Пьер Шоню - Цивилизация классической Европы
В начале 20-х годов в Испании едва ли не повсеместно, кроме Италии, наблюдается кратковременный обнадеживающий подъем. За ним следует катастрофическая депрессия. Очень короткая и скорая в Испании, более медленная и продолжительная к северу. Такое расхождение было глубокой причиной окончательного развала Испанской империи, оно смещало центр тяжести Европы на север. В цепи катастроф Испания опередила Италию, Германию, Францию. Англия вплоть до 1640 года и особенно Соединенные провинции образуют защищенный сектор. В сердце кризисной Европы наступает короткий и парадоксальный золотой век Голландии.
* * *Большой удачей для Соединенных провинций, Голландии, Амстердама стало, главным образом, самоустранение Англии. С приходом Кромвеля, Карла II, в недолгой эйфории Реставрации, в Амстердаме и Вест-Индии подул резкий норд-вест первой (1652–1654), затем второй (1664–1667) англо-голландских войн.
Стало быть, следует осмыслить отступление Англии. С 1603 по 1609 год, около пяти лет, Англия была равнодушна к континентальным делам. Действовала ли она в рамках конституционного права? Отправной пункт — воцарение шотландской династии. Первоначально был реализован династический (1603), затем политический (1607) союз Англии и подконтрольной части Ирландии и Шотландии. Это был превосходный козырь, означавший конец неизменной шотландской диверсии на границе по реке Твид и холмам Чевиот.
Стоит ли удивляться английскому спаду больше, нежели континентальной ангажированности Елизаветы и Кромвеля? Английское отступление XVII века определило границы плодотворного периода. Конечно, Англию, как мы увидим, не пощадили времена экономического застоя XVII века. Согласно тезису Хью Тревор-Ропера, именно эти застойные времена, а не период процветания объясняют первую революцию. Но Англия, возможно вместе с Шотландией и даже Ирландией, благополучнее любого другого континентального региона, в том числе и Голландии, преодолевает недобрый XVII век: 4–4,5 млн. жителей в 1600 году, 6,5 млн. — в 1750-м. Рост этот приписывается отчасти умиротворению Ирландии и присоединению Шотландии. Увеличение численности населения на 1,5 млн. человек за немногим более полутора столетий, с возросшим сальдо миграции в пользу Америки, — это по меньшей мере 25 % прироста. Уникальная ситуация на Западе для всей классической Европы.
Правление Иакова I придает особый оттенок английскому XVII веку. Внутри — мощные усилия по модернизации государства в духе Тюдоров с целью дать центральной власти средства, сравнимые с теми, что имела Франция Генриха IV. Новый класс, лондонская высшая буржуазия, крупное шотландское и английское дворянство, неизменно путавшие свои интересы с государственными, отнимали имущество и ликвидировали привилегии мелкого сельского дворянства: «.На севере Уэльса, — констатирует Хью Тревор-Ропер, — все представители мелкого дворянства заявляли, что их ресурсы на пределе. В Стаффордшире ходил слух, что в 1600–1660 годах была продана половина земель. Именно за счет земель мелкого дворянства графиня Шрусбери и лорд Уильям Говард обеспечили основанные ими богатые дома. упадок не был локальным, он был общим для всей Англии.
Кем же были эти иностранцы, описанные как скупщики имущества обедневших джентри? Граф Корк, графиня Шрусбери, ее сын, граф Девонширский, лорд Уильям Говард, сановники и придворная знать; секретарь Соум, советник Крэйвен, советник Кокрейн, сэр Томас Миддлтон; сэр Артур Ингрэм, сэр Батист Хикс, богатые торговцы и государственные финансисты лондонского Сити. Это была плутократическая олигархия метрополии, советники лондонского магистрата, придворные Уайтхолла, настоящие кровопийцы дворян попроще и терпящих упадок провинциальных городков.»
Вяло текущий, а впоследствии бурный конфликт с парламентом вытекал по большей части из этой ситуации. В XVII веке парламент, с его архаичным способом комплектования, оказался рупором джентри, разбавляемого мало-помалу крупной буржуазией и централизаторской придворной аристократией. Парламент XVI и XVII веков как сила прошлого противостоял парламенту XVIII века, служившему силам угнетения, а стало быть, движения. Правление Иакова I первоначально продолжило правление Елизаветы. По сути, но не по форме. Сесил (Солсбери), старый советник Елизаветы, оставался на посту с 1603 по 1612 год.[31] В 1610 году — поворотная дата — двор и парламент после долгой дискуссии договорились о выкупе феодальных прав короля за 200 тыс. ф. ст. налога на внешнюю торговлю. Это был решительный шаг государства нового времени, еще задержавшегося в Средневековье, к адаптации фискальной системы. Плодотворный период.
