Г. Богемский - Кино Италии. Неореализм
Конечно, мы не думаем, что неореализм есть нечто отличное от реализма (как говорил один шутник, «неореализм — это реализм с «изъяном») *. В конечном счете «неореализм» просто удобный термин, как, впрочем, и все другие названия. Но, как бы мы его ни называли, главное в том, что ему соответствует нечто реальное. От «Людей на дне» до «Похитителей велосипедов» в истории итальянского кино развивается своеобразное направление, составляющее его особую главу. Разрозненные реалистические устремления итальянского кинематографа обретают в неореализме свое лицо, становятся стилем, создают нечто новое и, главное, находят соответствующее кинематографическое выражение. «Дон Боско», например, несомненно, тоже был реалистическим фильмом, но в нем тяготение к реализму определялось и подкреплялось, в сущности, живописными поисками (с явными заимствованиями у Сегантини42), составляющими общую особенность для всего итальянского кино той эпохи и, в сущности, являвшимися изменой кинематографическому вдохновению. Только с так называемым неореализмом итальянское кино, если рассматривать его в целом, встает, даже в лице второстепенных представителей, на путь свободных, непредвзятых, самостоятельных по своим выразительным средствам поисков.
Провинциальный по своему происхождению неореализм унаследовал некоторые элементы примитивизма, такие, как нехватка актеров и отсутствие самостоятель-
* Шутка, основанная на том, что приставка «нео» омонимична итальянскому слову «нео», имеющему значения «родимое пятно» и «дефект», «изъян» (примеч. пер. ).
2. Зрелость Алессандро Блазетти. Или итальянцы, или ничего
Всем известно, что в последнее время сообщения о проектах, предложениях, соглашениях о создании фильмов Италией «совместно» с той или иной зарубежной страной сыплются со всех сторон.
Наверное, все скажут: прекрасно; это значит, что за границей нас принимают всерьез; это значит, что в Италию потекут капиталы — к полной выгоде итальянских киностудий, итальянского вспомогательного персонала, итальянских технических специалистов и художников кино. Это значит, что мы заранее гарантируем себе выход на важные иностранные рынки, где познакомим зрителей с нашими режиссерами и актерами «на буксире» у самых известных иностранных мастеров. Это значит, что мы научимся множеству прекрасных вещей, в которых сильно поотстали, потому что с нами будут сотрудничать и учить нас многоопытнейшие специалисты и потому что вместе с ними придут сложнейшая съемочная аппаратура и современнейшая проекционная техника. Это значит, что наконец-то итальянская кинопромышленность, до вчерашнего дня пребывавшая во власти неуверенности, неустойчивости, дилетантизма, путаницы и беспорядка, уже не говоря о худшем, пойдет по пути преемственности, солидности, методичной работы и серьезной ее организации.
Прекрасно, прекрасно. Действительно, на бумаге ничто не вызывает возражений против доводов, четких бухгалтерских выкладок, цифр, финансовых расчетов. И все же...
Задумаемся: если бы «Рим — открытый город» снимал самый знаменитый американский оператор, Бэтт Дэвис1 играла вместо Анны Маньяни2, а Чарлз Лоутон3 — вместо Фабрици4, имел бы этот фильм такой огромный успех, явился бы «новостью» в Локарно, Канне, Париже, Нью-Йорке? Единственный и очевидный ответ — нет.
... И имел бы этот фильм большой успех, если бы в нем все, включая сценарий, осталось таким, как есть, но поставил бы его Кинг Видор, а не Росселлини? Также и здесь ответ один, и самый очевидный: ни в коем случае, этого нельзя даже допустить. «Рим — открытый город» — подлинная слава итальянского кино, подлинный поворот в мировом кино — имел тот успех, который он имел; и это единодушие зарубежных восторженных откликов разнесло в пух и прах близорукий педантизм оговорок некоторых итальянских критиков — именно и единственно потому, что его поставил итальянец, сценарий написали итальянцы, роли исполняли итальянцы, снимали итальянцы, участвовали итальянские статисты и снят он был в Италии. Именно этот его полностью итальянский «характер», со всеми достоинствами и недостатками, даже ошибками (но итальянскими), отличает фильм по его духу и форме от всей остальной мировой кинопродукции.
... Загрязнять итальянский «характер» нашего кино означает отказаться от единственного важного элемента интереса, от художественного и коммерческого успеха, который наше кино может иметь во всем мире.
