Наум Синдаловский - Петербургский фольклор с финско-шведским акцентом, или Почем фунт лиха в Северной столице
Этимология официального названия Невы не вполне ясна. Одни связывают его с финским словом «нево», то есть болото или топь. Другие – со шведским «ню», переводимое как «новая». Третьи обращают внимание любознательных знатоков на то, что в глубокой древности и вплоть до XII века и Ладожское озеро, и река Нева назывались одним словом «Нево» в значении «море».
Для петербуржцев Нева – это данность, появившаяся одновременно с городом и неразрывно с ним связанная. Как пишут школьники в своих сочинениях: «Пётр I увидел реку Неву и подарил её городу». Взрослые более изощрены в оценках, но суть от этого не меняется. В 1-м томе «Энциклопедии весельчака», опубликованном в 1871 году, её автор И. Попов приводит провинциальный анекдот о приехавшем в Петербург деревенском простофиле из Саратова.
«Как называется эта река?» – спросил он. «Нева», – отвечают ему. «Странное дело, у нас в Саратове тоже река, а зовут её Волгой. И точно, всяк молодец на свой образец: и рек-то не хотят называть единообразно».
Попову вторит современный писатель Сергей Довлатов. В «Записных книжках» он вспоминает ленинградский анекдот, авторство которого приписывает своей тётке: «Как называется эта река?» – «Нева». – «Нева. Что вдруг?!».
Фольклор, связанный с Невой, вполне соответствует восторженному отношению к ней петербуржцев. Её называют «Нева-красавица», «Красавица-Нева», «Голубая красавица» и даже по-домашнему, на старинный московский лад – «Нева Петровна». Всё, чем может гордиться подлинный петербуржец, так или иначе тесно переплетается с его любимой рекой. Например, известно, что Невский проспект своим названием обязан Александро-Невской лавре, для непосредственной связи которой с городом, собственно, его и проложили, и что он нигде не соприкасается с Невой. Однако в сознании петербуржцев прочно живёт легенда, что название Невского происходит от Невы. Сырую воду из-под крана, которой ещё совсем недавно мы так гордились, независимо от её источника и даже вовсе не зная о нём, мы все равно называем: «Невская вода». Даже теперь, когда пить её просто не рекомендуют.
Если невской дать воды
Выпить организму,
Не придётся никогда
Уже ставить клизму.
Современные работники коммунального хозяйства придумали даже пословицу о качестве некогда безупречной невской воды: «Петрокрепость пьет из Невы воду, Отрадное – чай, а Петербургу достается кофе». На пути следования из Ладоги в Финский залив, минуя обозначенные в пословице населённые пункты, она и в самом деле становится все хуже и хуже, меняя не только свой вкус, но и цвет.
Надо сказать, что в старое время невскую воду очень ценили. Сваренный на ней сбитень обладал высокими вкусовыми и питательными качествами. Среди зазывных выкриков уличных торговцев на Масляной или Пасхальной неделях можно было услышать:
Сбитень горячий медовой!
Подходи мастеровой,
За невской водой!
В комнату, пожалуйста,
честные господа.
Хотя, надо признать, в старые времена традиционно считалось, что для выпечки традиционного на Руси чёрного хлеба и калачей невская вода все-таки не годится. Известно, что московские булочники, борясь за право доставлять свою продукцию к царскому завтраку прямо из Москвы, придумали даже легенду о том, что самый вкусный калач можно испечь, только используя москворецкую воду. Похоже, в Петербурге с этим не спорили. Петербуржцам было чем гордиться и без калачей: «Славна Москва калачами, Петербург – сигами». А москвичи пошли даже на известные расходы. Если царь отправлялся в путешествие, за ним будто бы следовали цистерны с водой, взятой из Москвы-реки.
Даже скудный промысел, которым жили многие лодочники в старом Петербурге – извлечение из воды дров, брёвен, досок для последующей продажи или использования – принимался с благодарностью к кормилице Неве. Все эти случайные находки имели в старом Петербурге своё народное название: «Дары Невы».
С Невой связаны многие чисто петербургские традиции. Так, например, весенний ледоход на Неве превращался в общегородской праздник. В старом Петербурге существовал обычай заключать пари о дне начала ледохода. А в конце долгой зимы в Петербурге наступало время, когда в атмосфере возникало всеобщее радостное предощущение весны. С главных улиц и площадей города исчезали характерные атрибуты петербургских зим. По воспоминаниям художника Мстислава Добужинского, в это время «целые полки дворников в белых передниках быстро убирали снег с улиц». Среди петербуржцев это называлось: «Дворники делают весну в Петербурге».
