Владимир Кутырев - Последнее целование. Человек как традиция
По отношению к глобализму/космополитизму культура находится в том же положении, что и природа. Но если в необходимости защиты природы отдают отчет и что-то предпринимается, то об экологии культуры говорят в самом неопределенном или узко эмпирическом смысле как бережном обращении с памятниками и артефактами. Нет ясности от чего/кого ее надо защищать, какие процессы угрожают культурному разнообразию мира. Не разрабатывается, следовательно, и модель потребного состояния. Под влиянием начинающей господствовать глобалистской идеологии «стираются», подавляются даже его контуры, которые в таком случае надо подчеркивать и пропагандировать. Общесистемным ядром разрешения противоречия между глобальными тенденциями развития цивилизации и существованием культур, ставшего критическим для современного мира, является «принцип Троицы» – неслиянно и нераздельно. Это синтез принципов механизма и организма, «живой комплекс», отношения между элементами которого не функциональные, а коэволюционно-синергийные. В политическом плане позитивной альтернативой глобализму является идея многополярного мира. Ее разделяет большинство государств планеты и предотвратить нарастающую опасность «столкновения цивилизаций» в ближайшей перспективе способен именно этот подход. Глобализм провоцирует мировую войну. Экономически ему может противостоять ориентация на «реальную экономику», ограничение спекулятивного манипулирования виртуальными финансовыми потоками, когда разрушается производство целых стран, независимо от действительного уровня его развития. Объективно в этом заинтересованы все правительства и нужно лишь понимание и политическая воля. Собственно культурная политика должна быть направлена на защиту традиционных, специфических для данного общества форм искусства, образа жизни, быта – «различий», того, что делает их интересными друг для друга, создает основу для взаимного диалогического и дружеского существования. Когда говорят, что ради мира между людьми надо прекратить их делить на «мы» и «они», это напоминает рецепт избавления от головной боли путем отрубания головы. Поддержание культурной идентичности этносов служит не только их сохранению самих по себе, но «человека со свойствами», человека как такового. Политические образования, этносы и культуры интенсивно взаимодействуют, сознательной целью при этом должно быть культивирование ими своей тождественности – «выживание». Аналогичная цель встает перед человечеством в целом. Эти проблемы взаимообусловлены.
Мир глобализуется и технологизируется, но его сегменты и страны находятся на разных этапах данного процесса. Если передовой отряд прогресса уже вступил в стадию информационного общества, виртуализма, нанотехнологий и прочих форм Hi-tech, то другие только стремятся к нему. Перед ними стоит задача изживания наличных формы индустриализма, социальной организации и культуры как некой устаревшей традиционности. Эта задача осознается ими как необходимость модернизации своих обществ. И все начинает рассматриваться через модернизационную призму. Зачастую те же самые процессы технологизации и глобализации предстают как модернизация уже не только сейчас, а и в прошлом. Оказывается, все было модернизацией, и люди говорили прозой, не зная об этом. Происходит своего рода «модернизация истории», через ее удвоение и обозначение другими словами. Избежать подобного запутывания сути дела можно, если помнить и понимать, что для части стран и народов модернизация это их специфическая форма технологизации, а в сущности речь идет «про одно и тоже».
В определенном смысле вся человеческая история – это модернизация. Но чтобы не расплыться мыслью по древу, надо, видимо, указать ветку, на которой мы сидим и модернизируем: здесь, сейчас, в начале XXI века, в России. Под модернизацией в таком случае имеется в виду перевод общества на новационный образ жизни, внедрение (ин-новацию) в быт и бытие последних, «с пылу, с жару» достижений науки и техники. В отличие от предыдущих веков развития человечества, их особенность в том, что все они связаны с проникновением в мега, микро(нано) и информационно-виртуальные миры, возникшие на базе теоретических открытий первой половины XX века, прежде всего в физике, квалифицируемых обычно как неклассические и начавшейся во второй половине века их технизацией, воплощением в практику. Благодаря этому, люди видят, слышат, осязают то, чего вокруг них нет, что феноменологически они не видят, не слышат, не воспринимают. Открытые микро/мега/вирту миры несоизмеримы с нашими органами чувств, параметрами телесности, а в конце концов, и мышлением, если оно не вооружено электронными машинами. Однако мы в них действуем, добиваясь полезных в/для макрореальности результатов. Общий смысл практически происшедших научных революций XX века в том, что несоизмеримость познания стала несоизмеримостью быт(а)ия. Сфера деятельности человечества превысила сферу его жизни. Мир перестал совпадать с нашим Домом.
