Павел Берков - История советского библиофильства
И все же книжные магазины Госиздата и других общественных учреждений сыграли исключительно большую полезную роль. Цены на книги в них были очень умеренные, даже дешевые, не только по сравнению с «акулами» и Шиловым, но и безотносительно.
Здесь, правда, не было «патентованных» редкостей, но книги XIX — начала XX в. можно было покупать по доступной цене небогатым книголюбам, студентам, аспирантам, научным работникам, советским служащим. В 1923–1924 гг. в Ленинграде можно было приобретать старые книги по талонам, которые выдавались по желанию книголюбов как часть заработной платы.
Кроме магазинов дешевой книги Госиздата и других государственных и кооперативных организаций, в 20—30-е годы в Москве и Ленинграде действовали антикварные магазины акционерного общества «Международная книга», сыгравшие значительную роль в истории русского библиофильства.
Это акционерное общество возникло в 1922 г. в качестве органа Комиссариата по внешней торговле и БСНХ для ведения монопольной торговли новой и антикварной иностранной книгой как в СССР, так и за границей. Одновременно с этим на «Международную книгу» была возложена торговля антикварной русской книгой. В качестве заведующего московским антикварным магазином «Международной книги» был приглашен известный дореволюционный антиквар П. П. Шибанов. Магазин этот помещался на Кузнецком мосту, 12. С самого начала действия своих московского и ленинградского магазинов «Международная книга» стала издавать бюллетени, информировавшие покупателей о наличном книжном cocтаве и о новых поступлениях. С 1922 по 1936 г. вышло 276 номеров бюллетеня московского магазина и 38 — ленинградского. Помимо этого с 1924 по 1936 г. московский антикварный магазин «Международной книги» издал 78 каталогов по русской книге, которые и сейчас представляют интерес для библиофилов. В частности, в связи с 200-летием Академии наук СССР, отмечавшимся в 1925 г., «Международная книга» издала каталог № 6, в котором, наряду с довольно часто встречавшимися на тогдашнем книжном рынке академическими изданиями, предлагались очень редкие книги и целые коллекции их, например, полный подбор «Придворных календарей» с 1758 по 1809 г. Но цены (в золотых рублях) были поставлены очень высокие: упомянутая коллекция «Придворных календарей» была оценена в 500 руб., описание коронации Елизаветы Петровны — 100 руб, и т. д., «Опыт исторического словаря о российских писателях» Новикова (1772) был оценен в 15 руб.
С 1932 по 1935 г. «Международная книга» издала четыре каталога книг на иностранных языках, в 1931 г. — каталог «Восточные рукописи». «Международная книга» сыграла важную роль в экономике Советского государства в 20—30-е годы, сумев доставить стране значительные средства, необходимые для восстановления хозяйства и индустриализации.
В то же время антикварные магазины «Международной книги» доставляли и советским библиофилам много ценных, редких издании.
В 20—30-е годы русское библиофильство развивалось в целом в трудных условиях, и самое трудное заключалось в том, что с дореволюционного времени в передовых кругах русского общества, в особенности демократических, сложилось предубеждение против библиофильства и библиофилов. Для этого были достаточные основания. В XIX — начале XX в. библиофилами были люди преимущественно из очень состоятельных слоев русского общества — поместного и служилого (бюрократического) дворянства, крупной буржуазии. К тому же почти все они были представители реакционного лагеря, и библиофильство, например, в годы перед революцией рассматривалось как проявление общественной реакции даже такими лицами из прогрессивной части русского общества, которые сами были большими книголюбами и имели хорошие, интересные библиотеки. Напомним в этой связи отзыв Александра Блока (см. стр. 23). Широкое книголюбие, с давних, чуть ли не средневековых пор характерное для демократических слоев общества, не ассоциировалось с библиофильством, а противопоставлялось ему.
Практически предубеждение против библиофильства и библиофилов в 20-е годы проявлялось в том, что соответствующие органы Советской власти очень неохотно давали разрешения на организацию обществ библиофилов, а сами библиофилы обычно в заявлениях об организации подобных обществ избегали слова «библиофил» и называли себя — за немногими исключениями — «друзьями книги», «любителями книги», «собирателями книг» и т. д.
