Робер Мантран - Повседневная жизнь Стамбула в эпоху Сулеймана Великолепного
Султан в своей ипостаси халифа выступает в качестве духовного главы всех правоверных, однако на деле этот титул имеет скорее декоративный характер, то есть не влечет за собой практических последствий. В соответствии с природой ислама религиозная и судебная власти переплетены теснейшим образом. Хотя духовенства, аналогичного христианскому клиру, в исламе нет, имеются лица, в обязанности которых входит надзор за тем, чтобы религия уважалась, и особенно за тем, чтобы с юридическими нормами, полученными в результате толкования Корана, постоянно согласовывались как официально провозглашаемые правительственные акты, так и деятельность индивидов, социальных и экономических групп. Выполнение этих функций в столице поручается кадиям Стамбула, Галаты, Эюба и Ускюдара — все они находятся в подчинении муфтия Стамбула, носящего титул шейх-уль-ислам. Этот высокий сановник — гарант уважения к религии, так как он полномочен наложить вето на любое решение, на любое постановление правительства, если они, по его убеждению, не соответствуют закону ислама: его одобрение в самом деле необходимо для провозглашения нормативного акта или закона, издаваемых по воле султана.
Шейх-уль-ислам, кадиаскер (армейский судья) и все кади более низких ступеней — выпускники медресе, высших учебных заведений в системе исламского образования. В медресе студенты, избравшие своей специальностью богословскую науку, погружаются в изучение исламской догматики и исламского закона (шариата). Особенно высок был авторитет тех стамбульских медресе, которые обязаны своим возникновением султанам Баязиду, Мехмету Завоевателю и Сулейману Великолепному.{18}
Слава Стамбула как святыни ислама еще больше возросла после сооружения в нем ансамбля мечетей, которые входят в число самых прекрасных в мусульманском мире. Султаны XV–XVI веков решили, что этот город, бывший ранее одним из главных центров христианства, должен стать символом триумфа ислама, превратившись в столицу мусульманской империи. Он им и стал, так как возведенные ими мечети — мечеть Баязида, Сулейманийе, Селимийе, мечеть Шехзаде, мечеть Ахмета и множество других — по праву считаются шедеврами зодчества.
Между тем как в Иране и арабских странах искусство, равно как и интеллектуальная жизнь, падает до нулевой отметки,{19} Стамбул становится самым крупным культурным центром. Артисты, писатели, поэты (некоторые султаны сами охотно предавались сочинению стихов), историки, миниатюристы, каллиграфы получают моральную и материальную поддержку властителей и придворной знати и в благодарность разносят славу о столице по всему исламскому миру и даже за его пределы. Сказанное в первую очередь относится к XVI веку, который можно назвать «золотым веком Османской империи» или же «веком Сулеймана». В эту пору Империя — на вершине своего могущества, она достигает максимума своей территории; султан богат и может собрать к своему двору архитекторов и писателей отовсюду, откуда ему только заблагорассудится. Стамбул живет в роскоши, и нет такого визиря, ни крупного чиновника, ни вообще сколь-либо значительной особы, кто не пожелал бы оставить свидетельство своего богатства и своей щедрости. Чаще всего меценаты посвящают немалые средства возведению культовых зданий и сооружений общего пользования во славу ислама и на удовлетворение нужд верующих. И так как архитекторы и художники (оформители), которым доверена эта важная и почетная миссия, люди тонкого вкуса, Стамбул покрывается замечательными памятниками, которые поныне остаются бесстрастными свидетельствами той грандиозной эпохи.
