Коллектив авторов - Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона»
Принято считать, что февральские беспорядки, ставшие началом русской революции, явились следствием продовольственного кризиса, поразившего российские столицы. В существовании продовольственных, в первую очередь хлебных, проблем сомневаться не приходится. Однако сомнения вызывает представление о февральском социальном взрыве как о непосредственном следствии хлебного кризиса.
Действительно, учитывая весьма сложное экономическое положение России в связи с мировой войной, трудности с доставкой продуктов ввиду загруженности железнодорожных путей, вопрос о хлебе в столице стоял достаточно остро. Цены на мучные изделия поднимались, росли очереди в продовольственные лавки. Некоторые горожане с января начали выпекать хлеб, в первую очередь белый, в домашних условиях[295]. В то же время правительство держало под контролем проблему продовольствия. Однако, учитывая падение авторитета центральной власти и стихийно распространяющиеся слухи, хлебный вопрос представлял собой реальную опасность для общественного спокойствия. Произошло то, что правительство не смогло предугадать – началась паническая закупка хлеба про запас. Народная молва сделала свое дело: в течение дня во многих пекарнях товар действительно исчез, порождая, в свою очередь, волну новых страхов.
Сами хлебопеки видели, как какой-нибудь человек, купив хлеб в одной лавке, тут же становился в очередь к другой. «Хвосты» в этой ситуации росли неимоверно быстро, возбуждая беспокойство у другой части публики. В «Русских ведомостях» в статье «Развитие паники» отмечалось: «Откуда причина такой паники – сказать трудно, это нечто стихийное. Но, во всяком случае, в эти дни для нее не было оснований, ибо в Петрограде все-таки имеется достаточный запас муки…»[296]
Хлебные очереди стали той клоакой, из которой выплеснулось всеобщее народное негодование. Продовольственный кризис в этой ситуации стал лишь поводом. И совсем не стремлением получить хлеб в действительности была проникнута революционная толпа. В Петрограде был устроен настоящий погром. Люди, врываясь в хлебные лавки, не разбирали хлеб и муку, а разбрасывали их по улице, уничтожали имевшиеся запасы, а в самих магазинах били стекла[297]. Кроме того, в февральские дни разгрому подверглись ювелирные магазины, откуда пропали самые ценные украшения[298].
Но наиболее привлекательными для толпы были не хлебные лавки и даже не ювелирные магазины. Чаще всего «революционные» массы врывались в аптеки, где хранились запасы спирта, купить который, кроме как по специальному разрешению, было невозможно. Вышедшие на улицу современники наблюдали, как в разных местах города происходил разгром аптек и винных магазинов «группами солдат и уличных бродяг»[299]. Английский гражданин Д. Стинтон, находившийся в февральские дни в Петрограде, отмечал, что «в большинстве случаев толпа врывалась в аптеки, из которых выносились любые виды спирта, который тут же на месте выпивался, в результате чего в «революционной толпе» было значительное количество пьяных и обезумевших элементов»[300].
После разгрома очередной аптеки хлеб терял свою актуальность для «революционеров», и его без зазрения совести можно было разбрасывать по мостовой (все равно в качестве закуски он особой ценности не представляет). Зато пробудившийся пьяный кураж звал на подвиги: побить витрины и окна, остановить и перевернуть вагон трамвая. Уже 23 февраля около семи часов вечера толпа, в которой выделялись активностью погромщики аптек и винных лавок, следуя по Суворинскому проспекту, между делом останавливала встречные трамваи, забирала у вагоновожатых ключи от моторных вагонов, некоторые вагоны переворачивала, в других била стекла[301]. Вообще, перевернутый вагон трамвая, а то и два – моторный и прицепной, – стал типичным февральским явлением, которое в первую очередь отмечал взгляд современника[302].
Еще одна характерная особенность февральских беспорядков – ассортимент оружия «революционного пролетариата». Наиболее распространенными были куски льда и поленья, сложнее, в силу погодных условий, было вооружиться булыжником, хотя и их хватало в руках рабочего люда. Но уже на третий день беспорядков, 25 февраля, полицейские и городовые в своих донесениях стали отмечать, что толпы начинают кидать в них пустые бутылки[303]. До 27 февраля, когда полиция еще пыталась восстановить порядок в городе, около разбитых лавок не было условий для спокойного «опустошения» винных бутылок. Последние приходилось брать с собой и идти дальше по улицам «делать революцию». Когда же бутылки опорожнялись, естественным становился вопрос об их «утилизации». Бросить тут же на мостовой – дело нехитрое; значительно интереснее и полезнее в революционных целях запустить бутылку в голову какого-нибудь хранителя порядка.
