Джудит Левин - Вредно для несовершеннолетних
То, что им преподали на «курсах по злоупотреблению» (если у них были такие курсы; начальник службы надзора за условно–досрочно освобожденными несовершеннолетними секс–преступниками сказал, что его ведомство такие курсы не предоставляло) было главным догматом теории о «детях–растлителях»: что «не соответствующее возрасту» поведение является симптомом того, что его «виновник» — сам жертва растления. Откуда еще, по логике этой теории, семилетнему может прийти в голову засунуть мелок или пенис кому–либо во влагалище? Отсюда и термины «абузивно–реактивный» и «сексуализированный», почти универсально употребляющиеся для описания «растлевающих» детей младше двенадцати лет.
Первый изъян этой теории — в том, что так называемый цикл растления — представление о том, что растленные дети сами растлевают — и тогда многими подвергался сомнению, а теперь по существу дискредитирован. Даже сама Тони Кавана Джонсон заявила, что многие растленные дети не вырастают растлителями. На самом деле большинство — как минимум две трети — не вырастают. Вторая проблема — в утверждении, что у допубертатных детей проявления сексуального поведения сами по себе являются признаками растления. Однако невозможно определить какое–либо множество «симптомов» растления, которые не наблюдались бы у других детей той же возрастной группы. Независимо от того, пережили ли они травматичный опыт или нет, большинство детей, судя по всему, проявляют более или менее одинаковые типы сексуального поведения.
Психологи, пытающиеся выискивать симптомы растления, указывают на эти факты как на демонстрацию того, насколько трудно может быть его диагностировать. Но можно и по–другому интерпретировать эти факты: широкий диапазон сексуального поведения является для детей нормативным. Несмотря на скудность эмпирических данных мы знаем, что мастурбация распространена повсеместно с раннего возраста, более заметно среди маленьких мальчиков, чем среди маленьких девочек. Как и «игры в доктора», всовывание пальцев в естественные отверстия и тому подобное времяпрепровождение. В так называемые латентные годы, то есть в возрасте примерно от семи до одиннадцати лет, дети продолжают мастурбировать, трогать друг друга и влюбляться в одноклассников, одноклассниц и просто в соседских мальчиков и девочек. На самом деле исчезновение видимого сексуального поведения, вероятно, означает лишь то, что дети усвоили послание, исходящее от взрослых, состоящее в том, что взрослые не хотят его видеть. «По всей видимости, сексуальный интерес и, вероятно, какие–то формы активности продолжаются» в среднем детском возрасте, пишет Фридрих, «но, по мере того как дети усваивают культурные стандарты, эти интересы становятся скрытыми». Однако вместо того чтобы признать этот диапазон инициируемого детьми сексуального интереса и поведения, понятие о «сексуализированном» ребенке постулирует, что требуется некое патологическое, травматичное событие (вероятно преждевременное, недобровольное сексуальное взаимодействие со взрослым), чтобы ребенок стал вести себя сексуально или, во всяком случае, сексуально некоторым определенным образом.
Поборники теории «детей, которые растлевают», утверждают, что, даже если ребенок не подвергается растлению и сам не растет растлителем, «не соответствующие возрасту» сексуальные игры свидетельствуют о его эмоциональном неблагополучии. Конечно, иногда свидетельствуют. Но, с другой стороны, кто должен определять, что та или иная сексуальная активность является признаком неблагополучия, если ребенок не выглядит неблагополучным ни в результате этой активности, ни в каком–либо ином смысле? Тони Кавана Джонсон предлагает ключ к разгадке того неблагополучия, которое больше всего заботит ее и ее коллег — не к неблагополучию детей. Ее «диаграмма поведения» призывает родителей обращаться за профессиональной помощью, когда эротизированные игры детей «направлены на взрослых, которым неловко быть их объектами», когда ребенок «хочет оставаться обнаженным на людях, после того как родители сказали «нет»", или когда он «трогает гениталии животных».
Что плохого в этих вещах? Я задала этот вопрос профессору социальной работы Университета штата Джорджия Элли Килпатрик, которая провела углубленное исследование детских сексуальных переживаний и их последствий у женщин. «Они выводят из себя родителей», — ответила она.
Социальные работники, натасканные вынюхивать растление, зачастую выходят из себя даже сильнее, чем родители. Джуди Коул, директор клинических служб Сан–диегского центра защиты детей, сказала мне в 1996 году, что ей надоело «видеть, как родители преуменьшают и отрицают поведение своих детей», даже четырехлетних. «Они просто не понимают, что то, что делают их детки, часто является растлевающим поведением, которое неприемлемо».
