Виктор Бычков - Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая
Следующий день я провел на конференции. Прочел сразу два доклада подряд. После каждого доклада – дискуссия. После краткого обеденного перерыва надо было выслушать доклады другого референта и принимать участие в дискуссиях. В гостиницу я вернулся только в шестом часу и ни на какие другие деяния уже не был способен. Явно старею, а в былые времена побежал бы таки в Schirn. В конце концов, почему бы, преодолев высокомерие эстетического европоцентризма, не посвятить часок бразильским инсталляциям? Но, к сожалению, времени на них не хватило. В последний день пребывания во Франкфурте – благо я выбрал предусмотрительно поздний рейс – я посетил Stadel, один из самых значительных музеев в Германии. Он стал еще краше после умной реконструкции. Сделали подземный этаж, на котором эффектно разместили богатейшую экспозицию современного искусства (преимущественно немецкого, начиная с 1945 года и по сей день). Впечатление от нее прямо противоположно полученному в Museum fur Moderne Kunst, кураторы которого, очевидно, поставили перед собой благотворительную цель всячески помогать бездарностям: надо же и им где-то выставляться… В Stadel'e, напротив, вещи отобраны по критериям – так или иначе – эстетическим. Общая картина получается мрачноватая, но оставляет все же надежды на – хотя бы частичное – преодоление тенденции к добровольной самоликвидации искусства.
Собрание же настоящих мастеров наполняет радостным восторгом. Особенно насладился я в этот раз работами Бёклина, Сегантини и Бекмана, о чем опять-таки стоило бы написать отдельно. Посетил еще большую выставку Дюрера. В основном представлена его графика. Любопытны зарисовки уродов, сиамских близнецов и свиней, у которых ноги растут из спины. Все это несколько напоминает петровскую Кунсткамеру.
Вот, пожалуй, на первый раз и все. Посылаю вам сердечный привет и надеюсь на дальнейший обмен цапками и царапками. К последним меня «провоцируют» Ваши суждения о Леонардо, но пока: silentium, silentium и еще раз silentium…
На следующей неделе лечу в Мюнхен, где пробуду дней пять.
Наилучшие пожелания Н. Б. с ее прекрасным португальским письмом, побуждающим все бросить и лететь в Лиссабон, наилучшие пожелания и Л. С., о которой я давно ничего не слышал.
Еще раз приветствую Вас касталийским приветствием.
Ваш В. И.
294. В. Иванов(21.11.13)
Дорогой Виктор Васильевич,
недавно вернулся из Мюнхена. Конечно, Вас трехпинакотечным городом не удивишь, но все же хотелось бы поделиться кое-какими впечатлениями от поездки, которые, возможно, представляли бы некоторый интерес для моих виртуальных собеседников. Прежде всего это вновь открытый Lenbachhaus и одна из выставок в PdM (их там сейчас несколько, включая любезные Вашему странническому сердцу марокканские ковры). Но писать буду не о коврах, а о сюрреализме или, точнее говоря, об одном из его малоизвестных вариантов. Вообще-то эпистолярных планов у меня много. Неплохо было бы продолжить разговор о каноне. Кое-какой материал у меня по этой теме в последнее время подобрался. Потом горю желанием написать Вам о выставке af Klint, кое в чем обогнавшей Кандинского, и не только его. Сейчас, однако, мне надо закончить одну большую статью, а в начале декабря собираюсь в Париж. И все же намерен нацарапать на бересте какой-нибудь эпистолярный текстик, буде к тому Ваше благоволение.
Есть и просьба: на следующей неделе Машин муж собирается в Москву. Не мог бы он забрать в издательстве несколько экземпляров нового «Триалога». Если это возможно, то по какому телефону ему следует позвонить и с кем говорить?
Еще просьба: Вы говорили, что первый том «Триалога» еще был где-то дипломирован. На каком сайте об этом можно прочитать?
С касталийскими пожеланиями удачных и замысловатых партий игры в бисер и самыми сердечными приветами Л. С. и Н. Б.
Всегда Ваш В. И.
