Елена Николаева - Фракталы городской культуры
При этом социокультурные практики шоппинга оказываются не только фрактальными паттернами «праздничной» культуры, но на глубинных уровнях фрактальной матрицы современной культуры, там, где располагается коллективное бессознательное, шоппинг предстает как сильная страсть, наподобие сексуального либидо. «Отдайся шоппингу!» – призывает гипермаркет «МЕГА»[191]. И в самом деле, как отмечают западные психологи, для значительного количества горожан, ощущающих одиночество большого города, шоппинг выполняет заместительные функции любви и социальной реализации. Покупка как подарок «себе любимому» становится знаком объяснения в любви и собственного одобрения своего уровня жизни. Крайняя степень шоппинга превращается в манию. Охота за скидками и распродажами у некоторых покупателей перерастает в настоящую психическую болезнь[192].
Фрагмент фрактального лабиринта торгово-выставочного центра (1 этаж павильона № 3 (из шести трехэтажных павильонов))
Обратная сторона многочасового «празднинга» – стресс и усталость из-за трудности выбора из пестрого разнообразия однообразных товаров. Это удовольствие до изнеможения, как в бане. Так что пожелание «С легким шоппингом!» (ТЦ «МЕГА») отнюдь не лишне. Символическая апелляция к телесному не случайна: благодаря купленным в гипермаркете новым одеждам человек периодически очищает свое социокультурное тело от истрепавшихся покровов. «Банные» практики символически осуществляются в многократных раздеваниях-одеваниях в примерочных гипермаркета, и сам этот «банный» ритуал порой длится до полной физической дезориентации, подобной ощущениям после парной. Даже выйти из фрактального лабиринта гипермаркета не так-то просто. Большинство супермаркетов и гипермаркетов недемократично и зачастую даже тоталитарно замкнуты по своей структуре. Единственный выход из лабиринта шоппинговых удовольствий заставляет путника пройти практически по всему его пространству. В некоторых случаях движение просто превращается в настоящее безнадежное блуждание в фантастически искривленном фрактальном пространстве[193]. Иногда маршрут задан с полной определенностью, но жестко ведет посетителя единственно «правильной» дорогой, не позволяя никоим образом ее сократить и вырваться на волю раньше, чем положено хитроумными правилами игры в лабиринт. Интересно, что российские дореволюционные («Верхние торговые ряды», «пассажи» и пр.) и советские (ЦУМ, «Детский мир» и др.) универмаги в этом отношении представляли собой полную противоположность постсовременным торговым пространствам, т. е. имели принципиально разомкнутую, открытую структуру с несколькими (от четырех и более) входами-выходами.
Архитектоника семиотического пространства гипермаркета включает в себя потребление и созерцание, действие и релаксацию, высокие технологии и искусство[194], суггестивную ритуальность и квазисакрализацию явленной реальности. Если вернуться к высказанной выше идее о торговом центре как фрактальном лабиринте, то нельзя не вспомнить об инициационном характере лабиринта и сакральности путешествия по нему, как в теологическом, так и психоаналитическом плане. Так, например, прохождение через мозаичный лабиринт Шартрского собора приравнивалось к паломничеству христианина в Святую Землю. В пересечении линий лабиринта разными учениями прочитывается потерянность в глубинах подсознания или мудрость мироздания. Таким образом, лабиринт как выражение психического или религиозного поиска сути жизни или своего «я» превращает гипермаркет в место социокультурной индивидуации. Профессор Университета Флориды Дж. Твитчел в своей книге «Введи нас во искушение» проводит прямые параллели между религиозной ритуальностью и современной коммерциализованной повседневностью. Называя бренды иконами, а торговые центры – храмами, он указывает на псевдорелигиозную функцию современного торгового центра: раньше по воскресеньям люди ходили в церковь, а сейчас спешат в гипермаркет причаститься шоппингу[195].
