Сергей Агарков - Сексуальность в цивилизации: социогенез сексуальности
Анализируя античный период, некоторые историки считают, что в тот период существовал только телесный эрос, простое половое влечение, другие говорят о духовном как уделе отдельных выдающихся личностей. Двадцать пять веков назад появились первые теории духовной любви, представленные в трудах Сократа, Платона, Аристотеля.
Сократ, например, считал, что любовь – это всегда чувство к кому-то или к чему-то, в чем испытываешь нужду. Определив ее сущность, он называет целью любви благо, которое – в счастье, а счастье – в бессмертии. Эти диалектические звенья одной цепи определяют путь любви с отдельных черт прекрасного тела к прекрасным делам, а от прекрасных дел к прекрасным учениям; пока не поднимешься к учению о высшей красоте и не познаешь ее. А причина любви у Сократа – смертная природа людей, которые стремятся к бессмертию и достигают его через соитие мужчины и женщины для деторождения.
Автор знаменитого «Пира» Платон утверждал словами своего героя Федра, что любовь должна учить стремлению к прекрасному «без чего ни государство, ни отдельный человек не способны ни на какие великие дела». Он же предлагал из возлюбленных создавать государства и войско: ибо покинуть строй или оставить поле боя на глазах у возлюбленной позорно.
В литературных произведениях Древней Греции: лирике Сапфо, Алкея, Анакреона, Еврепида, – а потом и Древнего Рима: в прозе Апулея, поэмах Овидия, Костулла, – отразилось многообразие взглядов в вечной теме любви. Но ни поэты, ни философы не сомневались уже, как и их современники, принадлежащие к другим народам, в существовании любви и ее могуществе.
От античного Эроса, своего рода предлюбви, к одухотворению плотских желаний и возвышенным индивидуальным чувствам человечество прошло путем тысячелетий. Если на ранних ступенях античности Зевс становится быком, чтобы сочетаться с Европой, лебедем, чтобы любить Леду, сатиром, чтобы насытить страсть к Антиопе, а Посейдон превращается в коня, чтобы сочетаться с Диметрой и Титанидой Медузой, которая родила им крылатого коня – Пегаса, то уже поздняя античность отличается иным подходом. В ней четко разграничиваются плотское и духовное – до противопоставления одного другому.
Так, в пятом веке до нашей эры уже было две Афродиты: Афродита Пандемос (Всенародная) – божество грубой чувственной любви и Афродита Урания (дочь Урана) – богиня любви возвышенной, утонченной. Об этом свидетельствует и многообразие богов-покровителей любви. Один из них олицетворял начало и конец любви (у Амура была стрела, рождающая любовь и стрела, гасящая ее), другой – плотские вожделения (Гимэрот), третий – ответную любовь (Антэрот), четвертый – страстное желание (Поф), пятый – любовные уговоры (богиня Пейто), шестой – брак (Гименей), седьмой – роды (Илифия).
С тех времен зарождающаяся культура половых отношений донесла до наших дней все обилие форм эротической любви – именно так ее правильно называть, – которые на протяжении столетий подвергались гонениям или воспевались в зависимости от отношения к ним в обществе.
В следующий исторический период, в средневековье, культура определила всеобъемлющую любовь основой человеческого бытия. Идеал всепронизывающей и всепрощающей любви, возник и сформировался в позднеантичном мире. Но религиозное сознание приподняло духовную составляющую многопланового понятия любви, принизив несколько ее плотскую, физиологическую сторону. Люди заговорили о чувстве, даже исключающем плотское желание.
Любовь к ближнему, то есть к каждому человеку, стала главным принципом взаимодействия человека с Богом в Новом Завете. Необходимое условие и основная ступень на пути к Всевышнему, она стоит практически в центре внимания всех новозаветных заповедей. Любовь создает ореол объекту страсти, сообщая ему святость и внушая благоговение.
Под эгидой божественного авторитета человек осознал себя значимым в этом мире, назвав любовь двигателем человеческих взаимоотношений. Воплощением бескорыстной духовной любви к людям стал Иисус Христос.
Апостол Павел, ближайший ученик и последователь Христа, объятый экстазом божественной любви, восклицает: «…уже не я живу, но живет во мне Христос». Отдавшись Богу, как пылкий влюбленный, он живет жизнью не своей собственной, а своего возлюбленного. В этот период появляются монахи – любовники Христа и монахини – его невесты.
