Эрик Дэвис - Техногнозис: миф, магия и мистицизм в информационную эпоху
В этом смысле медиа играют религиозную, жреческую роль, как бы предлагая нам путь наружу из тела, переопределяя дух в терминах информации… Сознание становится'чем-то, что может быть «загружено», исключено из животной матрицы и увековечено в виде информации. Теперь уже не «призрак-из-машины», а машина-призрак, машина — Святой Дух, высший посредник перенаправляет нас из наших тел-однодневок в плерому Света99.
Подобно Святому Духу, этому невидимому медиуму, который позволяет нам подключаться к духу Бога, бестелесная машинерия медиа и информации предлагает нам портировать наши души-данные из тела в виртуальный загробный мир. Уильям Гибсон сделал этот дуализм частью мифа киберкультуры. Когда вирус убивает способность «ковбоя» Кейса взаимодействовать с киберпространством, Кейс, попавший в «тюрьму собственного тела», испытывает «грехопадение» скорее гностическое, нежели христианское. Не чужда эта дуалистическая мифология и самому жанру киберпанка в целом. Культуролог Марк Дери демонстрирует в «Скорости убегания»,[31] что один из ключевых конфликтов киберкультуры — это оппозиция «мертвой, тяжелой плоти („мяса" на компьютерном сленге) и эфирного тела информации», противоречие, которое «разрешается» сведением сознания к чистому интеллекту. Проходясь по мировоззрениям программистов, хакеров и игроманов, Дери приходит к довольно сенсационному выводу, что «тело — это рудимент, ненужный homo sapiens конца XX века, homo cyber»100.
Может быть, самыми рьяными борцами переднего края атаки этого нового племени homo cyber являются озабоченные усовершенствованием мозга трансгуманисты и киберлибертарии, известные как экстропианцы. Как мы увидим в следующем разделе, экстропианцы потратили кучу времени, разрабатывая неодарвинистские сценарии будущего, где в большом количестве присутствуют искусственный интеллект, нанотехнологии, препараты, изменяющие сознание, причудливая физика и отсутствует правительство. Но эта работа воскрешает желания, напоминающие самые трансцендентные мистические учения, и именно это одновременное обращение экстропианства к холодному голосу разума и спекулятивным фантазиям делает их техногностицизм самым притягательным из всех его разновидностей, которые можно отыскать в цифровом крыле нью-эйджа. С энтузиазмом чокнутого Супермена, чьи накачанные стероидами мускулы проступают через футболку с надписью «Телепортируй меня наверх, Скотти!»,[32] экстропианцы детально планируют наступление того дня, когда технология откроет спасательный люк и машины навсегда освободят нас от хватки земли, тела и самой смерти.
Экстропия, полный вперед!
Из всех неприятностей, скрывающихся в законах физики, энтропия — самая подлая. Ибо если действительно все козыри у энтропии, а второй закон термодинамики Максвелла говорит нам, что так оно и есть, тогда все упорядоченное, интересное, энергичное обречено превратиться в холодное, безвкусное желе, состоящее из бестолковых, бездумных частиц. Как мы уже отмечали выше, второй закон Максвелла касается только закрытых систем, которые по определению закрыты от остального мира. Но эта техническая подробность почти ничего не меняет в довольно мрачном подозрении, что энтропия определяет нашу судьбу, участь наших творений, наших цивилизаций и самого космоса. Скульптуры ржавеют, культуры подвергаются эрозии, и цветочный букет бытия увядает, превращаясь в гнилостный прах. Слегка мазохистский нигилизм «Радуги гравитации» Томаса Пинчона, визионерского гимна послевоенной энтропии, похоже, отчасти мотивирован тем чувством, что большая часть человеческих свершений оборачивается сизифовым трудом по закатыванию камня на скользкий склон второго закона.
Хотя мы и обречены, мы, конечно же, рождаемся из материнского чрева не гниющими трупами, каковое обстоятельство заставляет нас поражаться тому, какая космическая сила позволяет нам и вообще всему сущему сопротивляться засасывающему болоту энтропии, пусть даже на время. Какое-то наделяющее формой течение во Вселенной борется со вторым законом, позволяя детям, ксерокопиям и всей биосфере плодиться, размножаться и цвести, отдаляя срок наступления равновесия энтропии, которое означает смерть для всего живого. Эта творческая сила получала разные имена, от духа божьего до elan vitaln новейшего представления об информации. Мы уже говорили о новизне, самоорганизации и саморождении. Но возможно, самым точным словом для всего этого будет экстропия.
