Елена Николаева - Фракталы городской культуры
Библиотека как концептуальный фрактал научно-художественной картины мира
Примечательно, что архитектура библиотек эпохи постпостмодерна тяготеет к физической артикуляции ее фрактально-сти. Так, часть здания публичной библиотеки города Канзас (США) выполнена в виде огромной книжной полки с семиметровыми «книгами». В Новосибирске планируют построить библиотеку в виде стопки книг, а для Стокгольмской Общественной библиотеки предложен проект огромной «бесконечной» стены, созданной из многоярусной галереи книг и системы зеркал (архитектор Оливье Чарльз (Olivier Charles)). В небольшом нидерландском городке Spijkenissse должна появиться библиотечная «Книжная гора» – прозрачное пирамидоподобное здание (заметим, что и гора, и пирамида представляют собой фрактальные формы). Для Чешской национальной библиотеки разработано уже абсолютно фрактальное пространственное и концептуальное решение (швейцарская архитектурная студия NAU) со сложными архитектурными формами, с интерьерными и экстерьерными стохастическими рекурсиями – отсылками к чешской истории.
С другой стороны, библиотека как совокупность знаний некоторого сообщества и всей цивилизации в целом представляет собой концептуальный фрактал научно-художественной картины мира, локальные библиотеки в этом случае являются ее концептуальными предфракталами. При этом любая книга тоже фрактальна – и не только потому, что она концептуальный фрактал культуры, конкретной истории и самого автора, не только потому, что ее сюжет может содержать внутренние фрактальные паттерны (например, «вложенные рассказы»), но потому, что сама структура книги с названием, аннотацией, оглавлением (названием глав) и абреже (резюме глав) с самого начала формируется как стохастический геометрический и концептуальный фрактал. Концептуальная фрак-тальность библиотеки наглядно представлена на картине канадского художника Роба Гонсалвеса (R. Gonsalves) «Written Worlds».
Странные петли обратной связи «Человек – библиотека – человек»:
Проект Дворца Советов (Москва, 1930-е гг.)
Здание библиотеки (Ницца, 2000-е гг.)
Не случайно также, что в XX веке появился ряд как осуществленных, так и реализованных только на бумаге проектов библиотек, которые проксемически репрезентируют не только фрактальные отношения «человек – мысль – книга – библиотека», но так называемую «странную петлю» обратной связи. Речь идет о библиотеках, размещенных в «человеческой голове»: например, согласно проекту Дворца Советов в Москве предполагалось разместить библиотеку и государственный архив в голове скульптуры Ленина, венчавшей небоскреб (арх. Б. М. Иофан, 1931–1937 гг.), действующая библиотека Луи Нюсера в Ницце также расположена в квадратной «голове» («La Tête au Carré», букв. голова/ум в коробке, архитекторы Ив Байяр (Yves Bayard) и Франсис Шапю (Francis Chapus) по мотивам скульптуры Саши Сосно, 2002 г.).
Кроме того, в городе есть целый ряд вневременных и все-временных локусов, в которых происходит визуальное воспроизведение фрактальных паттернов культуры – и пространственных, и концептуальных. Во-первых, это театры и кинотеатры. Находясь физически и символически на территории городской культуры, сценические и экранные фрагменты реальности образуют стохастические социокультурные паттерны повседневной жизни или экстраординарной событийности, вложенные друг в друга и многократно отраженные в ментальных зеркалах драматургов, режиссеров, операторов и актеров. Другой, статичный опыт фрактального самовоспроизводства культуры, сочетающий в себе предметную данность культуры и ее визуальное восприятие, осуществляется в многочисленных городских музеях. Наиболее полные фрактальные копии культуры во всей диахронии ее материальных артефактов предоставляют исторические и краеведческие музеи. Тематические музеи и художественные галереи демонстрируют фрактальные срезы определенных подсистем культуры.
Таким образом, можно говорить о том, что современной городской культуре, которая являет собой сложную многоуровневую систему материальных форм и символических смыслов, взаимодействующих по законам динамического хаоса, присущ особый фрактальный хронотоп. Городское пространство заполнено многочисленными фрактальными складками культурного времени, на их сгибах соединяется несоединимое. Именно в городе случаются постмодернистские встречи с бесконечными двойниками: здесь так просто пожать руку Марксу, Ленину, Сталину, Николаю II, разгуливающим, например, по Манежной площади в Москве. Возле соответствующих исторических зданий воспроизводятся персонифицированные фракталы локальной истории: швейцары, одетые по форме XVIII–XIX веков у дверей старинного отеля, Иван Грозный с супругой рядом с Государственным историческим музеем, Павел I у входа в Гатчинский дворец, Екатерина II на петербургской Дворцовой площади, стрельцы в Коломенском, древнеримские легионеры возле Колизея и т. д. и т. п. С ними можно сфотографироваться на память, смешав в семейном архиве подлинную историю с постмодернистской игрой в прошлое. Примечательно, что при этом не требуется никакого «единства времени и места»: «Петр I» весьма комфортно чувствует себя возле Храма Спаса на Крови (Санкт-Петербург), построенного его далеким потомком, а фотографироваться рядом с царем можно даже в шортах. На перекрестках классической культуры и потребительских практик (например, в супермаркете с говорящим названием «Перекресток») можно получить автограф у «Александра Сергеевича Пушкина» на только что купленной книге стихов великого поэта.
