Наум Синдаловский - Петербургский фольклор с финско-шведским акцентом, или Почем фунт лиха в Северной столице
Рыбный промысел в Петербурге считается традиционным. В 1716 году по указу Петра I на левом берегу Невы, между впадающими в неё реками Мурзинкой и Славянкой, поселили рыбаков из северных губерний России. Место это известно с XV–XVI веков. По-фински оно называлось «Tuntia», то есть «Рыбацкое». По замыслу Петра, рыбаки должны обеспечивать столичных жителей рыбой. В первые годы петербургской истории слобода так и называлась Рыбной.
Рыбы было много. До сих пор овраг в современном Рыбацком местные жители называют «Щучьей гаванью». По преданиям, сюда по весне заходила невская рыба, поймать которую уже не составляло никакого труда. Должно быть, по этому же принципу проезд на берегу Славянки имел старинное название «Заверняйка».
Морской промысел оказался прибыльным. Село богатело и процветало. Зажиточные крестьяне, вызывавшие зависть, в старом Петербурге имели вполне определенное прозвище:
«Рыбацкий куркуль». Вместе с тем их нелегкий труд вызывал и восторженные оценки: «Рыбацкий куркуль – вместо корюшки омуль», на что степенные потомки северных поморов примирительно и беззлобно советовали: «А ты поймай угря в Рыбацком, да продай за рупь в кабацком». На петербургских обжорных рынках рыбаков из Рыбацкого узнавали по характерным торговым выкрикам: «Не обходи рыбака, бери ладожского судака!». Впрочем, как работали, так и гуляли. Умели и весело скоморошничать, и мрачно загуливать. Идиомы «Рыбацкое – дурацкое» и «Рыбацкое – кабацкое» известны в Петербурге с давних времен.
Аромат моря и рыбы мифология Рыбацкого сохраняет до сих пор. В 1980-х годах началась массовая застройка Рыбацкого современными жилыми домами. Тогда же родилась и соответствующая поговорка. Получить квартиру в Рыбацком иронически называлось: «Рыбацкое счастье».
Сохранились и другие традиции, связанные с Невой. Например, на биологическом факультете Университета ежегодно отмечается день миног. Известно, что один раз в году эти весьма необычные рыбы со всей Европы покидают свои реки и отправляются на нерест в Балтийское море. Как правило, это происходит в сентябре. Узнать об этом легко по шутливым объявлениям, которые студенты-биологи любят развешивать в факультетских коридорах. Среди них попадаются и те, что становятся достоянием общегородского фольклора: «Не купайте в Неве ноги, здесь разводятся миноги».
Иные традиции более строги и связаны с другими событиями отечественной истории. В 1989 году на воды Невы между «Большим домом» и «Крестами» впервые опустили цветы в память обо всех погибших во времена сталинских репрессий. С тех пор этот обычай стал ежегодным.
* * *Река Мойка протяжённостью свыше 5 км вытекает из Фонтанки возле Летнего сада и втекает в Неву у самого её устья. Легенды о названии реки в первую очередь связаны со звуковыми ассоциациями. Уж очень соблазнительно вывести этимологию слова «Мойка» от глагола «мыть». Тем более что само название «Мойка» восходит к более раннему – Мья. А та, в свою очередь, – к древнему финскому слову «мую». Что, кстати говоря, переводится как «грязь», или «слякоть». То есть Мойка это просто – мутная, грязная речка. Старые легенды об этом противоречивы и противоположны по смыслу. С одной стороны, говорили, что в старину эта протока служила «единственно для мытья белья», с другой – некоторые исследователи считают, что старинная русская пословица «Беленько умойся», имевшая широкое распространение в раннем Петербурге, имела парадоксальный смысл: «Вымарайся» (в мутной тинистой воде речки Мьи). И современные частушки особенного разнообразия в смысл привычного названия также не вносят:
Как-то раз мальчишка бойкий
Искупался прямо в Мойке.
Мойка моет хорошо:
Весь загар с него сошёл.
Дом М. С. Воронина (наб. р. Мойки, 82). Во дворе находились Воронинские (Фонарные) бани
Надо сказать, легенды о том, что на берегах Мойки в раннем Петербурге строились общественные бани и потому, дескать, речка эта называется Мойкой, живут до сих пор. Впрочем, известно, что легенды на пустом месте не рождаются. Издревле бани на Руси считались одним из обязательных элементов традиционного быта. Бани устраивались практически при каждом доме, будь то в большом городе или убогой деревеньке. Иностранные путешественники единогласно отмечали необыкновенную страсть русских к бане, в которой мылись не менее одного-двух раз в неделю, что было совершенно необычно для тогдашней Европы.
