Юлия Чернявская - Психология национальной нетерпимости
Первое направление, столь популярное в социальной мысли современного Запада, — психологические теории, развиваемые в русле философии неофрейдизма. Среди сторонников психологической трактовки агрессивности следует назвать В. Райха, К. Хорни, Г. Маркузе, А. Миттерлиха, Н. Брауна. А. Баллока, Э. Фромма.
Главный тезис второго направления, широко представленного сегодня концепциями «врожденной человеческой агрессивности» или биологическими концепциями (Р. Ардри, П. Ванден Берг, К. Лоренц, Д. Моррис, А. Сторр, Л. Тайгер, С. Тернер, Н. Тинберген, Р. Фокс и др.) состоит в том, что агрессивность человека — это врожденный инстинкт, изначально присущий его природе, тесно связанный с животным миром, из которого homo sapiens выделился лишь сравнительно недавно.
Агрессивность рассматривается сторонниками этого направления как один из атавизмов, доставшихся человечеству в наследство от зоологических и примитивных предков, при этом значение социализации человека ими игнорируется. Ошибка этих исследователей заключается в абсолютизации агрессивности, возведение ее в ранг ведущего фактора человеческого поведения, чуть ли не основного свойства всей живой материи. Согласно этому подходу, агрессивность выступает в качестве некоего животного начала в человеке, не снятого и опосредованного социализацией.
Разумеется, нельзя полностью отрицать наличие у человека агрессивности. Но агрессивность не является раз и навсегда данным, заложенным в генах врожденным инстинктом, а лишь как одно из проявлений человеческого поведения. Поэтому нет серьезных оснований для абсолютизации данного свойства для того, чтобы рассматривать его ведущим и определяющим мотивом всей человеческой жизнедеятельности.
Авторами биогенетических концепций в пользу агрессивности первобытных людей выдвигается и другой аргумент. В первобытном обществе, утверждают они, имело место большое количество войн, и что войны широко распространены и сегодня у сохранившихся отсталых племен и народов. Конфликты и столкновения рассматриваются представителями данной концепции как результат агрессивной природы этих племен. «Постоянно проистекающая из глубины человеческой природы агрессивная энергия, — пишет Д. Фримен, — неизбежно требует освобождения и находит себе выход в таких актах человеческого поведения, как постоянные войны, взаимное истребление друг друга и охота на себе подобных».
Однако выводы, полученные в результате изучения жизни сохранившихся до сих пор людей, живущих в первобытных условиях, опровергают мысль об их чрезмерной агрессивности и показывают, что «нормальным состоянием современных примитивных племен является мир, а не война, и что отношения между племенами гораздо чаще основываются на дружеских и мирных связях, чем на вражде. Если же войны и имеют здесь место, то они представляют собой менее обычную форму отмщения или правосудия и всегда подчиняются известным нормам и правилам, совершаясь в узаконенных обычаем рамках».
Исследователь права М. Рейснер, изучая различные формы права на разных ступенях развития человеческой цивилизации, указывает, что междуродовые столкновения происходили несомненно на основе борьбы за границы или пределы охотничьих округов, а впоследствии — пределы скотоводческих кочевок или коммунально обрабатываемой земли. Но люди, выросшие в пределах первобытного рода и в условиях дикарского хозяйства, не были способны подойти к решению вопроса с его настоящей хозяйственной стороны. Их мозг и нервы не содержали в себе достаточного количества навыков, эмоций и комплексов, чтобы экономику понять как экономику. «Поэтому когда приходилось реагировать против чужеродцев, то на первый план выступали инстинкты родового защитника и бойца и чувства мести против всякого нарушения равенства».
Враждебность есть определенное общественное отношение, которое возникает не на пустом месте, а основывается на объективно данных материальных предпосылках, определяющих характер отношении даже внутри отдельной человеческой группы, так что об их внешнем выражении в виде определенных, устойчивых общественных форм связи одной группы с другой говорить не приходится.