В пространстве города праздник почти не прекращается. Благодаря присущей повседневности инерции многие праздничные постеры в витринах небольших палаток и даже магазинов остаются висеть очень надолго, если не навсегда. «С праздником!», с вечным праздником поздравляют прохожих слегка выцветшие плакатики. С Нового года и всю зиму скачет рисованная тройка по снежной дороге, со Дня города вплоть до глубоких заморозков, а кое-где до следующей весны, красуются на плакатах девушки в летних сарафанах. Новый год вообще, если верить веселым парням из «Арбат Престиж»’а, начинается в начале октября и длится, длится, длится… до 8 марта.
И вообще, можно праздновать не только Новый год, но и Новый день, или даже каждый новый день. Можно праздновать что угодно и когда угодно: к услугам горожанина огромное количество небольших кафешек, «трактировъ», кофеен и ресторанчиков, многие из которых закрываются далеко за полночь или вообще не закрываются ночью. При этом явно заметна тенденция к смещению праздника в вечерне-ночную часть суток.
Ночной город: фракталы культурного (бес)сознательного
Ночь в городе: фракталы культурных архетипов
Ночь изначально обладает сложной, непроявленной внутренней структурой. Ночь – не просто «обратная сторона» дня, не просто подкладка дневного существования. В глубинах ночи не только спрятаны дневные конфигурации предметного мира – там возникают порожденные «темной» материей образы, бессвязные нарративы бессознательного выстраиваются в упорядоченные особой логикой ментальные конструкции, целые вселенные, вложенные друг в друга, как матрешки, раскрываются из точки, а затем одна из другой. Ночь таит в себе бесконечное множество фрактальных миров – от галактик в бездонной вселенной, фрактальные формулы которых изучают астрономы[196], и сверкающего звездами ночного неба, запечатленного художниками и поэтами[197], до фрактальных снов миллиардов жителей Земли, структурами которых заняты психологи и эзотерики[198], и лабиринтной сложности ночного бытия и сознания, о которых размышляют писатели и философы[199].
Ночные подворотни: фрактальные паттерны коллективного бессознательного
Как феномен культуры ночь во всех ее природно-биологических формах и культурных коннотациях представляет собой особый модус реальности, в котором проявляются или латентно содержатся фрактальные структуры: от вложенных конструкций и многослойных смыслов художественных репрезентаций ночи до сложных стохастических фракталов коллективного бессознательного. Ночь в своей бесконечной повторяемости, самоподобии и хаотической аморфности, в которой формы лишь слегка намечаются и одна форма, не успев до конца проявиться, трансформируется в другую, такую же «невнятную», «дробную», «изломанную», сама является фрактальной сущностью. И тягучее ночное время, на мгновение замершее в своем течении, становится важным условием проявленности фрактальных процессов в ночи, обнажения ее фрактального естества: ночные салюты, всполохи молний, подсвеченные контуры зданий, мостов и деревьев и их отражения…
Ночь – онтологический и философский антипод Дня – представляется человеку как территория темного и тайного, маргинального и запредельного, угрожающего и неприрученного. Содержательные характеристики естественной ночи на физическом уровне – темнота, отсутствие дневного освещения, звездное небо; на физиологическом – слепота, сон, пренатальное состояние, интимное соитие, смерть; на социальном – карнавальное перевоплощение, девиантность и детабуированность поведения; и, наконец, на метафизическом – познание или приобщение к сакральному, магическое/ритуальное преображение, инициация, выход в запредельное, потустороннее пространство, общение с инфернальным.
Фрактальный «zoom» ночного города (Shanghai, J. Wagner, 2013)
В социокультурном и художественном пространстве концепт ночи представляет собой многомерную матрицу, элементы которой образуют сложные корреляционные связи. В результате ночное физиологическое может принимать облик культурного (фрагменты бессознательного как художественные образы), социального (например, интимная близость как брачная ночь) или асоциального (ночь как время нарушения табу), природное замещаться технологическим (например, фонарь вместо луны), геофизическое становиться метафорическим (зима как ночь года), сакральное перерождается в развлекательное (телетрансляции рождественской и пасхальной служб) и т. д.
