Николай Ямской - Легенды московского застолья. Заметки о вкусной, не очень вкусной, здоровой и не совсем здоровой, но все равно удивительно интересной жизни
Местом новой службы уже ставшего писательским и актерским любимцем Якова Даниловича стал ресторан Клуба театральных работников. Располагалось это заведение в подвале одного из четырех жилых корпусов по адресу Старопименовский переулок, участок 7. В 1927 году весь этот весьма живописный комплекс был сооружен для членов кооператива «Труженик искусства». А те подвал в строении 3 почти сразу же сдали организаторам так называемого Кружка друзей культуры и искусства. Фактически хозяйственными делами в кружке ведали некие юркие деловые люди, благодаря которым служители различных муз скоро обнаружили, что они всего лишь прикрытие. А под их маркой в подвале на самом деле функционировало «полукабаре» с буфетом и тайными карточными играми на деньги. К концу 1929 года, когда от нэпа остались одни воспоминания, кружок, как его уродливое порождение, прихлопнули. А помещение вместе со всем имуществом и мебелью передали новой общественной организации — Клубу театральных работников. Расположение оказалось исключительно удобным, благо часть наиболее знаменитых мастеров сцены проживала буквально в шаговой доступности.
Здание Клуба театральных работников Герои эпохи возрождения
Давно подмявшая жизнь в стране под себя правящая партия ВКП(б) уже вовсю присматривала за творцами. Но Клубу театральных работников еще повезло. Смотрящим от партгосаппарата в нем поставили старого большевика Феликса Кона, который в клубные дела лишний раз не залезал. А верховодили в Старопименовском подвале сами мастера сцены в лице ими же избранных мхатовца Ивана Москвина и оперной примы Валерии Барсовой. Директорские функции по-своему артистично исполнял Борис Михайлович Филиппов, специально откомандированный из Ленинграда, где он служил заведующим литературной частью в Большом драматическом театре. Умения, энтузиазма да и просто любви к своему новому детищу у него было столько, что дело сразу же пошло на лад. Буквально за какие-то несколько месяцев после открытия театральный клуб в Старопименовском подвале стал исключительно почитаемым в Москве местом. В нем проводили свой досуг не только мастера театра, эстрады, быстро развивающегося кино, но и были желанными гостями лучшие люди страны — герои сверхдальних перелетов, ударники труда, покорители полярных просторов, знаменитые спортсмены.
Игра с проблесками авторства и высокого вкусаКстати, главным видом спорта в клубе был бильярд. А первым в нем игроком — без сожаления отказавшийся от визитов в «Дом Герцена» Маяковский. Встречи с его участием за бильярдным столом бывали не менее сценичны, чем знаменитые клубные капустники. Особенно когда борьба завязывалась между Владимиром Владимировичем и Михаилом Афанасьевичем. Впрочем, Булгаков почти всегда проигрывал. Но с таким достоинством, что у Маяковского даже мысли не возникало предложить ему, как всем прочим, «продувшим» партию, лезть под стол.
Зато за столами клубного ресторана — небольшого, но уютного, с удобно выгороженными по сторонам ложами — посетители занимали места с предвкушением только одного — большого удовольствия. Тем более что многие еще по прежнему месту работы Бороды знали, какие радости поджидают в его владениях каждого, кто ценит искреннее гостеприимство и высокую, с проблесками авторства кухню.
Кодекс старого корсараМежду прочим, и в зале, и на кухне у Якова Даниловича особенно никто не баловал. И дело было не только в том, что, в отличие от «проходного двора» в «Доме Герцена», в клуб абы кого не пропускали.
В Старопименовском подвале тоже находились любители пошалить. Просто и раньше не больно терпеливый к развязности и даже вспыльчивый Розенталь с годами стал особенно строг и нетерпим к разгильдяйству, воровству и хамству.
Сохранилось немало свидетельств того, как Борода мог привести в себя не в меру разгулявшегося посетителя одним взглядом. А кухня у него вообще была святым местом, куда из посторонних не было хода никому. Единственное исключение Розенталь делал только для Михаила Михайловича Климова. Да и то только потому, что больше никто, кроме этого старейшего актера Малого театра, не мог приготовить какие-то особенные, с неповторимым вкусом «биточки по-климовски».