Вряд ли можно отрицать, что враждебные отношения есть определенная форма общественной связи групп друг с другом, нуждающихся в материально обусловленных общественных предпосылках. Отсутствие всяких общественных отношений одной группы с другой на первых ступенях эпохи первобытного общества согласно даже формальной логике должно было означать в равной мере и отсутствие враждебных отношений. Таким образом, закономерная гипотеза, что отношения между человеческими группами на ранней ступени первобытного общества были неразвиты или почти отсутствовали, никак не согласуется с высказываемым некоторыми учеными положением о постоянной вражде первобытных групп людей. Даже если приписать первобытной человеческой группе вымышленную внутреннюю тенденцию к вражде с другими, то, логически рассуждая, никак нельзя пойти дальше признания, что на ранних этапах развития первобытного общества подобная тенденция могла привести лишь к отдельным случайным столкновениям. Враждебность как постоянное качество не может иметь место, для «образа врага», соответственно, нет объективных условий.
Объективно существующая замкнутость группы, неразвитость ее связей с другими сводит враждебность даже при вымышленной внутренней устойчивой тенденции к вражде на ступень случайного эпизода, так как низкая ступень развития производительных сил не создает реальной основы для стабильных форм проявления этой тенденции. Тогда напрашивается вопрос: если для констатации общественных отношений между группами на данной ступени развития еще нет материальной и общественной основы, то какая основа может быть подведена под состояние постоянной вражды?
Общественной основы для вражды пет, биологическая наука отрицает внутривидовую борьбу и не дает ни малейшей опоры для констатации борьбы для обособленных внутривидовых групп друг с другом. Видимо, есть основание полагать, что уже на ранних ступенях развития первобытного общества складывалась объективная закономерная тенденция к мирному взаимовлиянию отдельных человеческих групп, к сотрудничеству их друг с другом. Мелкие группы в период сезонной охоты на крупных животных должны были периодически либо объединяться, либо погибнуть. Неизбежность такого объединения диктовалась объективной необходимостью в огромной производственной кооперации для охоты на крупных животных, которая затем распадалась на мелкие группы.
Под состоянием враждебности, как характерной чертой межплеменных отношений, надо понимать реакцию отдельного племени на те попытки нарушить обычное течение его жизни, вмешаться в его внутренние дела и причинить ему вред, которые участились со стороны племен, проходящих уже стадию разложения первобытно-общинного строя. Состояние враждебности проходит свои стадии, зависит от многих обстоятельств, мотивов, факторов.
Правильно, на наш взгляд, отмечает С.А. Токарев, что «взаимная отчужденность между племенами, которая сама в значительной степени порождала веру во вредоносное колдовство, в свою очередь, поддерживалась и усиливалась в связи с этой верой».
Ученые, изучавшие жизнь и верования австралийцев, распространенность эмоции страха или жути и ее связь с межобщинной и межплеменной неприязнью, отмечают, что всякую боль, смерть и другие беды австралийцы приписывали колдовству людей чужого племени, чужой общины. Чаще всего подозрение падало не на какое-то определенное лицо, а вообще на чужую группу. Так, этнограф Г. Спенсер сообщил, что племена Аригамовой Земли «всегда больше всего боятся мести от чужого племени или из отдаленной местности».
По мнению других исследователей австралийцев, в частности, Тиллена, занимавшегося изучением племен центральной Австралии, «…все чужое вселяет жуть в туземца, который особенно боится злой магии издали». То же писал миссионер Чалмерс о туземцах южного берега Новой Гвинеи. Это состояние страха, которое испытывают взаимно дикари, поистине плачевно; они верят, что всякий чужеплеменник, всякий посторонний дикарь угрожает их жизни. Малейший шорох, падение сухого листа, шаги свиньи, полет птицы пугают их ночью и заставляют дрожать от страха.
Таким образом, получается, что реальная вражда и воображаемый вред сплетались у этих племен в одно отрицательное чувство к чужакам. Само понятие «чужие» становится воплощением вреда, колдовства, смерти, связано с негативными эмоциями и представлениями. При этом приписывание особой магической силы другому народу (или его колдунам) бывает нередко взаимным.
В. Холличер отмечает, что институт взаимоубийства существует только со времен неолита (10000 лет) и представляет собой не врожденную, а общественно «обученную» форму человеческого поведения — войну. Ведение войны не является биологически детерминированным действием, оно отнюдь не заложено в натуре человека.
