерной походки, или наблюдатель слышит его голос по телефону. Кроме того, важен привычный для наблюдателя порядка узнавания, хотя обычно люди вообще не замечают различия между объектом и его образом. Человек по большей части сильно преувеличивает количество информации, которое он использует в процессе узнавания. Так, карикатурист малым числом штрихов с лёгкостью изображает свою «жертву».
Всё это имеет отношение и к истории. Действительно, реальность протекает с генерацией большого количества информации. Для описания происходящего летописец выбирает только ту, которую считает ценной. А ценность информации зависит от поставленных целей. А цели у разных авторов могут быть разными и меняться со временем. То есть мы имеем набор, но далеко не полный, проекций образов реальной информационной системы. При составлении же истории мы пытаемся решить обратную задачу: восстановить по образам исходную информационную систему.
Но тут возможны два эффекта, которые в теории информации называются неоднозначностью и двусмысленностью. Что имеется в виду, можно понять, взяв пример из лингвистики. Мы можем под разными словами подразумевать один и тот же предмет; это пример неоднозначности. А может быть обратная ситуация, когда одним словом называют разные предметы; это пример двусмысленности.
Неоднозначность может приводить к путанице, а путаница, касающаяся причин и следствий, весьма вредна при восстановлении истории. Впрочем, как и двусмысленность. Современный исследователь обладает огромным запасом слов, а словарный запас первобытного амазонского жителя состоит всего из нескольких десятков слов. Если наш исследователь начнёт переводить рассказ дикаря о его духовных воззрениях, получится нелепица, совершенно не похожая на реальную картину. И, скорее всего, обратный перевод окажется невозможным.
Затем: образы информации могут фиксироваться разными способами. Например, сообщение летописца о реальном событии записано при помощи некоей письменности на некоем носителе — пергаменте или бумаге. Понятно, что до появления книгопечатания и твёрдых правил письма каждый писал, как Бог на душу положит, и в дальнейшем вставала задача правильно прочесть написанное. Но ведь по разным причинам приходилось копировать носители информации, — либо в силу прихода их в негодность, либо для размножения. Ошибки, возникающие при последовательных актах копирования, накапливаются, и со временем информация (первоначальная и скопированная), разделённая друг от друга несколькими поколениями, может оказаться столь различной, что это будет просто другая информация.
А наиболее интересны, с нашей точки зрения, критические периоды развития, когда общество вступает в фазу неустойчивости. В такие моменты любые малые внешние воздействия (флуктуации) приводят к очень большим последствиям, предсказать которые заранее никак нельзя. Неожиданно появляется огромный объём такой новой информации, которая, если смотреть со стороны или из далёкого будущего, совершенно необъяснима. Имена и события, названия, документы и правила, которых ещё «вчера» не было, «сегодня» вдруг оказываются определяющими. Историки ломают себе головы: из-за чего произошла такая перемена?
Аналог этой ситуации — поведение шарика, установленного на вершине полусферы. Для него это явно неустойчивое состояние. В какую сторону он скатится, зависит от любых случайных малых флуктуаций: трамвай ли за окном проехал, или сотрудник в соседней комнате чихнул, — и в общем случае непредсказуемо.
В чём же причина, что шарик скатился влево, а не вправо? В простуде чихнувшего сотрудника? Нет. Причина — в неустойчивом состоянии шарика.
К сожалению, сегодня у историков нет понимания этого. Используя в основном детерминистский стиль мышления, они для каждого события ищут причину или аналог в прошлом. А при попадании социальных систем в состояние неустойчивости таких причин нет. Вот почему история ничему не учит: при «качественных скачках» возникает новая информация, которую очень сложно предсказать.
Летописцы, современники таких «скачков», не в состоянии сохранить всю сложную информацию, которая важна для понимания процессов, но это становится ясным лишь по прошествии времени. Чтобы восстановить пропущенную информацию, надо заняться моделированием некоторой теоретической ситуации, то есть отказаться от стереотипной идеи, что «история не знает сослагательного наклонения». Занимаясь историей, как раз нельзя обойтись чисто историческими методами, вроде изучения летописей.
Любая история — всего лишь проекция реальных событий, и как таковая, она слабо отражает реальность. Если сфотографировать слона в профиль и анфас, а также с хвоста и снизу, то мы получим несколько таких проекций, или образов слона. Какой снимок ни возьми, это будет слон, и все-таки — не слон, а фото части слона, не передающее ни объёма, ни динамики, ни характера.
Традиционная, общепринятая ныне история, имея набор первичных фактов (несколько фотоснимков слона, в нашей модели), вцепилась только в один, который, кстати, мало соотносится с исходной информационной системой, то есть реальным прошлым. Но историки, по сравнению с разными альтернативщиками (новыми хронологами, хронотрониками, многовариантниками) обладают тем преимуществом, что их версия так или иначе канонизирована. А это прежде всего означает, что в их руках первичная информация претерпела определённую подгонку, прошла своего рода цензуру под заранее заданную теорию. Говоря по-другому, традиционная наука-история признаёт адекватным исходной информационной системе только свой образ прошлого. Более того: «спутанные» траектории развития человечества превращаются в её, истории, толковании в однозначные, что неоправданно удлиняет цепь событий прошлого.
