Татьяна Григорьева - Китай, Россия и Всечеловек
И родился человек. Из сути божественной создан
Был он вселенной творцом, зачинателем лучшего мира…
Так земля, что была недавно безликой и грубой,
Преобразуясь, приняла людей небылые обличья.
(Овидий. Метаморфозы)
Антропоцентризм обусловил образ мышления, и греки действительно достигли чего хотели, заложив основы науки, философии, искусства, предопределив характер западной цивилизации. Но был в этой самонадеянности некий подвох [14] . Можно сказать, греки противопоставили себя Вселенной, бросили ей вызов. (Потому Плотин и говорит о «дерзости».) Квадрат способствовал взлету цивилизации греков, но и имел роковые последствия. Сама форма квадрата – прямой угол, резкий поворот на 90 градусов – располагала к противостоянию сторон. Греческие философы признали «борьбу» и «власть» (архе) законом Бытия. Мудрейший Гераклит утверждал: «Борьба – отец всего и всему царь. Одним она определила быть богами, а другим – людьми, а [из тех] одним рабами, а другим свободными» (В 53). (Заметьте, не господами, а свободными, видимо, имеется в виду предрасположенность одних к свободе, других к рабству.) Но тот же Гераклит верил в единство сущего: «Не мне, но логосу внимая, мудро признать, что все едино» (В 50); «…как расходящееся с самим собой приходит в согласие, самовосстанавливающуюся гармонию лука и лиры» (В 51).
Это и смущало Аристотеля: «Конечно, не может кто бы то ни было считать одно и то же существующим и не существующим, как это, по мнению некоторых, утверждает Гераклит» (Метафизика, IV, 3). И там же: «Невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же и в одном и том же отношении… – это, конечно, самое достоверное из всех начал» (Метафизика, 3, 3). Предпочли путь, предложенный Аристотелем: «…из единого выделяются содержащиеся в нем противоположности» (Физика, 1, 4).
Собственно, сама замкнутость, препятствующая движению вселенской энергии, склонность к статике неизбежно рождала желание преодолеть невидимые стены. Потребность в свободе имманентна сущему, но свобода не дается воинственному духу. Таков закон вселенского Пути, который обойти невозможно. Отсюда взрывчатость, скачкообразность движения: квадрат, который сковывает энергию, время от времени неизбежно разрушается, но каждый раз самовосстанавливается, ибо укоренен в сознании. Так или иначе, греки признали право одних властвовать над другими естественным состоянием вещей. [15] Узаконили отношение господства-подчинения, существования одного за счет другого, хотя святые во все времена и на Западе, и на Востоке говорили, что невозможна свобода одного при несвободе другого.
Наконец, признание точки отсчета, какого-то одного начала (скажем, Вода Фалеса, Огонь Гераклита, Воздух Анаксимена, Число Пифагора) порождало причинно-следственный ряд, линейное, дискурсивное мышление, закон «исключенного третьего» (или то, или это, третьего не дано). Метод аналитики обусловил не только характер науки, но и психологию людей. Линия рассекла всё на две половины: субъект – объект, человек – природа, сущность – существование (которым со временем предстояло соединиться). «Половина» в принципе не может быть свободной, тем более претендующая на место целого. Место Целого заняла логика, предложенная Аристотелем (вместо Логоса Гераклита). Если логично, значит, истинно; эта аксиома владела умами вплоть до XX века, пока ученые не усомнились: «Если быть абсолютно логичным, ничего нельзя открыть» (Эйнштейн). Но это было время, когда квадрат терял опору.
Надо сказать, и греки признавали наиболее совершенной форму шара, круга, но уже Фалес рассек его диагональю, чтобы доказать равенство вписанных в него треугольников, основав тем самым «линейную» геометрию. (Почти то же самое проделали на Гаагской встрече 1954 года.) А вот как воспринимает «шар» Парменид: «Могучая необходимость // Держит в оковах его, пределом вокруг ограничив… // Есть же последний предел, и все бытие отовсюду // Замкнуто, массе равно вполне совершенного шара //С правильным центром внутри» (О природе, фр. 8, 30, 42). То есть шар ограничен пределом, замкнутость – залог совершенства, делает фигуру обозримой.
Закон «исключенного третьего», соответствующий идеалу «борьбы», породил поначалу девиз римлян – «разделяй и властвуй», предвещая их закат, а потом, спустя века, «борьбу всех против всех» – по выражению Гоббса. Нетерпимость мышления обусловила нетерпимое отношение людей друг к другу. «Вольноотпущенник природы» (по Гердеру) стал ее заложником. Стремление к свободе от необходимости обернулось фатальной зависимостью от «мирового порядка», что признавал уже Сенека: «Мы не можем изменить мировых отношений. Мы можем только одно: обрести высокое мужество, достойное добродетельного человека, и с его помощью стойко переносить все, что приносит нам судьба, и отдаться воле законов Природы». Потому и неразрешимым оставался вопрос о «свободе и необходимости». Вечный спор Моцарта и Сальери: гения – свободы и ремесла – необходимости. Вспомним Пушкина:
Я сделался ремесленник: перстам
Придал послушную, сухую беглость
И верность уху. Звуки умертвив,
Музыку я разъял, как труп. Поверил
Я алгеброй гармонию.