Отношение Якова Даниловича к своей миссии и достигнутые благодаря ему результаты в ресторанном деле вызывали глубочайшее к нему почтение со стороны даже самых-самых «дважды народных, трижды лауреатных». Многие вообще считали за честь пригласить его к своему столу. И что характерно? Порой подсаживался. Иногда мог даже пригубить. Но никогда не засиживался. А извинялся. Чтобы отлучиться на кухню проверить чей-то заказ. Встретить и, если есть места, разместить очередного посетителя. Усадить, обогреть теплым словом, хорошенько накормить. Словом, Борода знал свою работу. И красиво, с умением и достоинством настоящего мастера ее делал.
Очередное явление Арчибальда Арчибальдовича народуВероятно, по совокупности всех этих замечательных качеств Якова Даниловича Розенталя такого же высокого уровня профессионалы, но в искусстве или какой-либо иной сфере деятельности не только приглашали к столу, но и по-настоящему с ним дружили, делились как с близким человеком своими радостями и горестями. А некоторые, как тот же Михаил Булгаков, даже не избежали искушения как-то запечатлеть в своих текстах эту необыкновенно обаятельную и колоритную личность. Работая в то время над рукописью «Романа о дьяволе» (так называлась первая редакция «Мастера и Маргариты»), Михаил Афанасьевич наделил своего фактурного метрдотеля грибоедовского ресторана некоторыми характерными внешними и внутренними чертами Бороды. И даже в какой-то степени подшутил при этом над реальным Яковом Даниловичем, включив в свое сочинение эпизод, когда во время пожара в «Доме Грибоедова» его прообраз уносит с собой пару ранее им «оторванных от архитекторского съезда» и предусмотрительно «заначенных» балыковых бревен.
По местам москвы БулгаковскойВ том, что шутка будет правильно понята, Булгаков даже не сомневался. С реальным Розенталем такое никак не вязалось. Вся театрально-писательская Москва знала этого человека как истинного бессребреника, который только работой и жил. Тем более те, кто бывал у Бороды дома, в его скромной квартирке на Гоголевском бульваре (они, кстати, с Булгаковым были еще и соседями: последние годы жизни тот проживал совсем неподалеку — в знаменитой «писательской надстройке» в Нащокинском переулке), всегда поражались — насколько же скромно, почти аскетично жил этот великий ресторанный кудесник.
Между прочим, образ «Дома Грибоедова» с его писательской кормушкой был еще более собирательным, чем «пиратствующий» в ней Арчибальд Арчибальдович. Исследователи творчества Булгакова до сих пор обнаруживают в «Грибоедове» все новые и новые черты сходства то с «Домом Герцена», то с Клубом работников искусств, то с Домом печати, в котором Розенталь одно время тоже «поднимал питание».
Но все же лично мне кажется, что, скажем, знаменитую сцену полуночного ужина и танцев в вотчине Арчибальда Арчибальдовича автор «разыграл» в стенах еще одного, весьма популярного одно время в Москве заведения.
Дело было в ЖургазеПолагаю, что многое Булгакову было подсказано именно здесь. Во всяком случае, в свое время многие к тому следы вели в эту новую «адскую мельницу». Дело в том, что начиная с 1934 года клубный ресторан в Старопименовском подвале работал в осенне-зимний сезон. А весной и летом стал переезжать в свой филиал, уютный садик на Страстном бульваре» у дома 11, где тогда помещалось журнально-газетное объединение Жургаз, занятое выпуском «Огонька», а заодно и еще трех десятков периодических изданий.
И снова здравствуйте!Надо ли уточнять, что главным администратором, кулинаром и, уже по обыкновению, радушным хозяином был в нем все тот же Яков Данилович Розенталь, к старой кличке которого Борода благодаря ходившему по рукам в клубе шаржу художника К. Елисеева прибавилась новая — Дядька Черномор. К любимому ресторанному «колдуну» потянулись все его старые друзья — посетители Старопименовского подвала. Маяковского, правда, среди них уже не было — весной 1930-го поэта не стало. Но в почетных гостях — кроме, разумеется, самого Булгакова, числились легендарный старейшина московских репортеров В. Гиляровский, исключительно популярные после выхода «Двенадцати стульев» Илья Ильф и Евгений Петров, поэт-баснописец Демьян Бедный, старый, еще по «Дому Герцена» клиент Бороды Юрий Олеша, сразу же последовавший за Розенталем сначала в клуб, а затем и в его летний филиал.
Словом, очень быстро в Жургаз перебазировался целый отряд заслуженных ветеранов и новичков «театрализованного подполья» в Старопименовском переулке.