1614–1621-й — годы восхождения Джорджа Вильерса, будущего герцога Бекингема.
Преемственность во внутренней политике сопровождалась в некоторой степени преемственностью и в плане религиозном. Несмотря на свои протестантские альянсы и благоразумие заявлений, Елизавета прочно удерживала английскую реформацию на пути половинчатости: иерархия, епископат, преемственность с прошлым, — не уступая основным утверждениям Реформации. Дочь Анны Болейн нельзя было заподозрить в папизме, невзирая на ее епископалистские предпочтения. Сын Марии Стюарт уже близок к этому. Стюарты никогда не избавятся от двойного первородного греха своего рождения. Автор «Basilicon Doron» и демонологического трактата, ученик Джорджа Бьюкенена, этот светский ученый-теолог, подобно Дюплесси-Морнэ[32] с его via media,[33] провозгласивший: «No Bishop, No King»,[34] по-своему был столь же далек от Контрреформации, как и пуритане. Позиция англиканской церкви была непростой, поскольку в XVII веке в Англии, как и повсюду, наблюдался период религиозного подъема.
Этот переменчивый век был относительно малокровным для Англии. При Иакове I противостояние между Church of England, англиканской церковью, и пуританами носило обрядовый, а не доктринальный характер. Впрочем, не пуритане, а англиканская церковь вписалась в линию зафиксированной Кальвином ортодоксии. На ее стороне также истинные духовные сокровища: «Prayer Book» и «King James Version» («Молитвенник» и «Библия короля Иакова») — достойные современники шекспировских «Отелло» (1603), «Короля Лира» (1605) и «Макбета» (1606).
Хотя в плане обрядовости, а вскоре и этики противостояние было не менее суровым. Это заблуждение, что пуритане, интересные жертвы и кандидаты в палачи, сумели выиграть сразу. Отказ от крестного знамения в ритуале крещения, от кольца в брачной церемонии, необязательность обряжения в стихарь, который еще не превратился в «дурацкую ливрею», — таковы основные пункты оппозиции, которая не ставила под сомнение нерушимую, установленную законом ортодоксию протестантской англиканской церкви. Булавочные, в сущности, уколы продолжались вплоть до «Book of Sports» (1624), когда столкновение по ритуальным вопросам перешло в план этики. «Book of Sports» — это неловкий ответ на «Book of Sabbath» Бунда. Из неприятия контрреформаторской и даже просто традиционной для средиземноморской христианской набожности выразительности, пуритане воскрешают в начале XVII века обрядовость фарисеев, современников Иисуса Христа. Наиболее курьезным из такого рода восстановлений было иудейское соблюдение отдыха седьмого дня, замещение телесных аскез Средневековья моральной аскезой унылости. Проповедь с кафедры доктрины целомудренных развлечений была психологической ошибкой. Великая пуританская аскеза фактически началась. Даже в XX веке не допускающее развлечений воскресенье оставалось их последней победой. Отцы-пилигримы и основатели колоний по 42-й параллели в Америке были изгнаны в 20-е годы скорее экономическим кризисом, нежели довольно безобидными гонениями со стороны действующей церкви.
Нарушение преемственности между Елизаветой и Иаковом I сказалось во внешней политике: измена солидарности с протестантской Европой. Стало традиционным упрекать Иакова I не за мир с Испанией, но за торопливость ловко проведенных переговоров. Между тем их вдохновителем и организатором был Сесил (Солсбери). Этого мира, сопровождавшегося уступками католикам, было достаточно, чтобы устроить громкий скандал. Здесь мы скорее всего имеем дело с опрометчивостью, поскольку католики (английские католики и католики с отвоеванных у Нидерландов рубежей) обманут сами себя. Католики традиционно заблуждались насчет истинной природы англокатолицизма: идентичность актов и форм сопровождалась глубочайшей оппозицией по сути. Отсюда неумолимая диалектика опрометчивых шагов католиков 1604 года, контрмер 1605-го и террористического безумия: «пороховой заговор» (1605) — покушение, организованное группой террористов-католиков, вознамерившихся уничтожить одновременно короля, королевскую фамилию и парламент, — был актом, не поддающимся объяснению. Он проистекал от разного представления о приоритетах социальных ценностей. Протестантское уважение к гражданскому обществу не допускало тираноубийства и a fortiori слепого покушения. Заговор на какое-то время задержал возможное сближение протестантской Англии и католической Европы.
