Павел Горьковский - Сумерки вампиров. Мифы и правда о вампиризме
Переливания крови — далеко не единственный возможный способ поставить кровь на пользу своему здоровью. Сочетание достижений гематологии и традиционных приемов гомеопатии позволило Гансу-Генриху Рекевеге предложить метод, получивший название аутогемотерапии. Метод предполагает использование собственной крови пациента в очень малом количестве. Кровь потенцируется (разводится в определенной, очень малой пропорции) вместе с гомеопатическими препаратами и вводится пациенту для лечения затяжных, устойчивых к обычному лечению заболеваний, например аллергических, аутоиммунных, хронических вирусных. Суть такой терапии в том, чтобы активизировать силы иммунной системы пациента и направить их на имеющиеся в организме проблемы[96].
Тщательный подбор совместимой крови — не единственно возможный путь сохранить жизнь пациента во время сложной операции. Альтернативный способ достижения безопасности при трансфузии — создание искусственного аналога человеческой крови. Препараты и заменители крови уже давно и успешно используют в медицинской практике, но создание так называемой идеальной крови, обладающей универсальной совместимостью, стабильностью и способностью осуществлять транспорт кислорода — с такой же эффективностью, как естественная кровь, — все еще относится к области если не абсолютно фантастической, то довольно отдаленного будущего.
Красные вампиры доктора Богданова
Проблема создания «идеальной крови» будоражила медицинскую общественность уже в начале XX века. Генетические механизмы наследственности еще не были изучены достаточно хорошо, поэтому многие ученые полагали, что именно кровь, а не гены — важнейший носитель наследственности. Научные гипотезы смешивались с аурой мистики и тайны, веками окутывавшими человеческую кровь. Запрет, наложенный Ватиканом на переливания человеческой крови, лишь добавлял ученым азарта.
Рационалисты были настроены оптимистично: любое чудо или оккультная загадка будет рано или поздно разрешена с позиций науки! Именно безупречные научные принципы лягут в основу нового, гармоничного социального общества, даже Бога для этого общества предлагалось выстроить сознательно, руководствуясь научными принципами. Своеобразная философская доктрина получила название «богостроительства», в рамках «богостроительства» всякая творческая, созидательная активность человека рассматривалась как религиозная, то есть способная разрешить сложные этические и личностные проблемы человека, которые раньше относились к парафии церкви.
Концепцию «богостроительства» отстаивала группа русских философов и социологов, к которой примыкали самобытный философ Николай Бердяев, писатель Максим Горький, Анатолий Луначарский и доктор Малиновский, строивший карьеру профессионального революционера под псевдонимом «Богданов». Под этим именем доктору суждено было вписать собственные страницы в историю крови.
Тектология. Философская доктрина товарища Богданова стала естественным результатом его разностороннего образования: он начал учебу на естественном отделении Московского университета, изучал математику, а продолжал и завершал уже в Харькове, на медицинском факультете местного университета. Математика — наука универсальная, она помогла Богданову задуматься о системном характере всех прочих существующих наук. Из этого подхода выросла тектология — наука о науках, предвосхитившая современную «теорию систем» Карла Людвига Берталанфи и кибернетику Норберта Винера. Богданов считал, что в основе всех наук лежит единая система общих принципов, изучение которых позволит повысить эффективность решения практических задач. «Опыт всех наук показывает, что решение частных вопросов обычно достигается лишь тогда, когда их предварительно преобразуют в обобщенные формы», — писал Богданов. Создатель «тектологии» подметил любопытную особенность сложных систем — соотношение происходящих в них процессов, как правило, типично для гораздо более простых организационных структур. В то же время системы по Богданову — не есть что-то застывшее, данное раз и навсегда, — они находятся в непрерывном взаимодействии и связанны циклами развития и деградации. Ученый-практик предложил использовать принципы тектологии при решении экономических задач и планировании народного хозяйства, но в силу политических взглядов, расходившихся с официальной идеологией, его идеи так и не нашли поддержки[97].
