Альберто Мангуэль - История чтения
В то же самое время чтение вслух внимательному слушателю часто заставляет чтеца быть более педантичным, ничего не пропускать и не возвращаться к предыдущему абзацу, фиксировать текст с помощью некой ритуальной формализованности. В бенедектинском ли монастыре или в теплой комнате позднего Средневековья, в постоялых дворах и на кухнях Возрождения, в гостиных и сигарных цехах XIX столетия — и даже сегодня, когда мы слушаем записанный на кассете голос актера и одновременно ведем машину, — церемония чтения вслух, безусловно, лишает слушателя некоторых свобод: выбора тона, верного ударения, возвращения к особенно запомнившемуся месту, — но в то же время придает изменчивому тексту солидную респектабельность, ощущение единства времени и пространства, которого редко удается достичь капризному одинокому читателю.
ФОРМА КНИГИ
Мои руки, выбирая книгу, чтобы взять ее с собой в постель или положить на письменный стол, захватить в поезд или подарить другу, учитывают форму, точно так же, как и содержание. В зависимости от случая, от места, где я собираюсь читать, я выберу маленькую и удобную или толстую и тяжелую книгу. Книги говорят о себе своими названиями, именами авторов, своим местом в каталоге или на книжной полке, иллюстрациями на обложке; а также размером. В разное время и в разных местах я ожидал, что книги будут выглядеть по-разному, и, как и любая мода, эти изменчивые черты позволяют точнее описать книгу. Я сужу о книге по обложке; я сужу о книге по ее форме.
С самого начала читатели требовали, чтобы книги делали в удобных для них форматах. Первые месопотамские таблички были обычно квадратные, но иногда прямоугольные, шириной примерно три дюйма, чтобы их удобно было держать в руке. Книгу, состоящую из таких табличек, хранили, очевидно, в кожаных сумках или коробках, чтобы читатель мог доставать таблички одну за другой, по порядку. Возможно, что жители Месопотамии еще и связывали свои книги; на новохеттских каменных надгробных памятниках есть изображения объектов, напоминающих рукописные книги возможно, несколько табличек, связанных вместе и объединенных под одной обложкой, но ни одна такая книга не дошла до нас.
Не все месопотамские книги предназначались для того, чтобы их можно было держать в руках. Существовали тексты, записанные на гораздо более крупных поверхностях, такие как Среднеассирийский свод законов[270], найденный в Ашшуре и датируемый XII веком до н. э., он был записан на обеих сторонах каменной стелы общей площадью 4,5 кв. м.[271] Ясно, что эта «книга» вовсе не предназначалась для того, чтобы ее носили, она стояла на одном месте, чтобы при необходимости с ней можно было свериться. В данном случае размер имел иерархическое значение; маленькая табличка может использоваться в личных целях, а гигантский свод законов в глазах месопотамских читателей создавал дополнительный авторитет самим законам.
Разумеется, какими бы ни были пожелания читателей, возможности формата книги были ограничены. Из глины удобно было делать таблички, а из папируса (высушенные и расщепленные стебли травянистого растения, похожего на тростник) получались отличные свитки; и то и другое сравнительно легко было переносить. Но ни то ни другое не годилось для создания того, что пришло на смену табличкам и свиткам, рукописной книге, или стопке связанных страниц. Такая книга из глиняных табличек получилась бы очень тяжелой и громоздкой, и хотя листы, сделанные из папируса, пробовали связывать вместе, они были слишком хрупкими. А вот пергамент или веллум (оба материала изготавливали из шкур животных, только разными способами) можно было обрезать и складывать как угодно. Согласно Плинию Старшему, египетский царь Птолемей, учредивший библиотеку в Александрии, желая сохранить в тайне секрет изготовления папируса, запретил экспортировать его, тем самым заставив своего соперника Эвмена, правителя Пергама, начать поиски нового материала для книг его библиотеки[272]. Если верить Плинию, указ царя Птолемея привел к тому, что пергамент был изобретен во II веке до н. э., хотя самые ранние образцы пергаментов, известные нам сегодня, датируются предыдущим столетием[273]. Эти материалы не использовались исключительно для одного вида книг: существовали свитки, сделанные из пергамента, и, как мы уже говорили, книги, связанные из папируса; но то и другое встречалось довольно редко. Начиная с IV века и до появления в Италии бумаги восемь столетий спустя, в Европе пергамент был основным материалом для изготовления книг. Он был более крепким и более гладким, чем папирус, и к тому же более дешевым, поскольку читателю, пожелавшему иметь книгу, записанную на папирусе (вопреки указу царя Птолемея), приходилось бы ввозить материал из Египта и платить за него крупную сумму.
Книги из пергамента быстро получили широкое распространение среди чиновников и священников, путешественников и студентов среди всех, кому нужно было перевозить книги из одного места в другое и быстро находить нужное место в тексте. Более того, текст можно было размещать на обеих сторонах пергамента, а поля с четырех сторон давали много места для глоссариев и комментариев — при работе со свитком это гораздо сложнее. Изменилась и организация самих текстов, которые раньше приходилось делить в соответствии с размерами свитков (так, например, «Илиада» Гомера, по всей видимости, была разделена на двадцать четыре песни, поскольку чаще всего занимала двадцать четыре свитка). Отныне текст можно было формировать исходя из его содержания по книгам или главам или даже объединять под одной обложкой несколько коротких произведений. Пространство свитка очень ограничено — этот его недостаток очень хорошо знаком нам сегодня, когда мы вернулись к этой древней форме на экранах компьютеров, где можно одновременно открыть только один участок текста, «прокручивая» его вверх и вниз. Книга же позволяла читателям практически мгновенно переноситься на другие страницы, создавая ощущение целостности, — ощущение, порожденное тем фактом, что в момент чтения практически весь текст находится в руках читателя. Были у рукописных книг и другие неоспоримые достоинства: создававшиеся для облегчения транспортировки и потому вынужденно маленькие, они сильно увеличились в размерах и стали значительно превосходить по объему существовавшие ранее книги. Поэт I века н. э. Марциал поражался магической силе предмета, помещающегося в руке, и в то же время содержащего бесконечное количество чудес:
Весь Гомер уместился на скромном пергаменте этом!