При этом личностные черты исторических личностей задолго до «памятной» встречи вмещены в нашем сознании в простые постоянно воспроизводимые рекурсивные формы, по школьным учебникам и историческим фильмам мы помним их растиражированный облик как набор знаковых черт, жестов и атрибутов.
Очевидно, в современном мегаполисе образуется мультифрактальный хронотоп сложной концептуальной конфигурации, которая может быть описана не как разломы культуры, но как ее складки – в делезовском смысле.
Город по горизонтали: алгоритмы освоения городского фрактала
Большой город насквозь пропитан движением, пронизан миллионами траекторий перемещений людей и машин, пересечениями улиц и линий жизни. Здесь наиболее сильно ощущается буквальность выражений «круговерть», «закрутиться», «на круги своя». Каждый день человек прокладывает свой путь по тем же самым улицам, двигаясь из дома на работу, а потом обратно. Иногда он немного отклоняется от привычного маршрута, например, если улицу перекрыли из-за ремонта дороги, или чтобы зайти в магазин, посидеть вечером с друзьями в кафе, посетить концерт или навестить родственников. В выходные он может сделать большой «круг», отправившись в другой конец города в гипермаркет. Возможно, он даже периодически покидает пределы города, уезжая на дачу или в командировку. Линии его передвижений образуют более или менее запутанный клубок траекторий, которые приблизительно повторяют друг друга, образуют вложенные круги, большие петли и маленькие узелки, но остаются в некоторых достаточно широких пределах пространств личной бытийности или миров жизненного опыта, как их называл социолог Альфред Шютц[148]. Воображаемое «картирование» индивидуальных маршрутов в пространстве городской повседневности дает довольно простые или весьма сложные графические картины, напоминающие странные аттракторы, описывающие поведение разного рода динамических систем.
«Портреты» динамических систем (странные аттракторы Лоренца, Ресслера, Мура – Шпигеля, Уэды)
Иными словами, каждый житель города изо дня в день своими физическими передвижениями по городу создает фрактальный рисунок динамического пространства своего жизненного мира. Его конфигурации детерминированы, с одной стороны, особенностями городской застройки и городской транспортной инфраструктуры, а с другой – индивидуальным стилем жизни каждого горожанина и его распорядком дня. Чем более гибкий график работы и выше личная мобильность человека, тем более сложным оказывается фрактальный узор его повседневного проживания городского пространства. Кроме того, целый ряд факторов, как внешних (погода, внеплановые поездки и т. п.), так и внутренних (спонтанные решения пойти в кино, заняться шоппингом, внезапная необходимость посетить врача и пр.), приводят к сильной алеаторности и стохастичности кинестетических паттернов повседневной жизни в большом городе.
Разнообразие траекторий ежедневных перемещений по городу вдохновило канадскую цифровую художницу Руфь Шьоин (Ruth Scheuing) на создание проекта «Миф и наука»[149]. В течение месяца Руфь с помощью ручного GPS-навигатора фиксировала координаты своих ежедневных передвижений по Ванкуверу – поездки по работе (в колледж Капилано, где она преподает курс по искусству текстиля, на художественную выставку, за тканями и т. д.), выходы в магазины, пешие прогулки по окрестностям города и велосипедные – по городскому парку Стенли. Получившиеся графические паттерны использовались в качестве «рамок», с помощью которых локальные пространства помещались в глобальную перспективу ментальных и художественных миров, соединяющих в себе искусство, мифологии, текстиль и цифровые технологии. Например, замкнутая линия поездки художницы в Художественную галерею Ванкувера и на фермерский рынок образовала «дыру» в индийской ткани для ритуальных танцев (из Музея текстиля колледжа Капилано), сквозь которую видна инсталляция китайского художника Хуана Юн Пина «Страшный сон короля Георга V»[150] (из Художественной галереи Ванкувера). А внутри периметра, возникшего в результате поездки Руфи за новым костюмом, разместилась история Ариадны, дающей путеводную нить Тесею. Так рутинные маршруты, ограниченные территорией одного города, превратились в путешествия по мировому пространству и историческим эпохам.
