Сергей Хоружий - Открытый научный семинар:Феномен человека в его эволюции и динамике. 2005-2011
Имея в виду высшие ступени умного делания, А.Ф. Лосев полагал даже, что исихазм как тип миросозерцания недостижим в целом для европейского типа человека, утратившего способность к простоте восприятия. «… я думаю, что мы искажены разными заседаниями, так что психика не может добиться простоты, ‘άπλωσις. А если может, то только если это кому-то дано от природы… — записывает В.В. Бибихин слова А.Ф. Лосева. — Есть люди, которые одарены такой способностью… Но не в нашей Европе. Может быть, последними были мистики, которые достигали Abgeschiedenheit…»[122].
9. А.Ф. Лосев и наше время
Творческое наследие А.Ф. Лосева — значительное событие в духовной жизни России ХХ века, истинные масштабы которого для развития отечественной и мировой науки и культуры в целом еще не были в достаточной мере осознаны. Как сказал в свое время Г.К. Вагнер, «между нами и Алексеем Федоровичем существует огромное духовное расстояние»[123]. И, парадоксальным образом, ощущение этой дистанции все более увеличивается по мере того, как наше время начинает дорастать до содержательного осмысления проблем, составляющих центральные темы творчества Лосева, к числу которых, безусловно, относится и исихазм — важнейшая тема православной духовности.
В свое время о. Г. Флоровский, высказывая мысль о том, что основной причиной всех «перебоев» и «духовных неудач» в «русском развитии» был отрыв от патристики и византеизма и что «все подлинные достижения русского богословия всегда были связаны с творческим возвращением к святоотеческим истокам», подчеркивал, что «возврат к отцам должен быть не только ученым, не только историческим… но духовным и молитвенным… живым и творческим восстановлением самого себя в полноте церковности, в полноте священного предания»[124].
Именно таким путем и шел в своем осмыслении и переживании исихазма А.Ф. Лосев, для которого «восточный паламитский онтологизм» был не только предметом его «ученых», «исторических» исследований и мистико-богословской основой его философии имени, но стал конститутивным моментом его мировоззренческих и жизненных синтезов[125]. И хотя «Алексей Федорович — монах Андроник говорит со смирением о несовместимости исихии и пути науки и философии, который он исповедывал как свой путь», — замечает в статье, посвященной памяти А.Ф. Лосева, прот. А. Геронимус, — однако же, все «его творчество (не только раннее, но и позднее), и сама его личность дышат исихией и свидетельствуют о ней»[126].
По одной из записей В.В. Бибихина, А.Ф. Лосев говорил: «Я хочу восстановить имена забытые… Прокл, Ареопагитики, Палама, Кузанский» и видел свой подвиг — «подвиг десятилетий» — в том, чтобы «перевести на советский язык — да и на язык современного сознания — платонизм и аристотелевизм…»[127]. Но еще большим жизненным подвигом Алексея Федоровича Лосева, как представляется, было всей своей жизнью противостоять духу эпохи, когда «высочайшим и истиннейшим знанием считается отвлеченная наука», что, по грозным словам монаха Андроника (Лосева), есть «результат величайшего разрушения бытия и плод коренного растления человеческого духа»[128].
Обсуждение доклада В.И. ПостоваловойДубко Г.Е: Скажите, правильно ли я понял, что исихазм в культурно-историческом аспекте Вы совсем пропустили?
Постовалова В.И: Да, я это опустила.
Хоружий С.С.: В общей композиции доклада это было второстепенным, но если есть интерес, то пять минут мы можем этому уделить.
