Дина Кравчек - Кто такие эмо и готы. Как родителям понять, куда «вляпался» их ребенок
Профессор прав? Скажем так: они не опаснее других молодых людей. Опасны люди с психиатрическими заболеваниями и Сатаной в голове. Опасны окологотические херки и сектанты с сатанинским уклоном, воспринимающие мир скорее как ролевую игру, нежели реальность. А в ролевой игре разрешено все, нужно только действовать по правилам. Вот и получается милицейская сводка:
«Хабаровский краевой суд признал виновными 22-летнего Александра Осипова и его несовершеннолетнего подельника в ритуальном убийстве в Комсомольске-на-Амуре. 13 декабря 2005 года подростка, выбранного для принесения в жертву, заманили в квартиру, обмотали бинтами, положили в центр пентаграммы, начерченной на полу, и нанесли ему 26 ножевых ранений в грудь». Надо ли говорить, что милиция приписала Осипова и его подельника к «молодежной неформальной организации «Готы», которая… пропагандирует суицидальные идеи и сатанинские учения»?
На самом деле с готами и эмо происходят другие неприятности: нападают на них. Причем не всегда ровесники, иногда и вполне зрелые граждане, которым готы и эмо не нравятся, потому что не такие, как все.
Помнится, в моей юности точно такие же граждане избрали мишенью хиппи. И вот ясный летний день, стайка хиппи у фонтана, мимо проходят люди, все вроде хорошо. И вдруг откуда-то появляется группа мордастых дяденек и начинает таскать хиппи за волосы. Хорошо, если просто таскать и отвешивать тумаки, а как-то раз один гражданин даже пытался сжечь (!) «патлы» на корню. То есть один жег, а двое держали. Повезло, что рядом оказались панки. Хоть и относились они к хиппам с неприязнью, но такого беспредела и не стерпели. Хиппарь был спасен, волосы частично уцелели, гражданин понял ошибку и уполз зализывать раны. Примерно так же, как бык на красную тряпку, реагируют на самых нестандартных представителей субкультуры – готов – и некоторые слои общества сегодня. И хотя мода в одежде уже совершенно иная, все равно этим людям не нравится все то, что – по их понятиям – не имеет права на жизнь. Так что трудно определить точно круг хулиганов, нападающих на эмо и готов, трудно даже назвать возрастные рамки борцов за чистоту молодежных рядов. Это могут быть и ровесники (эти отстаивают свое право устанавливать моду), и искоренители, недавно вышедшие из подросткового возраста, и люди зрелые, солидные, от которых как-то нападения ожидать трудно. Почему-то все нападения на эмо и готов списывают на подростков, то есть на другую субкультуру, например, скинов. Но если почитать, что пишут на форумах в Интернете умудренные опытом люди, то начнешь сомневаться, что агрессивны к готам и эмо только их ровесники. Душевной теплотой веет от предложений разного рода «мамочек» насильно переодевать подростков «в одежду, подобающую человеку», обыскивать комнату подростка на предмет «нахождения сатанинской литературы и другой пропаганды извращенного образа жизни». Замечательно воодушевляет «принудительное направление в нервно-психиатрические стационары для прохождения курса пролечивания от готического бреда». Но самое, наверное, добродушное из пожеланий – «плотное взаимодействие с правоохранительными органами и постановка на учет всех школьников, замеченных в принадлежности или хотя бы интересе к неформальным движениям». После подобных рекомендаций по обустройству молодой России, можно только посоветовать вернуть в срочном порядке розгу как орудие воспитания и карцер как орудие принуждения.
Только, смею вас заверить, все эти меры приведут к совершенно обратному результату. Ряды эмо и готов (и так уж совершенно помолодевшие) станут еще моложе, их число начнет стремительно расти, а трещина в отношениях между поколениями превратится в пропасть. Хотите этого? Тогда срочно принимайте законы, ограничивающие права нестандартной молодежи.
Заключение
Случилось так, что одна озабоченная мама попросила меня провести воспитательную беседу с ее дочкой-готом.
– Дрянь всякую носит, волосы испортила, веснушки свела, глаза дикие, как у бездомной кошки, боюсь, наркотики употребляет, – таков был отзыв о ней.
И вот в назначенный день под предлогом передачи тома философа Канта внушающую опасение дочку отправили ко мне домой.
Звонок в дверь. Открываю. Стоит девчонка лет семнадцати, худенькая, стройная, с кислотно-синими волосами, сильно загримированным лицом и в длинной черно-фиолетовой юбке с кружевами. Стоит и листает моего Канта на лестнице. С интересом листает, по глазам видно. Я ее приглашаю зайти, попутно начинаю расспрашивать, что ее так в Канте заинтересовало. И неожиданно она сразу включается в разговор. Мы обсуждаем «Критику чистого разума». Час говорим, два, от Канта переходим на другие предметы. А через три звонит мне ее мать.