Необходимость разумели в пределах квадрата: «Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет – и выше» (Сальери).
Ницше по-своему избавился от рокового вопроса, отшатнувшись от Неба: «Бог умер!» Вернулся к грекам, признав бессмысленность всех умозрительных систем; поставив инстинктивную жизнь над логикой, прославил Землю и Хаос. «Я заклинаю вас, мои братья, оставайтесь верны земле и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах!» – призывал Заратустра. «Я говорю вам: нужно носить в себе еще хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду. Я говорю вам: в вас есть еще хаос». И прежде чем утвердить «волю к власти», внушал страсть к «борьбе»: «Я призываю вас не к работе, а к борьбе. Я призываю вас не к миру, а к победе… Я же говорю вам, что благо войны освящает всякую цель» («Так говорил Заратустра»).
Круг замкнулся, тем более что оказался в пределах сокращающегося квадрата. «Бог умер!» – не оттого ли, что «Бог есть мысль, которая делает все прямое кривым, и все, что стоит, вращающимся?», – недоумевает Заратустра. Если умер Бог, значит умер человек, поначалу распался на суперменов и безликую массу, которую Л. Толстой назвал «злом мира».
Большинство страшится свободы и обречено на нее во спасение от себя, но не так, как учил Ницше: «Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что должно превзойти». Не вина Ницше, что его идея обрекла сверхчеловека на «ад одиночества», призывая человека уйти корнями в землю, он втянул его в преисподнюю. [16]
Для России характерна мысль Достоевского о Божественной тайне мироздания: «Многое на земле от нас сокрыто, но взамен того даровано нам тайное сокровенное ощущение живой связи нашей с миром иным, миром горним и высшим, да и корни наших мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных… Бог взял семена из миров иных и посеял на сей земле и взрастил сад свой, и взошло все, что могло взойти, но взращенное живет и живо лишь чувством соприкосновения своего таинственным мирам иным; если ослабевает и уничтожается в тебе сие чувство, то умирает и взращенное в тебе. Тогда станешь к жизни равнодушен и даже возненавидишь ее». [17] Так и случилось. Безумие захватило не только Ницше, но большую часть людей, убоявшихся свободы. Время менялось, а сознание оставалось прежним, хотя «квадрат» уже явно аннигилировал, начинал распадаться.
Итак, почему же оказалась конечной парадигма квадрата? В чем его уязвимость? Не потому ли, что замкнутая система подвержена энтропии? Квадрат оказался конечным, потому что его нет в Природе (и в природе самого человека). То есть квадрат – чисто человеческое изобретение, а все искусственное, не причастное вечности подвержено исчезновению. Даос Чжуан-цзы увещевал: «У буйвола и у коня по четыре ноги – это называется естественным. Конь в узде, буйвол с продырявленным носом – это называется человеческим. Поэтому и говорится: „Не губи природного человеческим, не губи естественного искусственным, не жертвуй собой ради приобретения. Храни свою природу, и вернешься к себе истинному“» («Чжуан-цзы», гл. 17).
Итак, греки создали «вторую природу» и сделали это настолько искусно, изящно, что побудили западную половину человечества идти по своим следам вплоть до XX века. Но в XX веке квадрат, сколь ни держалось за него помраченное сознание, изжил себя, утратил силу, вышел из подсознания (не хватило воздуха на глубине).
Россия и квадрат
В России квадрат не мог прижиться: не вписывался в вольнодумство, иррациональность русской души, не желающей следовать правилам. Конечно, мы могли подавить свою натуру, склонную к «беспределу», но ненадолго, пока жив тиран. Потом квадратный режим неизбежно распадался. Вы можете возразить: а как же искусство, «Черный квадрат» Малевича? «Черный квадрат» Малевича – это стон души, реквием по «квадрату». Мастер поставил точку: дальше идти некуда – тупик или конец цивилизации, уподобляющей человека роботу с квадратным или треугольным лицом вроде «Девушки с красным древком» того же Малевича (1933). Квадрат, утратив древнюю священность, выпал из Замысла. Деформированный, он обнажил себя не только в живописи (кубизм, авангардизм), но главное – в самой жизни XX века: войны, революции, концлагеря. Типичное проявление «квадратного мышления» – фашизм.