В соответствии с учением экстропианцев, лос-анджелесской команды футурологов и философов, накачанных мегавитаминами и усиленных технологиями, расширяющими сознание, экстропия — это способ, при помощи которого Вселенная заставляет ракету эволюции лечь на курс и полететь вперед. Отвечая за рост секвой и готических соборов, сила экстропии создает новизну, порождает сложность, производит информацию и посылает нас выше, дальше и сильнее. Это импульс возможности, который преодолевает навязчивые циклические законы материи и энергии и проявляет себя в человеческой жизни как разум, наука, технология и всеобщая тяга к эволюционному процессу, которая заставляет людей усваивать новый опыт, преодолевать физические и психологические барьеры, усиливать способности интеллекта, строить причудливые приспособления и мечтать о будущих возможностях. И все это — содержание повседневной жизни экстропианцев.
Воплощая прометеевский архетип с чисто калифорнийским упорством коммивояжеров высоких технологий, экстропианцы делятся друг с другом различными технофутуристическими сценариями, которые, вообще говоря, десятилетиями прорабатывались научной фантастикой и пограничными отраслями науки. Пробежавшись по их журналам и веб-сайтам, вы найдете оптимистические прогнозы о космических колониях, прогрессивной робототехнике, искусственном интеллекте и продлении срока жизни. Экстропианцы поддерживают едва тлеющий холодный огонек криотехнологий и прислушиваются к призывным трубам нанотехнологии, все еще по большей части спекулятивной ветви инженерного искусства, приверженцы которой надеются создать молекулярные машины, теоретически способные построить что угодно, от космических кораблей до бифштекса. Наделенные волей к власти, поистине достойной Тома Микса,[33] экстропианцы тем не менее стоят на позиции скептического эмпиризма, яростно противостоящего «догмам» в любой форме, не обращая внимания на собственные, часто наивные представления, которые подогревают их юношеский энтузиазм.
Со своим неистребимым оптимизмом и предпринимательской враждебностью к запретам и предупреждениям экстропианцы стали одними из самых дерзких и известных прозелитов либертарных мотивов в киберкультуре. По их мнению, социальные программы, законодательство, жадные до налогов политики и природоохранные меры мешают эволюционной силе экстропии, не дают нам насладиться настоящим кембрийским взрывом разнообразия благ и головокружительных возможностей экономического роста. Но их враждебность по отношению к государству происходит и от воинствующего техногностицизма, страстной приверженности трансформирующему потенциалу инженерии и соответственно озлобленности на все внешние силы, которые сдерживают этот потенциал. В своих «Принципах экстропии 2.5» Макс Мор, накачанный президент Института экстропии, не только провозглашает анархо-утопиче-ское утверждение, что не существует никаких «естественных» границ, но и подчеркнуто призывает «убрать политические, культурные, биологические и психологические границы самоактуализации и самореализации».
Употребление такого жаргонизма в духе нью-эйдж, как «самореализация», в экстропианской проповеди похоже на вдыхание тлетворного дымка из гробниц Наг-Хам-мади в баре на Уолл-стрит. Но, наряду с эксплуатацией всего, что может предложить разум и рынок, экстропианцы превозносят новую разновидность технологического перфекционизма, туповатую и упрощенную ревизию концепции исследования человеческого потенциала. Мор поясняет:
Избавившись от барьеров, налагаемых нашим природным наследием, мы используем свой эволюционный дар разумного, эмпирического сознания для того, чтобы преодолеть границы нашей человечности, последовательно пройдя трансчеловеческую и постчеловеческую стадии101.
Экстропианцы считают, что Ницше руководствовался чем-то большим, чем желудочное расстройство, когда провозгласил, что «Человек есть то, что должно превзойти». В то же время их общие положения могут быть рассмотрены просто как старый гуманизм, только включенный на полную катушку. Подобно возрожденческому каббалисту Пико делла Мирандоле, экстропианцы полагают себя «свободными и гордыми ваятелями» собственных изменений.