– Моя к тебе заходила? Видела, какая стала уродина? Сидит еще у тебя? Как сидит? Вы разговариваете? Ты с ней разговариваешь? Да о чем с ней говорить? О чем? Я не просила тебя философов обсуждать! Ты про дело с ней говори: чтобы волосы в естественный цвет покрасила и о наркотиках не думала. Как не будешь? Ты же обещала! Ты что тоже этот…как его…гот?
Трудно мне было объяснить маме этой девушки, что у человека есть право думать, как он думает, одеваться, как он одевается, и распоряжаться собственной жизнью, как ему кажется правильным.
Про наркотики мы, конечно, поговорили, но совсем не так, как предполагала ее мама.
– Вы тоже пробовали? – распахнула она глазищи. – Вам тоже не понравилось? А я думала, что одна такая ущербная. Даже травку не могу курить.
– А остальное?
– Я то, что по вене, и пробовать не стану, – покачала головой, – я, наверно, неправильный гот. Я крови боюсь и боли.
О, сколько, оказалось, эта девушка знает о готике! Нет, не о субкультуре, а об истории архитектуры, живописи, литературы. И стихи пишет. Явно готические: «на черном небе миндалевидным глазом смотрит луна мертвецов»… Красиво же, хотя и напыщенно! А мать заботится совсем о другом: почему тощая – не ест, что ли? И задает мне вопрос по одному из 38 осмеянных пунктов – готическая еда это кровь? Нда… И советует: ты ей вены-то проверь, а то я не понимаю, как выглядит след от укола – должен быть синяк или не должен? Нет бы ей сесть и поговорить со своим ребенком. Не о школьных успехах, не о предпочтениях в одежде, а исходя из круга интересов девушки – о поэзии, например, или об истории.
– Мама у меня хорошая, – между тем делится со мной гостья, – только недалекая. Да и какая у нее жизнь между работой и кухней?!
И совершенно безапелляционно делает вывод:
– Я такой не буду. Я умру молодой.
– Знаешь, – улыбаюсь, – в свои семнадцать я считала, что умру в двадцать пять. Думала, что в двадцать пять уже начинается старость. Специально ночью ходила на кладбище, подбирала могилу, в которой мне хотелось бы лежать. Нашла. Был там старинный памятник, кажется, еще восемнадцатого века. Очень колоритный – огромный крест, на котором сидит голубь. И надпись получитаемая – «всяк приходящий пред очи мои да благословен в молчании будет». До сих пор помню.
– Красиво, – соглашается девушка. – Но я умру, чтобы стать бессмертной и вечно молодой. Я очень боюсь постареть.
На это я ей ничего не возразила, потому что бессмысленно – с возрастом пройдет.
Мать девочки, которой я отчет о воспитательной беседе предоставила, так и не поняла, что это было. Но свой вывод она сделала: я с заданием не справилась. Знаю, что было у нее желание отвести дочку к врачу-психиатру, но тут за девочку вступился отец. Запретил.
Прошло два года, девушка стала студенткой, выбрала в качестве будущей специальности медиевистику. От готического имиджа не избавилась, но ей это очень идет. Иногда мы с удовольствием и интересом общаемся.
С эмо у меня контакта так и не получилось. И не потому, что я не старалась, а потому что внешне открытые и эмциональные, они не шли на такой контакт. Сказывалась все же разница в возрасте между эмо и готами. Разговор иссякал и быстро сходил на нет. Правда, как-то мне встретилась девочка-эмо из более старшего поколения – ей было уже шестнадцать лет. И то, что она мне сказала, удивило.
– Да о чем с малолетками говорить? – удивилась она. – У них только одежда эмо, а мозги неразвитые! Я тоже сякну через пять минут. Говорить нужно с нами, но мы не совсем эмо.
Это заявление меня ошарашило. Как это не совсем эмо? Одета как эмо: черное с розовым, на боку черная сумка со значками, на голове полосатая шапочка с длинными ушками на черно-красных волосах, руки в митенках, совершенная эмо.
– Мы тут с эмочками рассудили, – объясняет девочка, – что не хотим быть «тру». Это скучно. Мы эмо-готы.
Вот тебе и на! Об эмо-готах я слыхом не слыхивала.
– Мы переросли себя, – разоткровенничалась эмочка. – У нас отношение к миру не изменилось, он гадость. Мы будет менять себя в сторону готичности. Да и музыка у готов лучше. Каулиц отстой.
Я даже растерялась. Каулиц для эмо – святое, а тут сидит девочка в черно-розовом и говорит про недавнего кумира такие слова.
