Людмила Иванова - Карельская баня: обряды, верования, народная медицина и духи-хозяева
Дрова, как следует из различных вариантов южнокарельской руны «Сватовство в Хийтоле» и севернокарельской «Состязание в сватовстве», должны быть ольховые, дубовые, березовые, нельзя использовать хвойные смолистые деревья. Они, в отличие от девичьей бани, могут быть осиновыми, мелко наколотыми и даже щепочками: «Halkosilla hienosilla, Pienillä pilastehilla»[354]. В некоторых вариантах песен дрова могут быть пригнаны водой и разбиты молнией. Дрова для жениховой бани готовил брат:
Iivana, villo veljyeni,
Pilkko halgo pikkuseksi
Paljahalla kallivolla,
Kirvehe kiveen koskematta,
Kasahiebran kallivoh koskematta![355]
Иван, братец родной,
Наколи дрова мелко
На голой скале,
Чтобы топор камня не коснулся,
До скалы не дотронулся!
Вода для жениховой бани требуется проточная, из «сверкающего», незамерзающего родника. Ее приносит мать или сестра:
Kanna vettä läiköttele
Hyissä helmoin, jäässä polvin,
Herasista heittimistä,
Läikkyvistä lähtimistä,
Ku talvet sulana seiso,
Herasena herhotteli.
Kanna vettä läiköttele,
Hyissä helmoin, jäissä polvin,
Kolmin koivusin korennoin.
Notkui vaarat noustessasi,
Mätji vaarat männessäsi[356].
Принеси воду, добудь,
Замочив подол, коленями во льду,
Из журчащих ключей,
Сверкающих источников,
Которые зимами не замерзают,
Водами весело журчат.
Принеси воду, добудь,
Замочив подол, коленями во льду,
Тремя березовыми коромыслами.
Чтобы горы не поднялись,
Чтобы опасность миновала.
Жених просит хорошенько распарить веник, чтобы он стал «мягким и шелковым».
В эпических песнях подробно описывается тщательность обмывания жениха. Но если чистоту невесты в девичьей бане уподобляли лебединой белизне, то, говоря о женихе, употребляют иные сравнения: «вымою голову до подобия льняной кудели, шею до белизны куриного яйца» [357]. В одном из севернокарельских вариантов, испытавших влияние сказочного сюжета, дева Иро готовит баню сразу трем братьям: Ильмолинену Il’l’mollini, Среднему Keskikertakani и Звездочке Сюндю Synnyntähtini. Они просят:
Iro neiti, impi neiti,
Lämmitä kyly läikähytä,
Pesen piät kuin pellavaspivot,
Läpi lännän läikettäisse,
Läpi pilven pilkettäisse,
Läpi kuun kuumottaisse![358]
Иро-дева, дева-девственница,
Растопи-ка ты мне баню,
Вымою голову, как льняную кудель,
Чтобы до запада блистала,
Через тучи поблескивала,
Лунный свет затмевала!
Или южнокарельский вариант из Святозера:
Kylbe, poiga, kylläzesti,
Vala vette valdaizesti,
Peze piähyd pelvaz-pivoks,
Silmäized-ku siiru kabuks,
Kaglaine-ku kanan munaks,
Muitsi rungu lumi tukuks[359].
Парься, сын, вдосталь,
Воды лей вдоволь,
Вымой головушку до цвета льняной
кудели
Глазки – как куски синего камня,
Шейку – как куриное яйцо,
Остальное тело – как снежный сугроб.
Для этого используется щелок (в эпических песнях он назван медовым simaine), и только в более поздних вариантах свадебных песен – мыло. Это, несомненно, свидетельствует о такой важной функции жениховой бани, как очистительная.
Олонецкие карелы, когда мыли жениха в бане, пели:
Pinossas on pienet ballot,
pilko puikot puhtahaiset,
lämmitä o kyynelkyly,
saussuta simainje sauna,
loai simaista pomo,
simoten poijas peätä pessä![360]
В поленнице мелкие дрова,
Чистые, мелко нарубленные щепки,
Натопи слезную баню,
Наполненную медовым дымом,
Приготовь медовый щелок,
Медового парня голову вымыть!
Свадебный колдун в жениховой бане проделывал ритуалы, связанные с обереганием любовной силы жениха, его лемби, способности достойно продолжить свой род.
В свадебных рунах много внимания уделено приготовлению одежды для жениха. Белье должно быть льняным, белоснежно отбеленным «в разной пене» и таким тонким, чтобы рубаху можно было продеть сквозь кольцо. Оно должно быть соткано и сшито матерью в девичестве[361]. Верхняя одежда – дорогой, добротной. Юноша просит принести «tuhanzis rublis tuluppaizen, sadois rublis kaglustaizen…Suas rubl’as suapkaizet!» – «за тысячи рублей тулупчик, за сотни рублей воротничок… За сто рублей шапочки!»[362]. Она должна быть «отцом в женихах ношеной», то есть одеяние жениха должно быть не просто богатым, но и родовым, принадлежащим не одному поколению. Эти сведения относятся и к реальной жизни: сыновья часто были на своей свадьбе в свадебной (венчальной) одежде отца, а дочери – матери. Это в первую очередь относится к красиво вышитым мужской рубашке и женской сорочке, а также к шапке и венчальному кольцу. Все это передавалось из поколения в поколение [363].
