Евгений Яровой - По следам древних кладов. Мистика и реальность
Запрягли лошадей и повезли домой, и все думали, что с кладом делать. Поехали прямо к кузнецу. Тот горн растопил, один камушек положил и полдня напеременки мех дули, и ничего не получилось, не могли растопить. И кувалдой били, ничто не берет эти камушки. Кузнец испугался:
— Тут, — говорит, — дело неладное, здесь сила нечистая, клад, видно, с зароком спрятан…
Но мы не отступились, решили отнести к попу, он, может, молебен отслужит, и будут из камушков деньги. Поп те камушки забрал с горшком вместе, мол, отслужу молебен. Тогда же те камушки взвесили, их вес оказался 12 фунтов без горшка. А с виду однообразные и маленькие. Ну, время идет. Пошли снова к попу спросить, что с камушками получилось. Поп говорит, что узнал об этом песчанокопский урядник, забрал их и послал якобы в Ростов. На этом наши похождения с кладом и кончились. Когда тот клад копали, было мне 14 лет, но помню все, будто вчера было…»
Не правда ли, похожий и такой же странный сюжет?
ОПАСНАЯ АУРА ЗОЛОТА
Нежелательно долго держать у себя найденные ценности, реликвии, раритеты — иначе у нашедшего начинаются необъяснимые неурядицы.
Примета кладоискателейКодекс современного кладоискателя гласит: «Избавляйтесь от добычи: продавайте, дарите. И не старайтесь выручить как можно больше, не жадничайте, а то отвернется счастье». Наверное, они пришли к этому выводу не случайно.
В 1991 году я повез своего киевского приятеля-антрополога в Тирасполь. Он впервые попал в столицу Приднестровья и попросил показать ее исторические достопримечательности. Но в городе, которому только исполнилось 200 лет, практически не сохранилось памятников старины. Однако я знал, что где-то на окраине имеются остатки земляной крепости, которую по приказу А.В. Суворова заложили в конце XVIII века. Старожилы рассказывали, что еще в конце 60-х годов прошлого столетия крепость с мощными земляными бастионами, построенная голландским военным инженером Де Воланом, была довольно хорошей сохранности. Однако именно на ее месте местные Расстрелли и Казаковы решили возвести новый типовой микрорайон, и участь этого уникального памятника русского военного зодчества была решена.
Так случилось, что я совершенно случайно стал свидетелем обсуждения ее судьбы, когда еще школьником посещал археологический кружок в Академии наук Молдавии. Именно в это время туда поступило письмо из Тирасполя с просьбой дать заключение об археологическом значении Суворовской крепости. Понятно, что сооружения XVIII века не являлись объектами археологии, о чем и был составлен ответ. Вопрос этот решался мимоходом в коридоре Академии, где вместе с другими учениками я невольно услышал краткий диалог по этому поводу. Тогда это разрешение на строительство в другом городе не вызвало у меня каких-либо вопросов. Я и представить себе не мог, что спустя более 20 лет буду вести научные исследования в крепости и жалеть о поспешности и непродуманности ее современной застройки.
К 1991 году от крепости остался лишь бастион Святого Владимира с пороховым погребом. Несмотря на то что местные власти решили его реставрировать и превратить в музей, зрелище было печальным. Вплотную к бастиону подступала типовая городская застройка и разнокалиберный самострой, а сам погреб и прилегающая территория были в плачевном состоянии. Но самым ужасным и неприятным оказалось то, что везде виднелись следы строительных перекопов и валялись человеческие кости. Показывать было нечего, и мой коллега — известный украинский антрополог — был возмущен увиденным беспределом.
Уже вечером того же дня мы составили и подписали письмо на имя лидера Приднестровья — И.Н. Смирнова. В нем мы предложили провести раскопки на территории бастиона и привести ее в надлежащий вид. К чести местного руководства, очень быстро пришел ответ, и было принято решение о финансировании этих исследований.
