Уильям Гэддис: искусство романа - Мур Стивен

Первый конрадовский эпизод — после встречи Гиббса и Эйгена с юристом Бимишем, пришедшем по поводу распоряжения имуществом Шрамма. Найдя Malleus Maleficarum, который он однажды одолжил Шрамму, Гиббс обнаруживает, что тот хранил в ее страницах фотографию своей молодой мачехи. Эйгена она сразу же увлекает, и Гиббс грубо замечает:

Бимиш говорит, что у него есть бумаги ей на подпись, и Эйген вызывается передать ей фотографию и документы. Даже пьяный, Гиббс позже тем же вечером может увидеть очевидную параллель, наткнувшись на «Сердце тьмы» в квартире Эйгена. Он пристает к нему со словами: «Проклятое „Сердце тьмы“, веселенькое чтение „Сердца тьмы“, эпизод в конце где он приносит ей ее фотографию и письма […] эпизод где она говорит вы были его другом, эпизод где она говорит вы знали, какие у него были великие планы что-то должно остаться хочет жить с его последними словами, эпизод где ты стучишься в дверь из красного дерева относишь бумаги миссис Шрамм захочет его последние слова верить и срать — две очень разные вещи миссис Шрамм никогда не забывайте».

Но как Марлоу откладывает на год возвращение фотографий и письма нареченной Куртца, так и Эйген забывает о документах, пока не находит их в кармане через несколько недель. На этот раз трезвый Гиббс прямо заявляет Эйгену о его плотским мотиве для встречи со вдовой Шрамма:

Все отсылки к «Сердцу тьмы» в «Джей Ар» — к последней трети произведения, где Марлоу сначала пытается понять, что для него значит Куртц, а затем — сохранить или разрушить наивные иллюзии нареченной о Куртце. Эйген сталкивается только с первым; последнее не имеет значения, поскольку, хоть миссис Шрамм и появляется ненадолго в романе, очевидно, что она не более чем молодая оппортунистка, которая вышла за пожилого Шрамма только ради денег. У нее, вероятно, отсутствуют какие-либо иллюзии, и уж точно ей не хватает «зрелой способности к верности» нареченной. Брошенный женой и сексуально неудовлетворенный, Эйген начинает встречаться с миссис Шрамм (ныне богатой молодой вдовой) с низменными прагматическими мотивами — бурлескной версией благоговейного отношения Марлоу к невесте Куртца. Эйген избавлен от дилеммы Марлоу — которая, как указывает Гиббс посредством Моцарта, сводится к выбору между «верить и срать».

Отношения Эйгена со Шраммом сложнее. Как и Куртц (с которым он делит односложную немецкую фамилию), Шрамм покинул родину, чтобы отправиться за границу, но не в Африку за слоновой костью, а в Европу, чтобы сражаться во Второй мировой войне. Там он пережил такое, что стал презирать свою страну так же, как Куртц презирает бельгийскую компанию. «Единственное время когда он по-настоящему жил — на войне, — рассказывает Гиббс Эми, — он был командиром танка в Арденнах и когда все закончилось просто не мог до конца, у него случались скверные периоды вот и все». Но после его самоубийства Гиббс узнает, что, защищая небольшой городок, Шрамм попал в плен к немцам, когда остальная его дивизия уже отступила, не сообщив ему [176]. Попытки Шрамма написать книгу о пережитом опыте терпят неудачу — отчасти из-за неодобрения отца, хотя ему и удалось написать сценарий вестерна под названием «Грязные трюки», аллегорию тех событий. (Гэддис написал такой сценарий под названием «Один прекрасный день».) Эйген проявляет к черновикам Шрамма такой же собственнический интерес, как Марлоу — к бумагам Куртца. Хотя и Эйген, и Шрамм — писатели, между ними нет профессионального соперничества: Эйген написал важный, пусть и забытый роман, явно затмевающий вестерн Шрамма. Но ему трудно написать что-то новое, и, по-видимому, он видит в черновиках Шрамма средство, которое поможет ему преодолеть творческий кризис и, возможно, искупить внушенную Гиббсом вину за то, что косвенно он способствовал самоубийству друга. Спор из-за черновиков Шрамма такой же нелепый, как и из-за бумаг Куртца. Гиббс находит их в футляре от пишущей машинки Шрамма и читает, но лжет Эйгену, что не видел их; когда Эйген прибывает в квартиру на 96-й улице, чтобы поискать их самому, он говорит Роде, что это «одна моя начатая работа»; Рода — последняя девушка Шрамма и чуть ли не такая же дикарка, как любовница Куртца, — отвечает, что он лжет, но тот наконец находит черновики под какими-то коробками, и в последний раз мы видим его несущим их к миссис Шрамм с мотивами в лучшем случае смешанными.

Гиббс и Эйген, как Марлоу до них, видят компромиссы, самообман и откровенную ложь, которые, как это ни парадоксально, порой необходимы для сохранения царства идеалов — прекрасного мира, воплощенного, по мнению Марлоу, в нареченной Куртца. Она выступает в роли нравственной фантазии: пусть это скорее проклятие, чем благословение, но оно отделяет ее, Куртца и Марлоу от странников, «вялых демонов» [177] и других моральных банкротов из повести Конрада. Именно это моральное воображение отличает, со всеми их недостатками, Эйгена, Баста, Гиббса и лучших персонажей «Джей Ар» от остальных. И редкое, но хирургическое применение Гэддисом «Сердца тьмы» подчеркивает ненадежную искусственность этого морального царства. Всем четырем произведениям — Теннисона, Киплинга, Уайльда и Конрада — присуще внимание к обоснованности культурных и моральных идеалов и трудности следования им перед лицом личного несчастья и распространенной коррупции [178]. Драматическое обновление Гэддисом этих проблем и трудностей напоминает читателю, что культура всегда находится в состоянии кризиса и всегда будет требовать большего от меньшинства, все еще убежденного в том, что культуру стоит сохранять.

КЛАССИЧЕСКОЕ НАСЛЕДИЕ

 Ссылка на Ипполита в словах Гиббса о семье Шрамма — один из многих намеков на греческие мифы и философию, разбросанных по «Джей Ар». Некоторые — например, этот миф о любви Федры к пасынку, — случайны и локальны в том смысле, что они не образуют какой-либо образной структуры, только напоминают о самых мрачных уголках греческой мифологии. Так, мы слышим, как Эми сравнивает звук циркулярной пилы с Эриниями, встречаем компании, названные в честь стоглавого чудовища Тифона, дельфийской жрицы Пифии и Эреба, олицетворения тьмы (туда же — название корабля в начале «Сердца тьмы»). Брисбой хотел назвать похоронную фирму в честь Харона, но его мать «посчитала это изыском для знатоков». Несколько раз упоминается Платон, единожды приводится отрывок из Гераклита, Гиббс часто цитирует «Политику» Аристотеля в «Агонии агапе», но самые важные ссылки относятся к греческому философу Эмпедоклу и к Филоктету — раненому лучнику, положившему конец Троянской войне. Относительная редкость ссылок на эти две фигуры обратно пропорциональна их важности в «Джей Ар».