Ритуальная свадебная одежда в эпических песнях описывается следующим образом:
Annabo, maamoi, pelvoipaidaine,
yhtes kuiduizes kuvottu,
iččez neiččoisaigoine.
Annabo pelvoikaadiizet,
iččez neidoiaiguzet.
Annabo šamšoi šaapkane,
taatan brihastand’ aiguine,
anna šulkkukušakkaine,
taatan brihastand aiguine[364].
Дай-ка, матушка, льняную рубашечку,
Из одного волоконца сотканную
во время твоего девичества.
Дай-ка льняные кальсончики
времен твоего девичества.
Дай-ка замшевую шапочку,
в которой отец холостым гулял,
Дай шелковый кушачок,
Который отец холостым носил.
В некоторых наиболее архаичных вариантах эпических песен указываются детали, которые подчеркивают магическое значение одежды жениха, ее сакральность. Она, безусловно, выполняла роль оберега. Во-первых, надевается весь сакральный набор: золотой пояс, мохнатая шапка, пестрые рукавицы. Более того, все это связано детьми лапландцев – представителей этого народа карелы считали одними из самых сильных колдунов. Жених просит принести «сапоги из коровьей кожи на каблуках» – «kengäd kandakaized, lehmän nahkaz leikotud» и шубу, на которой «тысяча пуговиц, сотни петель» – «tuhal nybläl nyblitetyn, sadal lapal lapotetun»[365]. Обычно в мифологических рассказах карелы говорили о большом количестве блестящих пуговиц в одежде могущественных духов-хозяев иномирного «лесного царства». А узелки-петельки на одежде и поясах считались оберегами.
Пока жених мылся в бане, его друзья за дверью, на улице или в сенях пели именно такие песни, в которых описывается процесс приготовления бани и сакральная одежда. В этих банных песнях подчеркивалось, насколько опасен путь за невестой. Поэтому жениху и его брату советовалось взять в качестве проводников рыжую лису, белого зайца, белую лебедь[366]. Как и в случае с невестиной баней, подчеркивалось, что даже порог отцовского дома становился выше, а временное расставание с отцовским домом наполнено грустью и для жениха[367].
Малая сохранность сведений о ритуальной бане жениха, возможно, объясняется тем, что ему, в отличие от невесты, не требовалось навсегда прощаться с духами-первопредками и отлучаться от их покровительства. Он посвящался в новый биосоциальный статус и только кратковременно отлучался из своего рода на время поездки за невестой, а она покидала его навсегда, становясь на этот лиминальный период особенно уязвимой со стороны злых сил.
Баня новобрачных
Следующей ритуальной баней в жизненном цикле человека являлась баня для новобрачных[368]. Это третья, обязательная баня в продолжительном свадебном обряде.
Изначально ей придавалась не только очистительная, но и посвятительная функция, особенно важная для молодой жены. Сакральная суть бани новобрачных состояла в том, что в ней происходило приобщение невесты к родовому коллективу мужа и обретение покровительства духов-первопредков его рода.
После возвращения из невестиной бани девушка почти двое суток оставалась без защиты духов-покровителей и была очень уязвима, подвержена любому воздействию сглаза, колдовства, нечистой силы в пороговый, переходный для нее период из девичьего статуса в женский. В этот период ее особенно оберегали. Она ни на секунду не оставалась одна. Сидела, лежала на шубе и укрывалась ею. Часто лицо было полностью укрыто платком, а на руки надеты рукавицы. В кармане или специальном нагрудном мешочке у нее всегда были обереги (коготь медведя, лапка землеройки и т. п.). Это продолжалось вплоть до следующей бани, бани новобрачных.
Этот вид бани в карельской деревне сохранился практически до конца XX века. Правда, основные ритуалы уже были забыты. Сохранилась только ее очистительная роль.
Утром свекровь совершала обряд бужения молодых и спрашивала, нужно ли истопить баню. Новобрачный отвечал утвердительно только в том случае, если половой акт состоялся и произошел реальный (а не только ритуально произведенный в невестиной и в жениховой банях) переход юноши в статус мужчины, а девушки – в статус женщины. Если молодой муж не просил натопить баню в утро после первой брачной ночи, ждали еще два дня. Если же и в третье утро просьбы натопить баню не было, это значило, что у новобрачных возникли проблемы и следует приготовить другую ритуальную баню, в которой будет восстановлена потенция молодого мужа.
