Михаил Казиник - Тайны гениев
Архитектурой той части города, по которой они передвигались
и
уровнем их речи, речи героев пригородных зловонных трущоб конца XVIII века, где жили дети нищих, проституток, алкоголиков.
Только в те времена девочек обязательно остановил бы околоточный надзиратель и либо выдворил чернь, недостойным образом ведущую себя в дворянском районе города, либо отвел нарушительниц в околоток. Но никто кроме меня не оборачивался на этих девочек, не смотрел удивленно.
Патология стала нормой.
Но именно в этом страшном, нелепом, кричащем несоответствии и увиделась мне вся глубина трагедии России XX века.
Моя фантазия перенесла меня в последнюю четверть XIX века, во времена прапрапрабабушки одной из “пивных” девочек.
Прапрапрабабушка говорила на нескольких языках, читала поэзию Байрона и пьесы Мольера на языке оригиналов, играла на рояле, писала стихи, вела дневник, которому поверяла интимнейшие и невиннейшие тайны своей жизни.
Она вышла замуж за талантливого, подающего надежды молодого человека.
Этот молодой человек действительно стал выдающимся ученым.
Настолько выдающимся, что (уже немолодым) попал в ленинский список из двухсот ученых, которых надлежало немедленно выслать из страны.
Его же немолодую жену с двумя взрослыми сыновьями, женой старшего сына и двумя внуками уплотнили, оставив одну маленькую комнату в их же двенадцатикомнатной квартире.
Ее сыновья попали в молотилку первых большевистских лет. Когда один из пьяных матросов, пришедших в их комнату в одну из страшных послеоктябрьских ночей, начал вырывать листы из старинного семейного альбома, чтобы унести с собой его серебряный футляр, то сын попытался поговорить с этим человеком (?).
И был расстрелян в упор в их же комнате на глазах у своей старой матери, жены и сыновей. Его жена вскоре умерла от нервного истощения. Вскоре умерла и бабушка.
Оставшиеся сиротами двое его детей стали беспризорными, но, несмотря на перипетии времени, сумели подняться, выстоять и занять достойное место в обществе (увы, в недостойном обществе!).
Один из них был репрессирован в 1937 году, другой – в 1939 году (без права переписки). Сын этого другого ребенком попал в лагерь для членов семьи врагов народа (ЧСИР – член семьи изменника Родины). Вышел из лагеря в 1956 году, вскоре женился на простой и очень доброй женщине. У них родилось двое детей. Но отец довольно скоро умер – сказались семнадцать лет, проведенные в лагере.
Чтобы выжить, его жена с двумя детьми вернулась в родную деревню. Выжить удалось, но ее старший сын попал в компанию деревенских алкоголиков. В 1976 году подался в город на заработки. Гулял напропалую, перебивался случайными заработками. В 1990 году у его сожительницы родилась дочь. Возлюбленный вскоре бросил их (а может, умер или попал в тюрьму).
Так одинокая женщина и жила вдвоем с дочерью. Затем сошлась с еще одним мужчиной, родила двоих детей. Ее старшей дочери в 2004 году –14 лет. Она ходит с компанией подростков по улицам Санкт- Петербурга, пьет пиво.
Ее речь наполовину состоит из названий мужских и женских половых органов.
Она и есть прапраправнучка нашей любительницы читать Байрона в оригинале.
Она, не зная того, вернулась в город, где ее корни. Но город уже без Байрона, без гимназисток, ведущих дневники и посещающих оперу.
Это город, где, как и во всей скорбной стране, произведен самый невероятный в истории человечества эксперимент. Наша “пивная” матерщинница – одна из миллионов “пивных” матерщинниц, ставших невинными жертвами безумного коммунистического эксперимента с его страшной селекцией.
Но, заглянув в ее глаза, я узнал ее... прапрапрабабушку.
Они так похожи!
Есть шанс спасти эту девочку!
Ей ни о чем не напомнит Киркоров, ее ничем не обогатят “Тату”.
Передачи телевидения только подтвердят правильность выбранного ею сорта пива и естество ее представлений о ценностях “послегулаговского” мира. Ее друзья и подруги твердо знают:
в этом мире главное – деньги.
Ибо чем больше денег, тем больше можно купить пива. Тяжелое хмельное состояние высвобождает то ощущение, которое поэты когда-то называли “волнением в крови” и преобразует его в потребность “трахаться” с наиболее настойчивыми мальчиками.
