Л. Мосолова - Культурология и глобальные вызовы современности
К XXI в. существованию обособленных, изолированньгх друг от друга социокультурных миров приходит конец. Они все теснее сближаются, скрепляются множеством разнообразных контактов в единую систему общечеловеческой, мировой культуры. Возникающее ныне – впервые в истории – культурное единство человечества прргнципиально изменяет механизмы, определявшие до сих пор судьбу отдельных культур и цивилизаций. Наступает новая эра, в которой на авансцену всемирной истории выходит «многомерный диалог» культур. Участие в этом диалоге становится важнейшим условием развития любой культуры. В этих условиях никакой народ и никакая страна уже не может развивать свою культуру «независимым» путем, вне единой мировой культуры человечества.
Это, с одной стороны, облегчает нахождение наиболее перспективных направлений развития отдельных культур. Но, с другой стороны, повышается ответственность всего человечества за выбор оптимального направления развития мировой культуры. Раньше человечество двигалось вперед через «пробы и ошибки», совершавшиеся в рамках отдельных социокультурньгх миров, и вступление какого-то из них на гибельный путь не означало гибели человеческой культуры – существование множества культур создавало возможность выживания человечества за счет более удачных путей, найденных другими социокультурными мирами. Теперь же в критических точках всемирной истории выбор наилучшего решения определяет судьбу всего человечества в целом. При неудачном выборе дальнейшего пути развития мировой культуры человечество может оказаться перед угрозой деградации и самоуничтожения.
Синергетический подход к человеческому обществу как сложной самоорганизующейся диссипативной структуре, по словам И. Пригожина, «вселяет в нас одновременно и надежду и тревогу». Человечеству есть на что надеяться и о чем тревожиться. Его будущее не предопределено – тут «возможны варианты». И если дело науки – рассчитать их и найти способы осуществления лучших из них, то дело философии – дать им оценку в свете человеческих идеалов (которые формируются тоже не без участия философии) и тем содействовать выбору лучших.
Культурогенез как порождающая сердцевина культуры: Вклад Э. С. Маркаряна в становление отечественной культурогенетики А. В. Бондарев (г. Санкт-Петербург).
В истории науки встречаются порой случаи, когда некий учёный генерирует такое количество идей, что он не успевает в полной мере раскрыть заложенный в каждой из этих идей потенциал. Более того, увлекаясь своими новыми концепциями, учёные такого склада зачастую даже забывают о ранее выдвинутых ими же идеях…
Мне вспоминается моя первая встреча с Эдуардом Саркисовичем Маркаряном в августе 2006 г. В это время я работал над своей диссертацией по истории отечественных культурогенетических исследований и активно использовал метод устного опроса учёных, занимавшихся изучением культурогенеза. Поэтому, когда мне представился случай расспросить Эдуарда Саркисовича о его научных исследованиях, я, разумеется, поинтересовался, не занимался ли он изучением культурогенетической проблематики. Эдуард Саркисович ответил, что он этим не занимался, в основном разрабатывал проблемы генезиса культуры, а термин «культурогенез» употреблял, лишь цитируя работы А. Я. Флиера. Я принял тогда этот ответ к сведению, но потом, углубляясь в чтение книг Маркаряна, к своему большому удивлению, стал обнаруживать в них всё больше и больше новаторских идей, напрямую относящихся к культурогенетической проблематике. Более того, удалось даже выяснить, что само понятие культурогенеза было одним из первых выдвинуто уже более тридцати лет назад никем иным, как… Эдуардом Саркисовичем Маркаряном, за давностью лет забывшем об этом своём открытии. Пользуясь предоставленной возможностью, я спешу ради восстановления исторической справедливости возвратить это открытие создавшему его автору, славному юбилею которого я и посвящаю свою статью.
Истоки культурогенетических исследований. Впервые генетика культуры как новая область исследований была открыта в нач. 1920-х гг. ак. Н. Я. Марром и его учениками. Был определён её предмет – генезис и эволюция кулътуротворческих процессов; предложен специальный комплекс генесиологических методов для их исследования, очерчена содержательная область и обозначен круг ключевых проблем.