Постовалова В.И: Я уже говорила, что имяславие Лосев рассматривал как проявление исихазма. И исихазм, и имяславие были для него родственными явлениями. В православии и исихазм, и имяславие составляли глубинные основания миросозерцания. Православие Лосев рассматривал не только как вероучительную доктрину, но и как саму жизнь, включая естественно и культуру. Лосев представлял себе это как основание миросозерцания культуры и жизни. А вот Аверинцев, например, считал, что такие детерминистские связи не подходят для выражения сути православия. Но Лосев создавал учение о культурно-исторических типах и считал, что все до такой степени едино, что можно даже вывести конкретную формулу. В Церкви должны быть только восковые свечи и не должно быть электрического света, он считал это еритичеством и т. д. Он до самых последних конкретностей видел проявление исихастского и имяславского мировоззрений вплоть до мелких деталей. Отрицание диалектики сущности энергии по его мнению приводило к искажению православного жизнечувствия, отрицанию откровения, действенности молитвы и религии и т. д. Он считал, что православная Церковь анафематствовала все надвигающиеся возрождения, основные тенденции развития которого привели европейскую мысль в конце концов к секуляризму, позитивизму и атеизму. «Т. о., - заключает Лосев, развивая основной тезис паламизма, — или свет фаворский неотделим от существа Божия, потому и есть сам Бог. Тогда православие спасено. Или свет отделен от существа Божия, потому есть тварь. Тогда начинаются апокалипсические судороги возрожденского Запада». Интересно, что, анализируя путь имяславия, он говорит о том, что если исказить хотя бы один из его тезисов, то в итоге мы можем получить кантианство и т. д. Историко-философская парадигма Нового времени, по его мнению — это тот результат, который мы получим, если будет что-то искажено в исихастском представлении. Но главное состоит в том, что Лосев разработал историко-культурный тип, начиная от принципов до материально-практического выражения.
Ахутин А.В.: Как тема абсолютного Духа у Лосева соотносится с христианством?
Постовалова В.И: Здесь присутствует Виктор Петрович Троицкий, который на этот вопрос ответит гораздо лучше меня, потому что он подготовил «Дополнение к диалектике мифа». Мне бы хотелось услышать ответ Виктора Петровича, хотя я сама тоже могу ответить. Я всё же скажу сначала два слова.
Суть творчества Лосева состоит в том, что он был неоплатоником. Сперва был античный миф, затем приходят диалектики и, строя диалектическую схему, экстрадируют логику этого мифа. Потом путем диалектического конструирования строят миф, аналогичный жизненному, но только философскими конструктивными методами и получается миф подлинный, потом создается конструкция — диалектический аналог реальности и потом этот аналог опять стараются довести до мифа, чтоб в итоге снова наполнить диалектику содержательно. В итоге получают второй миф и сравнивают. В идеале эти два мифа должны совпасть, иногда они не совпадают. Лосев считал, что диалектика — это универсальный метод, приложимый к любому духовному опыту, в том числе и к православному миросозерцанию. Лосев считал, что до какой-то степени можно строить этот второй миф просто на основе чистой диалектики, потом это на каком-то этапе становится невозможным и требуются содержательные опытные основания. В итоге получается, что эта конструкция — абсолютная мифология.
В интерпретации того, что сделал Лосев, есть два варианта. Сам Лосев подсказывал, что этот второй миф поразительно похож по всем пунктам на православное миросозерцание. Он считал, что наибольшей высоты православие достигло в своем византийско-московском варианте. Но тут возникает такой вопрос: есть исторический вариант православия и есть логический что ли, идеальный вариант. Так вот эта абсолютная мифология — не историческое православие, а логически выведенный тип. Вот так я себе это представляю.
Троицкий В.П.: Если коротко говорить, то действительно такое идеальное православие отличается от исторического, кажется, двумя добавками. Сюда добавлялось имяславие и сотериологическая составляющая. Вот те составляющие, которые нужно добавить к историческому православию.
Ахутин А.В: И отнять само историческое православие.
Постовалова В.И: Нет. Как же “отнять”?
Ахутин А.В: Единственное ни в какой тип не вписывающееся историческое событие — рождение Иисуса, вся Его история. Это историческое событие, а не логическое, это единственное и уникальное, это ось истории.
Постовалова В.И: Есть реальное событие боговоплощения, затем внутри православия вероучение осмысливает это событие и, кстати, Лосев очень любил догматику и очень много об этом говорил. И в частности говорил, что был такой период, когда еще не было учения о Пресвятой Троице, не было христологического учения, а был только Христос Сын Божий. Было только историческое событие, а догматов еще не было. И он считал, что со временем, когда Церковь будет свободной, тогда и догмат о Софии будет возможен. Под Софией он понимал учение о Церкви.