Это тем более естественно, поскольку огромное количество ее подруг – “пивных” девочек давно этим занимаются, а кое-кто сделал это статьей дохода. А некоторым даже удалось найти себе кавалеров, у которых столько денег, что они могут потратить на свою девочку за один вечер в ресторане полугодовой заработок школьной учительницы по литературе. И все же...
Есть шанс спасти эту девочку!
Ничего не осталось у нее от города ее прапрапрабабушки.
И не время унесло все это, а ГУЛАГ, длившийся без малого сто лет. ГУЛАГ вытравил из нашей девочки историческую память.
Есть шанс спасти эту девочку!
К счастью, существует наука ГЕНЕТИКА. Гулаговские вожди пытались расправиться и с ней.
Ибо никакая другая наука, кроме разве что кибернетики, не способна разрушить
до основания всю коммунистическую идеологию.
Но, как сказано в послании поэта Алексея Константиновича Толстого к начальнику российской цензуры графу М.Н Лонгинову.
С Ломоносовым наука,
Проложив у нас зачаток,
Проникает к нам без стука
Мимо всех твоих рогаток,
(имеется в виду цензурных рогаток. – М. К.)
Льет на мир потоки света
И, следя, как в тьме лазурной
Ходят Божии планеты
Без инструкции ценсурной.
(орфография оригинала. – М.К.)
Спасти наших “пивных” девочек не могут бывшие работники ГУЛАГа, ныне уверенно ведущие страну по пути “торжествующей” демократии, не могут и разворовавшие все, что осталось в стране после замены коммунистов на посткоммунистов, тусовщики.
“Пивных” девочек может спасти то, что я совсем не научно называю ПОБОЧНАЯ ГЕНЕТИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ. Я просто убежден, что глубоко внутри, на уровне подсознания живет в этих девочках память о чем-то ином. И если удалось бы НАПОМНИТЬ им об этом неимоверно далеком, подлинном, приоткрыть иной мир, дать шанс, то великий народ еще можно спасти.
Вот здесь самое время объяснить мою позицию по поводу предложенного мной примера. Этот пример с девочкой – крайне драматичен. Но совсем не обязательно, чтобы предки были дворянами, учеными или интеллигентами.
Я просто описал крайнюю ситуацию, когда за сто лет не осталось ничего от происхождения и памяти предков, В качестве примера показал невероятный генеалогический путь от великого ученого и его образованнейшей жены к “пивной” прапраправнучке.
Для восстановления справедливости покажу еще несколько вариантов загубленных генеалогий. Прапрапрадедушка – зажиточный крестьянин.
Его раскулачили, сослали в Сибирь, лишив его прапраправнучку богатейшей фермы, которая была бы передана ей по наследству, вручив взамен пиво.
Есть шанс спасти эту девочку!
Прапрапрадедушка – сельский священник. Его расстреляли, поскольку он протестовал, когда вышло постановление: взорвать храм, где он служил. Прервано поколение священников. Его прапраправнучка – обожает мешать пиво с водкой.
Есть шанс спасти эту девочку!
Прапрапрадедушка одной из “пивных” девочек владел доходным домом в Петербурге.
Его прапраправнучка каждый день проходит мимо этого огромного дома посасывая из горлышка крепкое пиво, и, естественно, не догадывается, что она, проживающая с отцом, матерью, двумя сестрами и братом в комнате величиной двадцать квадратных метров на далекой окраине, должна была бы стать хозяйкой этого дома. Большую часть времени она проводит на улице еще и потому, что очень не хочется возвращаться в постылую комнату, где вечно нечем дышать.
Есть шанс спасти эту девочку!
Ведь на самом деле многим из “пивных” девочек дискомфортно, ибо в них спит “тоска по крови, по судьбе”, как писал Герман Гессе в своем романе “Игра в бисер”. Они, девочки, ничего не помнят. Но их гены “помнят” и доходные дома, и оперные спектакли, и молитвы в тихой церкви.
Но у читателя может возникнуть вопрос: почему я все время говорю о девочках?
Ведь существуют и “пивные” мальчики, и проблемы послегулаговского посткоммунистического общества касаются их в той же степени?
И да и нет.
Да,
ибо к услугам мальчиков все тот же океан круглосуточного пива.
Да,
ибо они – жертвы той же страшной коммунистической селекции.
Да,
ибо и у мальчиков нет альтернативных программ по телевидению.