В 1926 г. в Российской (Государственной) академии истории материальной культуры по инициативе акад. Н. Я. Марра была учреждена и весьма активно работала под его руководством секция генетики культуры, которая в общей структуре ГАИМК получила особый межотраслевой статус, выступая своего рода теоретико-методологическим центром всей Академии [58] . И хотя это первое специализированное учреждение по изучению генетики культуры и просуществовало всего четыре с небольшим года, – с 1926 по 1929 гг., – но за это время его сотрудникам удалось сделать необычайно много, а главное – было задано само направление дальнейших поисков на десятилетия вперёд [59] . Странно, но именно эта наиболее ценная страница научного творчества Н. Я. Марра как раз и оказалась на долгие десятилетия совершенно забыта и не рассматривалась ни одним из исследователей, изучавших его наследие. Заблуждения «нового учения о языке», засилье «марристов» и сталинские репрессии 1930-х гг. затмили в памяти последующих поколений учёных то главное, что открыл науке академик Марр.
Изучение фундаментальных и прикладных проблем генетики культуры, предпринятое в рамках деятельности этой Секции, объединило крупнейших отечественных учёных различных специальностей: акад. Н. Я. Марр (председатель), акад. С. Ф. Ольденбург, акад. В. В. Бартольд, акад. С. А. Жебелёв, чл. – корр. Б. В. Фармаковский, чл. – корр. Д. К. Зеленин, чл. – корр. Д. В. Анналов, чл. – корр. А. Е. Пресняков, чл. – корр. А. А. Спицын, А. А. Миллер (заместитель председателя), Н. Н. Павлов-Сильванский (секретарь), И. И. Мещанинов, СИ. Руденко, П. П. Ефименко, М. В. Серебряков, И. А. Орбели, Д. А. Золотарёв, К. К. Романов, Г. И. Боровко (Боровка), Н. М. Маторин, СИ. Ковалёв, Н. И. Гаген-Торн, И. И. Яковкин, от аспирантов – М. И. Артамонов, А. А. Иессен и др. Причём в работах Секции помимо сотрудников Академии принимали участие специалисты, не принадлежавшие к её составу: сотрудники Музея антропологии и этнографии АН СССР В. Г. Богораз-Тан, Б. Н. Вишневский и Л. Я. Штернберг; глава московской палеоэтнологической школы Б. С. Жуков; одарённая ученица Марра, литературовед и специалист по античной филологии О. М. Фрейденберг, а также многочисленные сотрудники и аспиранты из Яфетического института АН СССР и т. д.
Однако начавшаяся в нашей стране в конце 1920-х – начале 1930-х годов советизация и догматизация науки, а затем и последовавшие гонения на все генетические отрасли знания, на корню пресекли тогда это в высшей степени важное направление. Была дискредитирована вся генетическая терминология, особенно применительно к изучению социально-культурных процессов, а смысл некоторых выживших генетических понятий был существенно редуцирован (напр., изучение антропогенеза, социогенеза и этногенеза именно в 1930-х – 1950-х гг. было сведено в основном к поискам начального периода их происхождения в первобытности). Это и понятно – работать над этими фундаментальными генетическими вопросами было безопаснее на далёком материале первобытности, чем на основе изучения их дальнейшего протекания в более близких к современности эпохах. Такое редуцированное понимание генетического вопроса отчасти укоренилось в отечественной научной литературе и даже обыденном сознании. В результате – была сделана попытка изгнать саму идею изучения генетического аспекта развития из области общественных наук, подменив её сталинским истматом, что привело к длительному торжеству агенетизма (термин Б. Ф. Поршнева) в нашей стране. Поэтому когда в последующем исследователи вновь приходили к постановке культурогенетических проблем, то всё приходилось начинать заново, повторяя во многом траектории научного поиска своих предшественников.
Так, например, в 1968 г. Ст. Лем в своем труде «Философия случая» выдвинул стохастическую концепцию культурогенеза [60] . Согласно Ст. Лему, культурогенез – это длительный процесс самоусложняющейся игры, которая, не имея внешних парадигм, должна создавать их сама [61] . Ст. Лем писал так: "Культурогенез есть заполнение люфта между сообществом и миром, т. е. того промежутка, в котором мир, получив от сообщества адаптационную дань, сохраняет по отношению к нему нейтралитет" [62] . По его мнению, чем для внешнего выражения органической жизни служит код наследственности, тем для сознательной жизни – язык данного этноса. Между специализацией или видообразованием в природе, с одной стороны, и генезисом языков, который сопровождает культурогенез, с другой, существуют как общие сходные черты, так и определенные динамические различия. Поэтому оба эти процесса, по словам Лема, могут (хотя только отчасти) служить друг для друга моделями [63] . В результате своих размышлений Лем приходил к построению обобщённой модели генетического процесса: "всякий творческий процесс, развертывающийся в достаточно обширных масштабах, характеризуется недоопределенностъю на стадии зарождения, затем стадией парадигматического укрепления и, наконец, упадком".