Между тем уже в период военного коммунизма, как мы видели, формировались кадры новых библиофилов — из советской интеллигенции в первую очередь, в 20-е годы создавались общества библиофилов в Москве, Ленинграде, Казани, позднее в Киеве, Минске, и т. д. Происходил процесс качественного изменения понятий «библиофил» и «библиофильство», или, как тогда говорили, «библиофилия». Новые библиофилы пытались осмыслить свои отличительные черты, отмежеваться от библиофилов старой формации, но это им давалось нелегко: слишком многим из библиофилов 20-х годов импонировали библиофильские традиции замкнутого, «аристократического» Кружка любителей русских изящных изданий.
Именно процесс качественного изменения понятий «библиофил» и «библиофильство» был причиной возросшего интереса к решению теоретических вопросов, связанных с существом этих понятий.
Неудивительно, что пересмотр ряда понятий, с давних пор являвшихся теоретической основой библиофильства, начался в недрах библиофилов старшего поколения, не принадлежавших к Кружку любителей русских изящных изданий. Это были старые русские книговеды, взгляды которых сложились еще в конце XIX — начале XX в., — такие, как А. И. Малеин, А. М. Ловягин и др. Под влиянием революционных событий они пытались переосмыслить свои воззрения, но делали это упрощенно и непоследовательно, хотя и несомненно искренне. Пересмотр теоретических основ библиофильства некоторые из названных авторов начинали с частностей, вопросов, в сущности, второстепенных, но в те времена почему-то казавшихся особенно важными. Лишь постепенно, в процессе развития нового, советского библиофильства, возникали новые, действительно важные вопросы. Впрочем, в 20-е годы они не могли еще быть решены правильно: только по мере перестройки всей науки на принципах марксизма-ленинизма могли быть научно решены и вопросы теории советского библиофильства.
Мы сказали, что 20-е годы в истории русского библиофильства ознаменовались рядом попыток пересмотра традиционных представлений, с давних времен бытовавших в среде книголюбов. В первую очередь это относится к понятию «книжная редкость». В 1923 г. Петроградским государственным институтом книговедения была издана брошюра, озаглавленная «О редкой книге» (114). В ней были напечатаны статьи известного библиофила-книговеда, профессора античной филологии в Петроградском университете, президента Русского библиологического общества А. И. Малеина (1869–1938) «Что такое книжная редкость?» и М. Г. Флеера «Редкие книги. Мысли и факты из области книжного собирательства». Оба автора ставили своей целью, с одной стороны, критически пересмотреть старые определения понятия «редкая книга» и, с другой, дать свои, более гибкие и, следовательно, более современные истолкования.
А. И. Малеин, например, считал, что «редкой книгой может быть признана та книга, которая существует абсолютно в малом числе экземпляров и имеет научное значение». Приведя это определение, автор замечает: «Если стать на эту точку зрения, то число книжных редкостей должно быть подвергнуто значительному сокращению». Из его дальнейшего изложения видно, что он считает, будто перепечатанные «редкости» утрачивают свое реальное значение.
Удивительно, что А. И. Малеин не видит ошибки в своих рассуждениях. Если перепечатка произведения лишает его редкости, то, в конечном счете, в потенции нет редкостей вообще, так как любую книгу, даже напечатанную в одном экземпляре, можно перепечатать в любом количестве экземпляров, в особенности сейчас, когда введен в научную практику ксерографический способ воспроизведения текста. «Так, например, — пишет А. И. Малеин, — Д. В. Ульянинский убедительно доказывает редкость имеющейся у него книги С. В. Руссова „Библиографический каталог российским писательницам“. Но научного значения эта книжка не имеет никакого, так как целиком вошла в аналогичный труд кн. Н. Н. Голицына (СПб., 1889). Равным образом не могут считаться редкостями и такие старые книги, как первое издание „Опыта российской библиографии“ Сопикова, потому что для справок гораздо удобнее, полнее и научнее обработка В. Н. Рогожина». «Книги, подобные первому изданию „Опыта“, — продолжает А. И. Малеин, — напоминают мне старую мебель, на которую мы с любопытством и, может быть, даже с умилением смотрим в музеях, но дома предпочитаем пользоваться современными креслами, стульями и диванами».
Вероятно, отвечая на возражения, что подобная точка зрения приведет к отказу в значении книжной редкости «Путешествию из Петербурга в Москву» Радищева и даже инкунабулам и editiones principes («первые издания») античных писателей, которыми почти всю жизнь он занимался, А. И. Малеин прибавил малоубедительные доводы о роли прижизненных изданий классиков, — как будто последующие перепечатки не улучшают, а только ухудшают авторский текст.