Воронинские (Фонарные) бани
В отличие от Западной Европы, в Древней Руси бани и в самом деле были настолько широко распространены, что заслужили обязательного упоминания о них многими иностранными путешественниками. Например, о русских банях писал английский поэт и дипломат, автор описания Русского царства в XVI столетии Джильс Флетчер: «Вы нередко увидите, как они для подкрепления тела выбегают из бань в мыле и, дымясь от жару, как поросенок на вертеле, кидаются нагие в реку или окачиваются холодной водой, даже в самый сильный мороз». В XVII веке ему вторит британский аристократ Чарльз Карлейль, приближённый английского короля Карла II, посланный им в 1663 году к царю Алексею Михайловичу: «Нет города в их стране, где бы не было общественных и частных бань, так как это почти всеобщее средство против болезней».
Действительно, иностранцев привлекала в русской бане не только экзотика, связанная с совместным мытьем мужчин и женщин или купанием в ледяной воде после парилки. Они давно подметили, какое значение придают русские люди лечению многих болезней с помощью бани. Датский посланник в Петербурге Юст Юль писал: «У русских во всей их стране всего три доктора, лечат они от всех болезней и прибегают к ним все, как больные, так и здоровые». Далее Юст Юль перечисляет этих «докторов»: баня, водка и чеснок. Но при этом особо подчеркивает, что «первый доктор – это баня».
Естественно, что и в Петербурге строительству бань придавалось большое значение, не говоря уже о том, что Пётр I извлекал из этого определённый доход для государственной казны, так как бани облагались значительным налогом. Только из официальных источников известно, что уже в 1707 году были бани на Адмиралтейском дворе и вблизи Гавани, причём как солдатские, так и торговые, то есть общие. В первой четверти XIX века в Петербурге насчитывалось около 50 торговых бань, в то время как количество домашних уверенно приближалось к полутысяче.
В XX веке строительство бань приобрело новое качество. К их проектированию привлекались видные архитекторы, а их внешнему облику придавалось преувеличенное значение. Они в полном смысле слова становились общественными сооружениями городского значения. Неслучайно городской фольклор так точно сформулировал отношение петербуржцев к этому своеобразному общественному социальному институту: «Без Петербурга да без бани нам как телу без души». Между прочим, доказательством того, что известный персонаж русской истории Лжедмитрий оказался не просто самозванцем, но и вообще нерусским человеком, фольклор считает тот факт, что он не только отказывался осенять себя крестным знамением, но и не был знаком с русскими традициями и обычаями: он не спал после обеда и не ходил в баню.
Если говорить о принципах мытья в русской бане, основанных на действии горячей воды и пара, то можно с уверенностью сказать, что русская и финская бани – это родные сёстры. Изначально они и были совершенно одинаковыми. И те и другие бани представляли собой небольшой деревянный сруб с очагом, выложенным из камня в центре, без какой бы то не было трубы для отвода дыма, стены и потолок – чёрные, закопчённые. Об отношении русских к бане мы уже знаем. А вот что говорили о ней финны: «Сначала построй сауну, а потом дом», «Баня – лекарство для финна», «Сауна есть аптека для бедных», «Если алкоголь, смола или сауна не помогают, значит, болезнь нельзя вылечить», «Дом без хозяйки, что баня без пара», «Веди себя в сауне так, словно находишься в церкви». И действительно, в сознании финнов баня является таким же священным местом, как церковь. В бане нельзя ссориться и даже громко разговаривать. Считается, что это приведёт к несчастьям в доме.
Как видим, отношение к бане у финнов и русских было одинаковым. Правда, иногда финский фольклор фиксирует и различия. Например, в бане «у русского сходит семь потов», а у финна одновременно сходят «кровь, пот и слёзы» («vuodattaa verta, hikeä ja kyyneleitä»). Для финнов сауна представляет собой сакральное место. В старину в сауне появлялись на свет дети, и первые несколько недель мать с новорождённым жила в сауне. В сауне перед свадьбой мылась невеста, а после свадьбы новобрачные приходили сюда для совместного мытья. В сауну из дома переносили умирающих стариков, а после их кончины покойников три дня держали в холодной бане, затем здесь же обмывали перед похоронами. Так от рождения до смерти свершался жизненный цикл по немудреной формуле: родиться, помыться и умереть. Но и это ещё не всё. До сих пор финны свято верят в то, что в День Всех Святых, который справляется 1 ноября, духи мёртвых возвращаются в сауну, «так как это самое приятное место на земле». Похоже, что это правда. Во всяком случае, финны и сегодня говорят, что «первый пар в бане кружит, как страстная любовница, второй пар ласкает, как нежная жена, а в третьем пару сидишь, как в детстве на коленях доброй матери».