К настоящему времени наука прямо сливается с техникой, превращаясь в технонауку (technoscience), которая больше не познает природу, подобно классической, и не преобразует ее как неклассическая, а используя в виде материалов, создает новую реальность, вторую «природу». В таком качестве она обычно определяется как постнеклассическая, философски говоря, является трансценденталистской (исходит не из сущего, а из мысли), дигиталистской (все формализуется и математизируется), конструктивистской (проективной, ориентированной на то, чего нет) – «искусственной». Ее признанное ядро – конвергирующие друг с другом исследования в сфере наноразмерностей, биоты, информатики и когнитивного интеллекта (НБИК). Однако, это узкое, интерналистское понимание проблемы. Если ее оценивать мировоззренчески, то современная = постнеклассическая наука является постчеловеческой. Потому что творит реальность неадекватную биологическому человеку, какой он был в до сих пор прошедшей истории, это реальность до людей на Земле не бывшая, не существовавшая на Земле и при людях, до актов со(творения)здания ими иного, искусственного мира. Иного не по форме, как было «в (не)классике», а по субстрату. Если продолжить данные тенденции развития до метафизического идеала, то постчеловече(некласси)ческая наука творит новую = иную субстанцию. Притом произвольно, свободно: «по щучьему велению, по моему хотению». И какую угодно. Это вершина деятельных возможностей человечества, их масштаба и величия, которой оно, в лице западной цивилизации, жаждет как можно скорее достичь.
Все народы карабкаются к ней, одни находясь у подножья, другие где-то посредине или ближе. Россия отстает от передового отряда прогресса, и задача модернизации в том, чтобы догнать его, влиться в ряды стран, чье производство в гораздо большей степени основывается на постнеклассических технологиях. Передовым странам модернизация не нужна, они в ней развиваются, в то время как содержанием российской модернизации является переход к подобным технологиям. Их универсализация[26]. Поскольку все постнеклассические новации опираются на достижения информационной революции, то под модернизацией можно бы подразумевать процесс информа(нова)тизации страны; поскольку в материальном плане постнеклассические новации опираются на микро-нано-размерности, то под модернизацией можно бы подразумевать процесс иннано(нова)тизации страны; или, идя по схеме НБИК дальше, подразумевать под ними процессы биотизации + когнитизации. Хотя такой буквализм не обязателен. Для определения сути стоящей на повестке дня модернизации, достаточно понятия постчеловеческой инноватизации. Но «пост» и «ин» – обязательно. Постчеловеческий модернизационный инновационизм – это процесс, вызывающий невиданные, почти невообразимые, немыслимые энергии, силы и материалы, которые делают человека Богом, но он же может поглотить его, превратив в материал и силу для того, что будет после человека. Умертвит его. Ради становления Иного.
Когда-то модернизация России проводилась под лозунгом: «Коммунизм есть советская власть + электрификация всей страны». Это была индустриальная модернизация. Теперь лозунг светлого будущего может звучать так: «Потребительское общество (комфорт) есть капитализм (рынок) + инноватизация всей страны». Инновационизм нельзя сводить к голой техничности. Он предполагает вывод нового товара или услуги на рынок, спрос на них. Для этого в них должна быть потребность и главная проблема инновационной экономики не в том, что не хватает новаций, а в том, как выявить или создать, при(на) думать новые потребности. Прежние теоретики будущего были озабочены проблемой нехватки материальных благ для удовлетворения потребностей человека и заботились, как их ограничить, выделив «разумные». О том, какие потребности считать разумными, а какие нет, были написаны горы книг. Ирония истории в том, что теперь проблема не в нехватке благ, а в нехватке потребностей. «Потребность в потребностях». Нынешние «форсайт технологи» обсуждают и заботятся о том, как увеличить их количество. Отсюда «потребительское общество». Это общество, когда не только много и все больше потребляют, но когда потребности его членов не ограничиваются, а изобретаются, культивируются. Вплоть до рекламирования с целью эксплуатации пороков и страстей. «Путы разума», налагавшиеся на рост потребностей – сброшены. Они не только перестали быть разумными, но и не должны ими быть. С их разумностью борются. Потому что воля к жизни деградирует до «воли к потреблению». Началось потребление самого человека[27].
