Юдзан Будосесинсю - Книга самурая. Бусидо
Несчастье и счастье человека действия
Не имеет значения, какую смерть мы рассматриваем в качестве завершения пути человека к совершенству — естественную или же смерть в духе «Хагакурэ», смерть от руки врага или в результате вскрытия себе живота. В любом случае, требование быть человеком действия не меняет отношения к жизни и не толкает нас на поиски легкого пути.
«В ситуации «или — или» без колебаний выбирай смерть».
Дзете учит нас, что, в каком бы положении мы ни оказались, самоотверженность позволяет нам проявить максимум добродетели. И, к тому же, подлинная ситуация «или — или» возникает нечасто. Интересно, что, хотя Дзете и подчеркивает необходимость быстрой смерти, он не торопится дать нам определение ситуации «или — или».
Рассуждение, в результате которого человек принимает решение умереть, приходит после многих других рассуждений и решений жить дальше. И это длительное созревание человека для принятия окончательного решения требует, чтобы он долго боролся и размышлял. Для такого человека жизнь — это круг, который может замкнуться, если к нему прибавить одну-единственную точку. Изо дня в день он отбрасывает круги, которым недостает какой-нибудь точки, и продолжает встречать последовательность таких же кругов.
В противоположность этому, жизнь писателя или философа представляется ему нагромождением постепенно расширяющихся кругов, в центре которых находится он сам.
Но когда наконец наступает смерть, у кого возникает большее чувство завершенности — у человека действия или у писателя? Я склонен считать, что смерть, которая завершает наш мир добавлением к нему единственной точки, дает человеку намного большее чувство завершенности.
Наибольшим несчастьем человеку действия представляется ситуация, в которой он не умрет после того, как к его жизни добавлена завершающая точка.
Ейти Насу жил еще долго после того, как поразил стрелой веер, служивший ему мишенью. Учение Дзете о смерти акцентирует наше внимание на счастье человека действия и не интересуется тем, что делает этот человек.
Сам Дзете мечтал о достижения такого счастья, когда собирался совершить самоубийство в возрасте сорока двух лет после смерти своего господина Мицусигэ Набэсима (дайме второго поколения клана Набэсима), однако ему помешал запрет на подобные самоубийства. Тогда Дзете побрил себе голову и стал буддийским монахом. Он умер своей смертью в возрасте шестидесяти одного года, оставив потомкам «Хагакурэ».
«Хагакурэ» — источник моего литературного творчества
За все послевоенное время мое отношение к «Хагакурэ» почти не изменилось. Пожалуй, лучше будет сказать, что когда я писал вышеупомянутую статью, мое понимание «Хагакурэ» впервые обрело форму у меня в сознании, и с тех пор я всегда сознательно строил свою жизнь в духе «Хагакурэ» и посвящал ему свои силы и дерзания. С каждым годом «Хагакурэ» все глубже входило в мои плоть и кровь.
Однако, следуя по пути писателя и любимца публики, которых «Хагакурэ» осуждает, я очень болезненно переживал несоответствие между искусством и этикой действия. Это несоответствие терзало меня много лет, потому что мне все время казалось, что за личиной литературы всегда скрывается малодушие. Фактически, своей глубокой преданностью Пути ученого и воина я обязан именно влиянию «Хагакурэ». Я отдаю себе отчет в том, что о Пути ученого и воина легко говорить, но его очень трудно претворять в жизнь. Но я понимаю также, что только этот Путь позволяет мне оправдать свою литературную деятельность. Этим пониманием я также обязан «Хагакурэ».
Между тем, я убежден, что искусство, которое не выходит за узкие рамки искусства, вскоре приходит в упадок и умирает, и поэтому я не причисляю себя к сторонникам искусства для искусства. Ведь если искусству ничто не угрожает, если оно не подвержено влиянию чего-то внешнего по отношению к себе, оно быстро истощается.
Писательское искусство черпает свое вдохновение из жизни, и хотя жизнь тем самым может быть названа источником искусства, она является также его злейшим врагом. Жизнь присуща самому писателю, и в то же время она является вечной антитезой искусства.
Неожиданно для себя я открыл в «Хагакурэ» философию жизни и почувствовал, что прекрасный исконный мир этой книги может преобразить хаос мира литературы.
Подлинный смысл «Хагакурэ» для меня — в видении этого исконного мира, и хотя «Хагакурэ» сделало мою писательскую жизнь очень трудной, оно стало источником моего литературного творчества. Снова и снова «Хагакурэ» наполняет меня жизненной силой. Оно вдохновляет, наставляет и оценивает меня. В нем я нахожу великую красоту — красоту льда.
Мое «Хагакурэ»: «Хагакурэ» продолжает жить «Я верю, что высшая любовь — это тайная любовь.