От когда-то огромной Тираспольской крепости сохранился лишь бастион Святого Владимира с пороховым погребом
Раскопки велись два года, но надо признать, не привели к каким-либо научным открытиям: на территории крепости культурный слой XVIII века практически не сохранился. Однако они получили большой резонанс в городе. Дело в том, что в 1937 году в непосредственной близости от бастиона находилась городская тюрьма НКВД. По свидетельству местных жителей, ночами в пороховом погребе проводились массовые расстрелы. В этом легко можно было убедиться, посетив погреб. Неказистое снаружи здание оказалось очень вместительным внутри. Впервые спустившись в него, я буквально спиной почувствовал, что крутые ступени ведут прямо в преисподнюю. Под хорошо сохранившимся сводчатым потолком и мощными каменными арками даже спустя десятилетия витала аура смерти и ужаса. Было отлично видно, что расстрелы велись у торцевой стены, на которой сохранилось множество следов от пуль…
Раскопки полностью подтвердили рассказы старожилов о репрессиях. Мало того, оказалось, что казненных хоронили здесь же — в огромных ямах вокруг бастиона. Нами было открыто около двух десятков коллективных могил и затем с помощью городской администрации совершено достойное перезахоронение нескольких сот человек. С моральной точки зрения, да и физически это была очень тяжелая работа, которую могли выдержать не все сотрудники экспедиции. О ней можно было бы написать отдельно, но в данном случае упоминаю ее подругой причине.
Среди различных находок в расстрельных ямах было обнаружено и золото. Недаром «черные копатели» ищут и разоряют подобные захоронения. Но найденное золото было особенным — зубные коронки и зубы. Вначале их было немного, но затем число перевалило за два десятка. Когда же мы обнаружили массивный золотой мост весьма солидного веса, стало ясно, что надо решать их судьбу. Перед нами встал непростой вопрос: что делать с этими находками? Исторического значения они не имели, но представляли немалую материальную ценность. Их видели все сотрудники экспедиции и, видимо, ждали моего решения.
Поэтому после окончания работ я собрал всех своих коллег и прямо спросил: «Что будем делать с золотом? Может быть, продать его и деньги поделить как премию?» Все это происходило в мутные времена распада великой державы и провозглашения местных суверенитетов. Наши зарплаты в то время были символическими, жизнь непростая, и заглянуть каждому в душу я не мог. Правда, как и кому можно было бы это золото продать, я не представлял и с напряжением ждал ответа. Скажу честно: если бы ответ был утвердительным, не знаю, что бы делал. Но решать единолично судьбу этих находок тоже не хотел.
К моему счастью, мнение было одно: «Нам это золото не нужно! Решай, кому и как его сдавать». При этом женская часть нашего небольшого коллектива была, как мне тогда показалось, излишне эмоциональной и даже суеверной: «Золото из могил не принесет нам ни счастья, ни богатства. Лучше с ним не связываться и спать спокойно!» Помню, что после этого ответа я с облегчением вздохнул и до сих пор благодарен своим коллегам за это решение в те нелегкие для нас годы. Теперь мне кажется, что это была проверка нашего коллектива искушением. Этот эпизод так бы навсегда и забылся, если бы коварное золото не напомнило о себе спустя десятилетие.
«Если у тебя нет врагов, ты ничего не достиг в жизни», — гласит народная мудрость. Если исходить из этой с налетом циничного юмора истины, то иногда кажется, что я достиг в жизни неимоверных высот. Объяснить этот феномен сложно: казалось бы, никому дорогу не переходишь, делаешь свое дело и с симпатией относишься к окружающим, но неожиданно встречаешься с такой необъяснимой низостью, что просто диву даешься! То ли зависть, то ли ревность, то ли просто природная подлость и глупость не позволяют некоторым людям спокойно смотреть на достижения своих коллег, успехи подчиненных или на благосостояние соседа. История подтверждает, что в нашей стране не было людей, которым бы давали спокойно творить или просто работать, не заставляя их бороться с искусственно возводимыми препонами.
После 10 лет успешной работы в Приднестровье я почувствовал, что моя деятельность стана вызывать у руководства плохо скрываемое раздражение. Мне стали рекомендовать поменьше появляться на местном телевидении и реже выступать по радио, намекать, что я переоцениваю роль археологии в культурной жизни региона. В один прекрасный момент вдруг стали выяснять, куда делись золотые коронки из захоронений репрессированных. И хотя было достаточно снять телефонную трубку и позвонить в местный исторический музей, зачем-то потребовали принести соответствующие документы. Хорошо, что у меня сохранилась копия акта, в котором официально была задокументирована передача каждой золотой находки. Тогда-то я и вспомнил добрым словом единодушное решение своих сотрудников.