Учитывая роль «зеленого змия» в данных беспорядках, не стоит, как это делали раньше, переоценивать «классовую сознательность» толпы. Примечательно здесь поведение рабочих. Оставив заводы и выйдя на улицу, они очень скоро «вспомнили» о своих товарищах на продолжавших работу заводах, и тут же отправились им на выручку. Так, к Литейному проспекту, № 3, где располагались ворота Орудийного завода, подступила толпа численностью до 200 человек. Ворота были взломаны, и толпа ворвалась на территорию завода, в частности, в раздевалки рабочих, где, очевидно, в рамках революционной борьбы и на ее нужды было похищено 10 пальто и разбито около 20 стекол. Никакая «классовая солидарность» не смогла пересилить воровские инстинкты, да еще в состоянии алкогольного опьянения.
Это состояние можно объяснить несколькими причинами. Во-первых, основную массу так называемого «революционного народа» составляли неквалифицированные рабочие и солдаты, исконно тяготевшие к ненормированному употреблению спиртных напитков, а в период социальных брожений выступавшие именно той маргинальной массой, которая всегда готова к проявлению бунтарских наклонностей. Во-вторых, как уже отмечалось, в условиях «сухого закона» употребление спиртных напитков наполнялось политическим содержанием, символизируя акт неповиновения официальной политике властей. В-третьих, погода заставляла людей, уже вне зависимости от их социального происхождения и политических симпатий, искать способы погреться.
С подачи американского советолога Р. Пайпса распространилось ошибочное утверждение, что в февральские дни в Петрограде неожиданно произошло потепление, температура поднялась до 8 градусов выше нуля, вследствие чего такие массы людей и вышли на улицы[304]. В действительности средняя суточная температура в феврале составляла 13, 44 °C ниже нуля. Выше нуля она поднялась лишь 12 марта, и то составила всего 0,3 градуса, а до 8 градусов тепла поднялась только 31 марта[305]. И, хотя для русской зимы 11 градусов мороза – не мороз, влажный климат Петрограда и пронизывающий морской ветер при этой температуре навевали на горожан мысли о «сугреве». Поэтому и шли к аптекам, а после по национальной традиции пели песни (только чаще исполняли иностранные «Марсельезу» или «Интернационал»), выкрикивали лозунги «Хлеба!» и «Долой самодержавие!» (хотя сами крикуны и уничтожали хлеб, громя лавки и разбрасывая его по улицам, а самодержавие уже было ликвидировано в 1905 году образованием представительной законодательной Государственной думы). Известно, что активные дыхательные упражнения способствуют выветриванию алкогольных паров. Толпа в подавляющем большинстве не понимала своих лозунгов, просто, чтобы протрезветь, нужно было петь и кричать, а что кричать – значения уже не имело.
«Все на штурм!»Начало Великой французской революции 1789 года символизировало взятие парижанами Бастилии – неприступной крепости-тюрьмы, олицетворявшей тиранию монархии. Петроградским аналогом парижской цитадели выступала Петропавловская крепость, в которой содержали наиболее опасных политических заключенных. В разное время в царской тюрьме побывали декабристы, М. Горький и др. В начале февраля 1917 года тюрьма крепости практически пустовала, однако в ночь с 26 на 27 февраля камеры Трубецкого бастиона заполнились девятнадцатью солдатами 4 роты Павловского полка. 26 февраля в 3 часа дня эта рота первой перешла на сторону народа, оказав вооруженное сопротивление отряду полиции. Благодаря этому февральские народные беспорядки получили вооруженную поддержку. Началось солдатское восстание, сделавшее возможным свержение монархии. Но вечером того же дня вернувшихся в казармы павловцев взяли под конвой и отвели в Петропавловскую крепость, где их ждала смертная казнь.
27 февраля весть об аресте революционной роты распространилась по городу. Идея штурма Петропавловской крепости носилась в воздухе, тем более что и Волынский полк был теперь на стороне восставших. Однако российская революционная масса не пошла по парижским мостовым 1789 года. Подготовка к штурму началась по исконно русским традициям: для начала, трехтысячная вооруженная толпа в 5 часов вечера разгромила спиртоочистительный завод на Александровском проспекте[306]. Это мероприятие заняло какое-то время, и потому до Петропавловской крепости удалось добраться лишь к раннему утру 28 числа. В 10 часов утра крепость капитулировала под напором не на шутку разгулявшегося народа, и девятнадцать узников Трубецкого бастиона присоединились к своим спасителям.
