Дворянская семья. Культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века - Шокарева Алина Сергеевна
А. И. Дельвиг писал, что С. Х. Зуев с женой очень баловали детей и ничего путного из них не вышло: сын Леонид пьянствовал, женился на дворовой девке, а дочь Марья разошлась с мужем [484]. Примечательно, что автор делает акцент на поведении людей в семье (не на службе, не в свете) для описания их нравственных качеств.
В. А. Вонлярлярский в «Соседе» так представляет читателям избалованного ребенка: Ваня десяти лет одет в каску как драгун, носит игрушечную саблю, обращается к отцу «ты», «папаша». Тычет пальцем в пожилого, богатого и уважаемого родственника; гостю, который ему почему-либо неприятен, говорит: «Не хочу быть ласковым с таким гадким», дерзит всем, кто ему не опасен, и уверен, что все ему сойдет с рук. Его никогда не наказывают серьезно, отец ограничивается угрозами (иногда говорит сыну: «Молчи, молчи, вот я тебя, да еще таких задам» и т. п., но на деле никогда не исполняет обещанного), оттого сын ничего и не боится. В то же время старшая дочь, Аглая, за обеденным столом не смела возвысить голоса, хотя ей было уже 18 лет [485].
А. И. Герцен писал, что на половине отца ребенком держал себя чинно, у матери же кричал и шалил сколько душе угодно. Отец баловал его лет до десяти, после был им почти всегда недоволен [486] – хотя связано это было не с продуманной системой воспитания, а скорее с особенностями характера.
В основном же в дворянских семьях принята была строгая система воспитания. Детей водили к родителям здороваться и прощаться, благодарить за обед. Дети целовали родителям руки и не смели говорить им «ты». Писатель В. А. Соллогуб вспоминал, что мать его детьми своими никогда не восторгалась и не ласкала, но всегда верно ценила их хорошие и дурные стороны. За такое воспитание Владимир Александрович был родителям весьма признателен [487]: «В то время любовь к детям не пересаливали. Они держались в духе подобострастия, чуть ли не крепостного права, и чувствовали, что они созданы для родителей, а не родители для них» [488].
Некоторые отцы были и вовсе деспотами для своих детей. Такое поведение обществом тоже осуждалось, но напрямую в воспитательный процесс никто не вмешивался. Например, М. С. Николева так рассказывает о семье Николая Петровича Воейкова: «Одна из девочек, болезненный ребенок лет пяти, часто плакала и, если это случится в присутствии отца, то, чтобы заставить ее молчать, он выльет, бывало, ей на голову ведро холодной воды. Дети боялись его страшно». Отец вел весьма разгульный образ жизни, и мать не могла нанять для своих дочерей гувернантку, так что они «выучились только танцевать, а мать не жалела для них нарядов» [489]. Правда, имея хорошее приданое, они все сделали со временем приличные партии.
В воспоминаниях Е. И. Раевской говорится о странном, на взгляд рассказчицы, отношении графа Алексея Орлова к дочери Анне: если приходил дорогой ему гость, то он, выражая свое почтение к нему, заставлял свою дочь мыть полы. Перечить отцу графиня не смела [490]. В начале XIX века широко обсуждалась нашумевшая история тайного советника В. М. Попова, избившего свою дочь за то, что она не захотела примкнуть к секте хлыстов, к которой принадлежал он сам [491].
Отношения матерей и дочерей тоже были не всегда основаны на взаимном уважении и доверии. Так, например, мемуаристка Е. А. Сабанеева вспоминала, что А. Е. Боборыкина, несмотря на любовь к дочери, была с ней очень строга, чем удивляла общество. Как-то раз в чужом доме дочь Полина ей чем-то не угодила, и мать на виду у всех дала ей громкую пощечину. Поэтому Полина, повзрослев, и не могла быть с нею откровенной [492].
Власть родителей над детьми не прекращалась и после вступления последних в брак или поступления на службу, хотя, разумеется, несколько ослабевала. Если взрослые дети проживали совместно с родителями, то могли по своему вкусу оформлять свои комнаты, принимать гостей отдельно от родителей, иметь собственных слуг [493].
Как сказано в одном из руководств по педагогике, чтобы воспитание приносило ожидаемые плоды, родителям следовало быть согласными между собой в манере воспитания, чаще бывать с детьми, обходиться с ними сообразно их возрасту, не жалеть на воспитание денег, быть беспристрастными и уважать педагога, чтобы тот пользовался авторитетом и в глазах ребенка [494]. Публицист Н. И. Греч писал, что главное в воспитании – «образование ума и сердца, а не наполнение памяти. Научите юношу правильно мыслить и судить, внушите ему любовь к занятиям, любовь к наукам, к истине, к изящному, и если он одарен от природы понятливостью и памятью – ему довольно этого воспитания» [495].
Мальчиков и девочек воспитывали по-разному. Телесные наказания практиковались в некоторых семьях, но это не считалось оскорблением, так как было широко распространено; к девочкам телесные наказания применялись значительно реже, чем к мальчикам. Князь В. П. Мещерский вспоминает: «В деревне мы с братом украли на оранжерее дыню; пятна на рубашках нас выдали; мы сознались, но наш отец, сказавши нам, что кража есть страшный грех, – подверг нас наказанию розгами и переполнил наши детские души ужасом и страхом к этому преступлению» [496]. Однако розги у Мещерских применялись в крайних случаях – за другой проступок мать объяснила сыну с «глубоким чувством», как нужно поступать. Князь П. А. Вяземский вспоминал, что и его за подобное преступление отец сам наказал розгами [497]. В других же семьях (например, у М. А. Дмитриева) никто и не думал их применять.
Известно, что в семье Достоевских дети с особой почтительностью относились к отцу. Учителей приглашали на дом, а иногда отец сам занимался с детьми. «У отца же братья, занимаясь нередко по часу и более, не смели не только сесть, но даже облокотиться на стол. Стоят, бывало, как истуканчики, склоняя по очереди: mensa, mensae, mensae и т. д. или спрягая: amo, amas, amat. Братья очень боялись этих уроков, происходивших всегда по вечерам. Отец, при всей своей доброте, был чрезвычайно взыскателен и нетерпелив, а главное, очень вспыльчив. Бывало, чуть какой-либо со стороны братьев промах, так сейчас разразится крик. <…> Так и при латинских уроках, при малейшем промахе со стороны братьев, отец всегда рассердится, вспылит, обзовет их лентяями, тупицами: в крайних же, более редких случаях даже бросит занятия, не докончив урока, что считалось уже хуже всякого наказания» [498].
Обедневшим дворянам всегда нелегко было воспитывать своих детей. В семье А. И. Бартенева почти не было денег, однако они весьма оригинальным образом вышли из сложной ситуации. Жена, муж, а следовательно, и дети вели «кочевой» образ жизни: обедали у одних, ужинали у других, дети учились у гувернанток с детьми из тех семей, где они останавливались. Такая жизнь «развила в детях способность засыпать по всем углам гостиных или же, прижавшись в чайной под столом, прикорнуть глубоким сном невинности, если маменька поздно засиживается в гостях» [499]. Им помогали по мере возможности, так что дети, повзрослев, смогли достичь успехов в жизни, в особенности Полина, которая в 1835 году стала фрейлиной и прославилась своим пением.