Весной начинался торжественный проход по Неве ладожского льда, или «Ладожских караванов», как называли петербуржцы неторопливо проплывающие между гранитными берегами огромные ледяные глыбы. Они вселяли окончательную уверенность в приходе долгожданной весны. В петербургский климат ледоход вносит некоторые изменения. Среди обывателей живут давние питерские приметы: «Пойдет ладожский лёд – станет холодно», и в то же время: «Ладожский лёд прошел – тепло будет».
Ежегодно 6 января в дореволюционном Петербурге проходил праздник Водосвятия – Крещения Господня, который в народе почитался как «Крещение Невы». На Неве, напротив Зимнего дворца, устраивалась прорубь. Над ней возводилась деревянная часовня. Все это называлось Иорданью – по реке на Ближнем Востоке, в которой крестился Иисус Христос. Праздник начинался выходом из дворца царской семьи по лестнице, которая до сих пор называется Иорданской. Петербуржцы готовились к этому празднику заранее. Простолюдины приурочивали к нему крещение новорожденных. Простодушные родители верили, что это принесёт счастье и благополучие в жизнь их детей.
Но радужные ожидания не всегда оправдывались. Иногда при крещении в проруби дети гибли, или замерзая, или захлебываясь. Правда, и это объяснялось Божьим промыслом: «Бог дал, Бог взял». Фольклор свидетельствует, что и Нева часто становилась причиной человеческих драм и трагедий. Пословичная формула взаимоотношений бренного человека с вечной Невой становилась точной и конкретной:
«Матушка Нева испромыла нам бока».
Уж как с Питера начать,
До Казани окончать.
Уж как в Питере Нева
Испромыла нам бока.
К началу XX века в Петербурге заметно выросло количество самоубийств. Отвергнутые влюбленные, безнадежные неудачники, проворовавшиеся авантюристы видели только один исход:
Не священник нас венчает,
Повенчает нас – Нева;
Золоты венцы оденет —
Серебристая волна.
Но вот что любопытно. В это же время в Петербурге появляется оригинальная поговорка, которую петербуржцы использовали как универсальный эвфемизм. Вместо грубого «утопиться» или казенного «совершить самоубийство» фольклор предложил этакую рафинированную формулу – джентльменскую смесь мрачного юмора и легкой самоиронии, скрашивающей эсхатологические ужасы самоубийства: «Броситься в объятия красавицы Невы». О каком самоубийстве может идти речь? О какой смерти? Не верите? Тогда послушайте:
Я страдала, страданула,
С моста в Невку сиганула.
Из-за Митьки-дьявола
Два часа проплавала.
И другой церковный праздник связывался с Невой в городском календаре. Примерно около дня Преполовения, приходящегося на середину между Пасхой и Троицей, Нева освобождается от грязного весеннего льда. Задолго до этого петербуржцы любили заключать пари о дне ледохода. В обиходной речи горожан появлялись странные идиомы, понятные только истинным петербуржцам: «В Петербурге началось сумасшествие – вчера тронулась Нева», «Очиститься, как Нева». Каждый мог вложить в них любой смысл. В день Преполовения комендант Петропавловской крепости наполнял невской водой кубок и на своём 12-вёсельном катере направлялся к Зимнему дворцу. Там он вручал кубок императору, который торжественно выливал воду и заполнял кубок серебряными монетами. Затем комендант выходил на набережную. Это было сигналом к началу навигации на Неве. Начинали действовать лодочные перевозы, река заполнялась пароходами, шлюпками, плотами, яликами.
Фольклору известна традиция, заложенная ещё Петром I и сохранявшаяся вплоть до 1917 года. 29 июня, в храмовый праздник Петропавловского собора, который приходился на Петров день, в Комендантском доме давались ежегодные обеды для причта. На этих обедах «непременно являлись громадные осетры на деревянных лотках, четверо лакеев не без усилий обносили гостей лакомым блюдом». По преданию, Пётр Великий, предоставив коменданту рыбные ловли около крепости, завещал ему к обеденному праздничному столу подавать целого осетра и притом изловленного не где-нибудь, а непременно в Неве или в Ладожском озере. С середины XIX века поймать в Неве осетра становилось всё труднее и труднее. Однако традиция сохранялась, и коменданты в праздничные дни всегда посылали духовенству собора 100 рублей в специальном конверте с надписью: «На осетра».