Чувственная любовь проявляется лишь в любовании красотой юности, эстетизации самого влечения любящих и стоит в центре внимания выразителей христианской нравственности.
Женщина теперь подвергается гонениям, став вратами ада и сосудом соблазна, по меткому замечанию Тертуллиана. Утвердившееся резко отрицательное отношение к половой любви, к женщине не одно столетие господствовало в период средневековья. И лишь с изменением духовных ценностей в связи с освобождением от оков церкви изменяется отношение к любви, дошедшее до нас в лирике трубадуров, миннезингеров и вагантов (странствующих монахов).
В эпоху Возрождения тема любви расцвела в обстановке острого интереса ко всему земному и человеческому, вышедшему из-под контроля церкви. Любовь возвращает себе статус непреходящей жизненной ценности, правда, с определенным религиозным оттенком. Земное эротическое чувство мы видим в «Венере с Амуром» Рафаэля, в «Вакханалии» Тициана, «Декамероне» Боккаччо.
Половая любовь в эпоху Ренессанса приобрела вулканический характер, подчиняя себе все вокруг, она несла такой же героический оттенок, что и идеал физической красоты. Сонеты Петрарки, Шекспира пришли на смену рыцарским романам с культом прекрасной дамы, высший принцип которого гласил: истинная любовь не имеет решительно ничего общего с браком.
Наступило и время, когда любовь в придворных и аристократических кругах превратилась в изощренное искусство флирта и верность в любви сделалась чем-то старомодным. Эпическое величие приобрели похождения Казановы: любовь века рококо – это лишь подражание любви, ибо верность в ней стала объектом насмешек и издевательств со стороны людей, жаждущих земных наслаждений.
С развитием культуры в периоды сентиментализма и сменившего его романтизма любовь называли мистической идеей и пытались превратить в новую систему миропонимания. В романтической любви, например, соединяется учение романтиков о даме и сущность жизни с мистическим познанием, в ней открывается бесконечная душа любимого, сливается земное и небесное, любовь становится самой сладкой земной радостью, но, в то же время, и небесной благодатью.
Понятие любви, особенно ее эротического содержания, видоизменялось на протяжении длительного времени в зависимости от того, на какой из многочисленных граней этого великого явления акцентирует внимание эпоха, возвышая или принижая ее составляющие: духовную и плотскую. Порой противоречивое отношение к любви в поисках истины высказывают представители одного и того же времени. Достаточно сравнить несколько высказываний выдающихся мыслителей прошлого, чтобы ощутить всю сложность этого феномена:
Ф. Бекон: «Ничто не вызывает более противоречивых оценок, чем любовь; либо это столь глупая вещь, что она не способна познать самое себя, либо столь отвратительная, что она должна скрывать себя под гримом».
Б. Паскаль: «Причина любви – „неведомо что“, а следствия ее ужасны».
К. Гельвеций: «Любовь – это дар небес. Сущность любви заключается в том, чтобы никогда не быть счастливым. Чтобы быть счастливым, нужно знать любовь не страстную, а сладострастную».
Иоанн: «Бог есть любовь…».
И. Блох: «Любовь – это внутренняя сущность, ось индивидуальной, а, следовательно, и общественной жизни».
Особо следует отметить русскую философию любви, феномен которой стал глубоко освещаться лишь в XVII—XVIII веках. Начало ей положила литература, хотя критика с необычайной резкостью выступила против элементов чувственности в романах и стихах, объявляя эту литературу «непристойной» и «мерзкой». Однако, два мощных течения все же завоевали признание: материалистическое (В. Белинский, А. Герцен, Н. Чернышевский, И. Сеченов, П. Лавров) и религиозное (В. Соловьев, Н. Бердяев, В. Розанов, М. Гершензон).
При наличии различий у виднейших русских мыслителей проявляются общие черты в осмыслении феномена любви. Во-первых, они рассматривают любовь как явление историческое, изменяющееся в ходе развития человечества. Во-вторых, особая историческая роль русских писателей («Поэт в России больше, чем поэт»), определяет такое положение вещей, когда персонажи рассматриваются как «живые люди» в философских произведениях о любви. В-третьих, почти у всех мыслителей в философском анализе преломляется собственная судьба. Русский человек, как никто другой, заглядывает в свой собственный мир и доносит свой жизненный опыт, свои сомнения до читателей.