... Для тех, кто захочет усмотреть в моем беспокойстве тупой «национализм», пережитки италофильского фанатизма, а не подлинную проблему «характера», а следовательно, и стиля, напомню, что за всю историю кино фильмы, созданные в результате «международных» комбинаций, ни одного-единственного раза не имели сколько-нибудь заметного успеха.
Перевод Г. Богемского
Альдо Вергано. Как родился и был поставлен фильм «Солнце еще всходит»
Когда в конце октября 1945 года Национальная ассоциация партизан Италии вызвала меня в Милан, чтобы доверить мне режиссуру первого партизанского фильма, финансируемого и создаваемого непосредственно под контролем этой ассоциации, мне сразу же представилась самой важной проблема сюжета. Большинство товарищей, естест венно, высказывались за сюжет, который развивал бы мотив жизни партизан и их приключений, — по сути дела, занимательный фильм. Я же стоял за сюжет, в котором была бы представлена и развита тема менее привычная, но более интересная, хотя и более сложная: те моральные, политические и социальные причины, которые лежали в основе партизанского движения и в силу которых это движение имеет и право и долг продолжать существовать и в настоящее время.
Я думал так: нет никого ни в Италии, ни за границей, кто сомневался бы в доблести наших партизан, героические подвиги которых более или менее известны; однако лишь немногие знают, по каким причинам эти сорвиголовы сражались на этой, а не на другой стороне. Мое убеждение придавало мне силу, и после нескольких дней плодотворных споров мне в конце концов удалось настоять на своей точке зрения. Так родилась идея фильма «Солнце еще всходит», основной схемой которого мы обязаны Джузеппе Горджерино, одному из сотрудников редакции миланского издания газеты «Италия либера», активному участнику, бок о бок с Парри1, сначала подпольной борьбы, а потом и вооруженного восстания.
Я пригласил сотрудничать группу кинематографистов (Де Сантиса, Лидзани, Аристарко5), которых знал как людей, близких мне как в художественном плане, так и в политическом, и мы сразу же принялись за работу над сценарием. И мы работали с таким пылом, что уже 3 декабря смогли начать съемки фильма. Сюжет, очищенный от чисто зрелищных эпизодов, которые, если и имеются, носят функциональный характер в повествовании, довольно прост: это история внутреннего кризиса, переживаемого одним молодым солдатом, который после 8 сентября3 бросает оружие и возвращается в свое селение. Его отец работает управляющим в одном большом поместье. Разочарованный, отравленный горечью, юноша готовится встретить жизнь с зачерствевшим сердцем и с одним только желанием — больше не страдать. Он отказывается от мысли вернуться к прежнему — быть рабочим или крестьянином. За стенами ограды фактории, на помещичьей вилле, идет жизнь обеспеченная, протекающая в безделье и удовольствиях, и она тревожит фантазию и порождает зависть юноши. Участвовать в этой жизни — вот его идеал! Ради достижения этого он бросается в объятия хо зяйки — женщины зрелого возраста, чувственной и капризной. Но этот новый опыт и постоянная связь с миром тех, кто трудится, ясно осознавая всю серьезность исторического момента, переживаемого страной, заставляют юношу по-новому, более широко и более глубоко взглянуть на жизнь. Отсюда его реакция, изменение жизненной позиции. Так повествование подходит к эпилогу — к вооруженному восстанию.
Учитывая материал фильма, его создание не могло не вдохновляться критериями абсолютного реализма. Реализм — в замысле, в диалогах, в операторской работе, в актерской игре. Что касается операторской работы, я не колеблясь ни минуты пригласил снимать мой фильм Альдо Тонти4, который, как я считаю, и это так и есть, более чем кто-либо из всех операторов чужд всяких условных решений. В отношении выбора исполнителей я сразу же отбросил мысль использовать модных актеров, будучи убежден в том, что их индивидуальность могла бы наложиться на индивидуальность моих персонажей и подавить ее. Однако роль главного героя я доверил молодому, почти еще неизвестному актеру Витторио Дузе5, который привлек мое внимание в одной второстепенной роли в фильме «Одержимость». Также и главную женскую роль я поручил молодой, но очень многообещающей актрисе — Лее Падовани6, обладающей впечатляющей внешностью и тончайшей чувствительностью. За исключением Элли Парво7, исполняющей необычную для нее роль сорокалетней женщины из буржуазии, и Массимо Серато8, играющего «характерную» роль немецкого капитана, все другие исполнители не профессиональные. Это партизаны, рабочие, крестьяне.