Будучи однажды облеченной в слова, любовь теряет свое достоинство. Всю жизнь тосковать по возлюбленному и умереть от неразделенной любви, ни разу не произнеся его имени, — вот в чем подлинный смысл любви».
(Книга Вторая)
Современный юноша с унынием на лице.
За двадцать лет, которые прошли после войны. Япония преобразилась в точности так, как было предсказано в «Хагакурэ». Теперь в Японии нет самураев, нет войны; экономика начала возрождаться; жизнь вошла в мирное русло — и юноша заскучал. Повторяю, «Хагакурэ» — это, по существу, парадоксальная книга. Когда «Хагакурэ» утверждает: «Цветок красный», публика говорит: «Цветок белый». Когда «Хагакурэ» говорит: «Человек не должен так поступать», оказывается, что весь мир предпочитает именно этот образ действия. При пристальном рассмотрении выясняется, что за строгими заповедями «Хагакурэ» лежат социальные условности и общественные мнения, находящиеся в полном противоречии с современным миром.
Эти условности и мнения отражают традиционное мировоззрение японцев.
Приведем пример этого феномена. Очевидно, в наши дни не впервые мужская мода словно подражает женской. И молодые люди, на лице у которых написано уныние, появлялись в истории Японии уже не раз. В период Гэнроку (а Дзете ушел от мирских забот и жил в уединении в течение тринадцати лет эпохи Гэнроку. начиная с 1700 года) сердцами самураев овладела изысканность, которая проявилась не только в одежде но и в форме мечей, и рисунках на ножнах.
Достаточно одного взгляда на стилизованные свитки Моноробу Хисикава (мастера укие-э того времени) с изображениями роскошных доспехов и аристократических манер тех времен, чтобы увидеть, как сильно барские традиции купцов и горожан повлияли тогда на образ жизни самураев.
Если в наши дни поговорить с подростками или молодыми людьми двадцати-тридцатилетнего возраста, можно убедиться, что все их интересы сводятся к тому, чтобы модно одеваться и производить хорошее впечатление на других. Однажды я зашел в кафе, в котором исполняли джазовую музыку. Не успел я как следует расположиться за столиком, как молодой человек, сидевший рядом, устроил мне настоящий допрос:
— Где вы купили такие туфли? Или может быть, вам их сделали на заказ? А манжеты — где вы взяли манжеты? Где вы приобретали материал для своего костюма? А кто вам его пошил? — Он обрушил на меня целый поток столь бестактных вопросов, что забеспокоился даже сидевший рядом с ним товарищ.
Эй, прекрати, — сказал он другу. — ты выглядишь нищим, когда задаешь такие вопросы. Ты ведь можешь молча посмотреть на этого мужчину, а затем поискать в магазинах что-то подобное для себя?
Нет, лучше я открыто расспрошу его обо всем — не соглашался первый.
Для них вся жизнь сводится к тому чтобы разбираться в мужской одежде и показывать себя с лучшей стороны. Вот отрывок из «Хагакурэ», описывающий похожее отношение:
За последние тридцать лет обычаи сильно изменились.
В наши дни самураи собираются только для того, чтобы поговорить о деньгах, об удачных покупках, о новых стилях в одежде и о своих любовных похождениях. Старые традиции умирают на глазах. Можно сказать, что раньше, когда человек достигал возраста двадцати или тридцати лет, он не носил в своем сердце таких презренных мыслей и никогда не говорил на такие темы. Когда другой случайно упоминал о чем-то подобном, он считал это оскорблением в свой адрес.
Этот новый обычай появился потому, что люди теперь уделяют слишком много внимания своей репутации и ведению домашнего хозяйства. Чего только не достиг бы человек, если бы он не стремился во всем подражать другим!
(Книга Первая)
Феминизация мужчин
Кроме того, в современной Японии мы постоянно слышим о феминизации мужчин. Очевидно, феминизация происходит вследствие подражания американскому образу жизни с его установками наподобие принципа: «Пропустите женщин вперед!». Но в прошлом мы уже сталкивались с этим явлением. Феминизация японских мужчин началась еще тогда, когда правительство Токугава, отказавшись от услуг великих воинов, прекратило вести боевые действия и начало мирно управлять страной. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на оттиски мастера укие-э XVIII века Харунобу Судзуки. На многих изображениях парочки сидят в обнимку на верандах и наблюдают за цветением слив. При этом мужчина и женщина так похожи друг на друга своими прическами, одеждой и выражением лица, что, как бы вы ни приглядывались, под каким бы углом вы на них ни смотрели, вы не можете понять, кто из них кто. В эпоху написания «Хагакурэ» эта тенденция уже давала о себе знать.