Пленившись идеями Штайнера, считавшего кровь универсальным носителем не только наследственных, но и социальных качеств, Богданов усмотрел в них немалый практический потенциал. Кровь могла стать источником социального равенства, если осуществлять «обменные» переливания между носителями прямо противоположных социальных качеств — например, забрать 300 миллилитров крови у богатого и впрыснуть бедному, при условии, что богатый получит в обмен такое же количество крови от того самого бедного. Такие обмены можно было устраивать между трудолюбивыми и лодырями, опытными и новичками, преступниками и законопослушными гражданами, социально активными и безразличными людьми. Сам Богданов так описывает суть и смысл обменных переливаний:
«Мы… устраиваем обмен крови между двумя человеческими существами, из которых каждое может передавать другому массу условий повышения жизни. Это просто одновременное переливание крови от одного человека другому и обратно… Кровь одного человека продолжает жить в организме другого, смешиваясь там с его кровью и внося глубокое обновление во все его ткани»[98].
Своего рода «механический вампиризм», изобретенный доктором Богдановым, не казался современникам аморальным или примитивным. Напротив, его научная доктрина отвечала ожиданиям современников — Европа вступала в эпоху социальных экспериментов, ей требовались новые герои и новая кровь, даже потрепанный за несколько столетий образ вампира не составлял исключения.
Ночной кровопийца — упырь — был окончательно признан плодом народных суеверий и отправлен на свалку земной истории. Вероятно, поэтому в утопическом романе «Красная звезда» Богданов превратил существ, достигающих бессмертия за счет систематического потребления крови, в обитателей другой, кроваво-красной планеты — Марса. Описанную в книге цивилизацию марсиан порой называют «вампирическим коммунизмом», хотя существа, населявшие Красную звезду, — уродливые, отвратительно причмокивающие — куда больше похожи на упырей из народных сказок, чем на носителей социальной гармонии:
«…Лицо трупа обретало… странно знакомые черты. Неподвижные мутные глаза; с серых губ слетает беззвучный шепот… Зеленоватые пятна выступают на мертвом лице, увеличиваются, сливаются, западают и грязной жидкостью вытекают глаза, клочьями сходит гниющее мясо с костей…»[99]
Книга Богданова, предшественница нынешней научной фантастики и отчасти романов ужасов, пользовалась огромной популярностью у образованных европейских и русских читателей. Роман предвосхитил одно из популярных сегодня направлений литературной «вампирской саги», посвященное инопланетному происхождению вампиров. Но продолжать карьеру беллетриста Александр Александрович не торопился — его увлекали партийные дискуссии, оппонентом в которых он избирал то Плеханова, то самого Ильича! — одна из лучших философских работ Ульянова-Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» появилась во многом как ответ на философские работы Богданова из сборника «Эмпириомонизм». В конечном итоге за этим вечным ниспровергателем философских, научных, медицинских и партийных авторитетов вполне справедливо закрепились средневековые титулы «еретика» и «сектанта».
Но все прежние достижения Богданова были лишь прологом к главному делу его жизни — созданию института переливания крови. Путь этот был сложным, полным мистических происшествий и знаковых совпадений.
Александр Александрович настороженно встретил события октября 1917 года, но затем активно принялся за просветительскую работу в новом государстве, стал инициатором создания «Пролеткульта». Факт сам по себе выглядит вызывающе: важный участок идеологической работы с массами — культура — оказался доверен застарелому идейному противнику большевиков!
Вопиющий недосмотр скоро исправили — Богданов был вынужден покинуть «Пролеткульт», лишился возможности публиковать статьи и, наконец, в сентябре 1923 года был арестован и препровожден во внутреннюю тюрьму ГПУ. Хотя формально он отошел от политических дискуссий, ему предъявили обвинение в организационной и идейной связи с группой «Рабочая правда». «Я оставил политику, но политика не хочет оставить меня», — с грустью замечал философ. Богданову пытались инкриминировать подпольную работу, направленную против правящей партии — обвинение весьма серьезное даже в относительно демократичные двадцатые годы. Единственным доказательством обвинения, в лучших традициях средневековых процессов над еретиками, служила сфабрикованная газетная статья, авторство которой приписывалось Богданову. Заключенного подвергали суровому психологическому прессингу — содержали в камере с уголовниками, без прогулок, книг и письменных принадлежностей. Но сломить «красного еретика» оказалось сложной задачей — несмотря на все меры, Богданов нашел возможность написать заявление на имя Дзержинского с просьбой допросить его лично и сумел добиться того, что заявление попало к адресату.