Илиада и все приключенья Улисса, Приамова царства врага,
Все на мягких из кожи телячьей листах поместились.[274]
И благодаря всем этим преимуществам к 400 году н. э. классический свиток был окончательно забыт и большинство книг выглядели как объединенные под одной обложкой стопки листов прямоугольной формы. Пергамент, сложенный один раз, назывался инфолио; сложенный дважды — кварто; сложенный трижды — октаво. К XVI веку форматом книг занялось государство: во Франции в 1527 году Франциск I своим указом приказал стандартизировать размеры листов по всему королевству; любого, кто нарушил это правило, должны были бросить в тюрьму[275].
Какие бы формы ни принимали книги на протяжении долгих веков своего существования, самыми популярными становились те, что позволяли легко держать книгу в руках. Даже в Греции и Риме, где обычно для всех типов текстов использовали свитки, личные письма обычно писали на маленьких восковых табличках, защищенных выпуклыми краями и разукрашенными обложками. Эти таблички можно было использовать повторно. Со временем они уступили место сложенным листам пергамента, иногда разных цветов, на которых удобно было делать короткие записи или производить расчеты. В Риме к III веку н. э. эти буклеты уже утратили свою практическую ценность и стали цениться из-за красоты обложек. Переплетенные прекрасными пластинами из слоновой кости, покрытыми чудесной резьбой, их преподносили чиновникам, которые приступали к своим обязанностям в канцеляриях; в конце концов их стали дарить и частным лицам, и богатые граждане дарили друг другу такие буклеты с записанным там стихотворением или посвящением. Вскоре предприимчивые торговцы начали продавать сборники стихов, переплетенных таким образом, маленькие подарочные книги, чье содержание значительно уступало стоимости и красоте обложки[276].
Размер книги, какого бы формата она ни была, определял размеры места, где ей предстояло храниться. Свитки складывали в специальные деревянные коробки (чем-то напоминавшие шляпные картонки) с этикетками из глины в Египте и из пергамента в Риме или ставили в книжных шкафах, так чтобы были видны закладки (со списком заглавий) и книгу было легче идентифицировать. Рукописные книги складывали на специальных полках плашмя. Описывая посещение деревенского дома в Галлии приблизительно в 470 году, Гай Соллий Апполинарий Сидоний, епископ Овернский, упоминает шкафы, предназначенные для книг разных размеров: «Здесь тоже книги были во множестве; были там полки, доходящие до груди (plantel), как у грамматистов, или полки в форме клиньев (cunei), как у афинян, или туго набитые шкафы (armaria), как у книготорговцев»[277]. Согласно Сидонию, там были представлены книги двух типов: латинская классика для мужчин и религиозные книги для женщин. Поскольку в Средние века значительную часть времени европейцев занимали дела религиозные, нет ничего удивительного в том, что одной из самых популярных книг того времени был молитвенник, или часослов, его часто изображают на картинах, посвященных Благовещению. Обычно написанные от руки или напечатанные мелким шрифтом, во многих случаях снабженные богатейшими иллюстрациями лучших художников, они содержали несколько коротких текстов, известных как «Малая служба Пресвятой Девы Марии», которые следовало читать в разное время дня и ночи[278]. Собранная по принципу «Божественной службы» — то есть служб, проводившихся духовенством в течение дня, — «Малая служба» включала в себя псалмы, несколько отрывков из Писания, гимны, заупокойную мессу, особые молитвы святым и календарь. Эти маленькие томики верующие могли использовать как в церкви, так и во время уединенных молитв. Подходили они и для детей; примерно в 1493 году герцог Джованни Галеаццо Сфорца Миланский заказал часослов для своего трехлетнего сына Франческо Мария Сфорца — Иль Дучетто. На одной из страниц этого часослова ребенок нарисован в сопровождении ангела-хранителя. Часословы иллюстрировали в зависимости от того, сколько денег готов был заплатить клиент. На многих из них изображали фамильные гербы или портрет владельца. Часословы часто дарили на свадьбу в аристократической среде, а позднее и среди богатых буржуа. К концу XV века на европейском рынке доминировали иллюстраторы фламандской школы, которые посылали целые караваны для составления аналогов наших современных списков подарков на свадьбу[279]. Прекрасный часослов, подаренный на свадьбу Анне Бретонской в 1490 году, был размером с ее руку[280]. Он создавался для одной-единственной читательницы, повторяющей слова молитв месяц за месяцем и год за годом, и снабжен до сих пор поражающими воображение иллюстрациями, которые вряд ли когда-нибудь будут полностью расшифрованы. Сцены из Ветхого и Нового Заветов были изображены в современных пейзажах таким образом святые слова должны были стать ближе читательнице.