«А что было бы приемлемо?» — спросила я.
«Мастурбация время от времени, если она не на людях. Кое–какая сексуализированная игра, вопросы, откуда берутся дети. Погодки часто делают «покажи–мне–свой–а–я–тебе–покажу–свою». — Тут же поспешила добавить: Не хочу сказать, что это правильно или следует поощрять. Но, вероятно, это не травматично».
«Значит, хорошим лозунгом было бы «Смотри, но не тронь»?» — осведомилась я.
Коул улыбнулась: «В оптимальном мире».
Коул не является исключением среди профессиональных детозащитников в том, что подозревает опасность в «излишнем трогании» детьми или детей. В Вирджинии, например, в одном опросе, проведенном среди психиатров и юристов, большинство респондентов ответили, что считают родителей, часто обнимающих десятилетних детей, целующих детей в губы или появляющихся в обнаженном виде перед пятилетним ребенком, кандидатами на «профессиональное вмешательство».
Ценности и данные
Взрослые ответственны за то, чтобы учить детей правильному поведению. Мы не позволяем ребенку отправляться на свадьбу или на заснеженную улицу в купальнике. Но если что–либо полагается неправильным, потому что оно может причинить вред, как определить вред — и исправить его, — не спрашивая ребенка, чувствует ли он какой–либо вред, что–либо неприятное вообще? Я попросила Барбару Боннер, которая руководила самым крупным компонентом (в Оклахома–Сити) пятилетнего исследования на средства Национального центра по дурному обращению с детьми и неисполнению родительских обязанностей, логически объяснить, почему поведение называют неправильным и вредным, если самого ребенка (или его родителей) оно не беспокоит. Попросту говоря, зачем навешивать на ребенка ярлык жертвы, если сам он себя жертвой не ощущает?
Боннер, женщина предупредительная и благонамеренная, на какое–то время задумалась. «Я не знаю, следовало ли бы использовать степень приятности или неприятности как критерий правильности или неправильности, — сказала она после долгой паузы. — Жертва должна определяться кем–то другим, не самим ребенком».
Почему? «Ну, если ребенок есть шоколад целый день, мы же его останавливаем, нравится это ему или нет».
Но ведь есть шоколад целый день — доказуемо вредно, не унималась я. От этого образуется кариес, и в нем есть кофеин, который перевозбуждает и замедляет рост детей. Вреден ли ненеприятный секс?
Боннер дружелюбно рассмеялась в ответ на аналогию с шоколадом. Наконец сказала: «Как, надеюсь, компетентные люди, и как общество, мы рекомендуем то, что считаем правильным и служащим лучшим интересам детей». «В лучших интересах ребенка» разработанные ее программой Правила сексуального поведения для шести–и семилетних включали в себя «Нехорошо трогать интимные места других людей» и «Нехорошо показывать свои интимные места другим людям» — действия, которые могут считаться совершенно уместными, нормальными и даже благотворными во многих семьях и общинах.
Боннер признала, что рекомендации ее команды не основывались на эмпирических исследованиях; было бы невозможно предсказать или измерить вред от определенных сексуальных переживаний, потому что воспроизведение их в клинических условиях создало бы очевидные этические проблемы. Но, высказала она догадку, слишком много секса слишком рано «может заставить [детей] стать слишком сексуально–стимулированными и предпочитать сексуальное поведение спорту, танцам и другим более подходящим занятиям. Во взрослом возрасте беспорядочные связи могут быть». С другой стороны, добавила она с характерной для Среднего Запада откровенностью, «могут и нормальными оказаться. Мы не знаем, на самом деле. У нас нет долговременных исходов».
На самом деле кое–какие «долговременные исходы» детского секса у нас есть. Выполненный в Калифорнийском университете в Лос–Анджелесе исчерпывающий обзор литературы и проведенное там же крупное когортное исследование семей, продолжавшееся с момента рождения у них детей до момента, когда им исполнилось восемнадцать лет, выявили, что три четверти детей занимались мастурбацией или каким–либо иным видом секса с другими детьми еще до того, как им исполнилось шесть лет. Было ли «пагубное влияние» такого опыта — «главный эффект», коррелирующий ранние сексуальные игры с детским неблагополучием или последующей дезадаптацией, по гипотезам многих психологов? «Таких корреляций не наблюдалось», — заключили авторы исследования.