Их успех предопределен прежде всего тем, что Османская империя купается в роскоши; благодаря завоеваниям доходы казны растут, и султан имеет возможность без ущерба для государства тратить часть поступлений на помпезное строительство. Он располагал достаточными средствами, чтобы привлечь в столицу лучших зодчих из провинций, в том числе и только что завоеванных. Мусульмане и христиане сотрудничают и соревнуются в деле ее украшения и возвеличения. С XVI века все больше людей Запада предпринимают путешествия по странам Востока, и среди всех городов, которые им довелось посетить, они неизменно выделяют Стамбул. Именно из столицы Османской империи привозят они самые яркие впечатления.{20}
Эти люди Запада — прежде всего официальные лица: послы, консулы, главы торгующих в пределах Империи купеческих корпораций. Они же — первые востоковеды, знатоки античности и естествознания. В Стамбуле постепенно оседают купцы, прибывшие в поисках рынков сбыта европейских товаров и скупки произведенного в странах Азии для перепродажи в Европе. Торговый путь через мыс Доброй Надежды даже в XVI веке еще не используется столь интенсивно, чтобы составить конкуренцию традиционным коммерческим маршрутам. Для европейских торговцев существовала еще одна приманка — богатство важных лиц Империи, тратившееся в существенной своей части на приобретение предметов роскоши. К тому же Стамбул переживает эпоху ускоренного демографического роста, увеличение численности населения ведет к возрастанию импорта продуктов питания. Нужно было также поставлять сырье для ремесленного производства, материалы для арсеналов, армии, строителей. Таким образом, Стамбул превращается в центр экономического притяжения, и все слои населения испытывают на себе благодетельное воздействие экономической конъюнктуры. Так как война — самое широкое поле для приложения сил и к тому же любимое занятие турок, победы и завоевания увеличивают престиж не только султана, но и его народа и столицы. Даже греки Стамбула, вынужденные жить под турецким законом, — даже они испытывают некоторую гордость за грозную репутацию «их» города.
Но вот турецкая армия терпит на полях сражений первые неудачи. И как только завоевания прекращаются, приток добычи иссякает. Тогда-то обстановка в городе мало-помалу начинает меняться к худшему. Конечно, в конце XVI века изменения эти пока еще почти неощутимы, хотя турецкий флот и терпит очень серьезное (однако вовсе не безнадежное) поражение при Лепанто (1571), хотя экономический или, вернее, финансовый кризис отметил собою последние годы столетия. В конце концов, государство все еще достаточно устойчиво, чтобы пережить эти невзгоды без большого ущерба для себя. Гораздо серьезнее то обстоятельство, что турки, воспитанные на идее превосходства ислама и мусульманского общества над христианским, не прилагают ровно никаких усилий, чтобы добиться обновления своего мира, приспособить свою Империю к новым условиям существования. Между тем условия эти все больше и больше дают знать о себе: богатства Америки притекают в Европу и модифицируют экономические структуры Запада, который обретает новую организацию, развивает многоотраслевое производство, укрепляет торговлю, перестраивает старый порядок. Испания, а вслед за ней Франция, Англия и Нидерланды превращаются в динамично развивающиеся нации. И каждая из них стремится в конце XVI века изменить в свою пользу течение событий и экономический обмен.
Нельзя сказать, что Османская империя испытала последствия всего этого немедленно, но бесспорно то, что великий порыв XVI века исчерпал себя к началу следующего. И это видно прежде всего на Стамбуле после Ахмета I, который правил в начале XVII века.{21} Прекратилось строительство больших мечетей, если не считать пары исключений; для завершения постройки Ени Валиде потребуется целых шестьдесят лет! И в провинции, и в столице множатся бунты, главными участниками которых, по крайней мере вначале, становятся янычары; но затем в них все больше и больше втягиваются члены ремесленных и торговых корпораций — явный знак того, что далеко не все идет, как надо. Даже почтение к султану подвергается испытанию: в течение XVII века четыре султана были свергнуты с престола и два из них — преданы смерти.{22} Фаворитизм делается общим правилом государственного правления, и глубокие трещины показываются на здании, которое возводилось султанами с великим тщанием на протяжении трех веков. Политический упадок сопровождается интеллектуальным и художественным застоем, но это не мешает Стамбулу оставаться великой метрополией ислама и сохранять первое место среди городов старого континента; в этом качестве он по-прежнему предмет обожания, даже зависти. Турецкую империю боятся несколько меньше, чем в предыдущем столетии, но она все же сохраняет репутацию мощной военной державы, и никто пока не рискует напасть на нее. Только к концу XVII века Австрия и Россия осмеливаются предпринять против нее первые приступы. Перед этим османы, правда, осаждали Вену, но то была уже лебединая песня: после поражения под австрийской столицей неудачи преследуют турецкую армию, делаясь при этом все более и более серьезными. Сама же Турция превращается в игрушку западных держав, в «больного человека», которого Европа намерена лечить по-своему.{23}