К метафизике духовно-эстетического опыта
(02–05.12.13)
Дорогие друзья,
какое-то время назад мы с Н. Б. провели несколько бесед под запись на тему события эстетического путешествия, которые когда-то будут расшифрованы и отправлены заинтересованным лицам. Выяснилось много интересного, связанного с этой темой. Однако остался непроговоренным один существенный ее момент, который уже давно возникает в моем сознании, особенно при путешествиях в горы, к ледяным вершинам Вечности. В Швейцарии прежде всего. Тогда неожиданно вспоминается вдруг Николай Рерих с его восточными путешествиями в поисках Шамбалы, его дневники об этих путешествиях и результаты этих духовно-эстетических путешествий – его полотна на гималайско-тибетские мотивы. Рериху на земле не удалось найти географический вход в мистическую страну Шамбалу, но она открылась ему в сознании, о чем свидетельствуют и его дневниковые записи, и, главное, его картины. Шамбала жила в нем и через него явилась и нам. И читая его, созерцая его восточные работы, хотя бы в его музее, что рядом с Институтом философии, мы погружаемся в эстетическое путешествие по Шамбале, по тем духовным мирам, на путь к которым нацелены все основные религии мира, все высокое Искусство, вся Культура.
Ведь путе-шествие, особенно неутилитарное, – это и есть шествие по Пути, который всегда ведет ввысь (ana-!) – анагогическое путешествие к духовным вершинам, неприступно сияющим своей ослепительной белизной на фоне пронзительной голубизны неба. Всякое эстетическое путешествие, если оно действительно эстетическое, ведет по этому Пути. Именно поэтому люди и стремятся сознательно или неосознанно (чаще) к этим путешествиям, редко сознавая конечную цель путешествия, но ощущая ее зов и наслаждаясь уже всеми ступенями этого пути, а затем и Пути. И все ступени прекрасны по-своему, и на каждой из них открывается тот или иной смысл всего путешествия. Эстетическое путешествие – это один из аспектов эстетического опыта, который, в моем понимании, сам является высшей формой духовного опыта. Это путешествие, говоря самыми общими словами, к прекрасному и возвышенному – к сущностным основаниям бытия человеческого.
Рерих в марте 1942 года, приведя в дневнике длинную цитату из Достоевского об искусстве и красоте, резюмирует: «Достоевский так сказал. Можно ли сейчас говорить о красоте, прекрасном? И можно и должно. Через все бури человечество пристанет к этому берегу. В грозе и молнии оно научится почитать прекрасное. Без красоты не построятся новые оплоты и твердыни. "Красота спасет мир"». Почему спрашивал: «Можно ли сейчас?» Потому что хорошо сознавал и видел мощную устрашающую поступь пост-культуры (об этом – тоже много в его дневниках и других текстах, понятно, что без употребления моего термина «пост-культура», но в близком смысле; он писал об Армагеддоне Культуры, о кризисе подлинной культуры, за спасение которой активно и деятельно ратовал на протяжении всей жизни, к счастью, не понимая, что спасти Культуру уже нельзя; только – памятники Культуры, увы, да и то не все; мы знаем теперь, сколько их было уничтожено уже после Рериха; после его Пакта). Поэтому спрашивал, поэтому обратился за поддержкой к Достоевскому, поэтому и сам давал постоянно утвердительные ответы на этот вопрос.
А мог бы обратиться и к Алексею Константиновичу Толстому. К нему взывала Цветаева в подобной ситуации, остро ощущая то же, что и Рерих, что и Белый, что и Бердяев, что и… (да несть им числа в XX веке, ощущавшим грандиозный слом высокой Культуры и высокого Искусства). Она видела, что уже и А. К. Толстой ощущал это пост-; понимал в далеком 1867 году, что оно – магистральное течение в культуре и идти против него значит идти «против течения»; и – тем не менее, призывал своих немногочисленных соратников к этому:
Други, вы слышите ль крик оглушительный:
Сдайтесь, певцы и художники! Кстати ли
Вымыслы ваши в наш век положительный?
Много ли вас остается, мечтатели?
Сдайтеся натиску нового времени!
Мир отрезвился, прошли увлечения —
Где ж устоять вам, отжившему племени,
Против течения?
Други, не верьте! Всё та же единая
Сила нас манит к себе неизвестная,
Та же пленяет нас песнь соловьиная,
Те же нас радуют звезды небесные!
Правда всё та же! Средь мрака ненастного
Верьте чудесной звезде вдохновения,
Дружно гребите во имя прекрасного
Против течения!
…
Други, гребите! Напрасно хулители
Мнят оскорбить нас своею гордынею —
На берег вскоре мы, волн победители,
Выйдем торжественно с нашей святынею!
Верх над конечным возьмет бесконечное,
Верою в наше святое значение
Мы же возбудим течение встречное
Против течения/
Удивительно, насколько современно звучат эти стихи сегодня!
