Николай Морозов - Новый взгляд на историю Русского государства
Орудия умственной и физической деятельности людей участвуют как в любом материальном, так и в любом духовном производстве. Как материальное, так и духовное производство, являются системой, включающей разнообразные операции как умственного, так и физического труда.
XV. Письмо академика Н. К. Никольского к Н. А. Морозову по поводу «Христа».
Глубокоуважаемый Николай Александрович,
не могу отыскать соответствующих слов, чтобы выразить Вам всю свою сердечную и живую признательность за присланный Вами драгоценный подарок. Он будет служить мне одним из напоминаний о незабываемом посещении, каким Вы удостоили меня 13/XII с. года. Как знак Вашего (незаслуженного мною) внимания ко мне Ваш труд, снабженный автографом, конечно, будет одним из украшений — «уникального» отдела моего книжного собрания.
Меня огорчает мысль, что отыскание экземпляра одного из исследований Ваших сопровождалось хлопотами, временно оторвавшими Вас от Ваших ученых занятий и что Вы лишили себя одного из двух оттисков Вашего труда, которым Вы располагали. Но я бесконечно благодарен Вам за доставленное мне удовольствие непосредственно ознакомиться с одним из томов Вашего капитального и получившего широкую известность исследования, что было моей давней мечтой, к сожалению, до сих пор не осуществлявшеюся.
Я не имел пока достаточно времени, чтобы внимательно и в подробностях ознакомиться с содержанием всей присланной мне книги. Срочные отчеты и заседания, позволили мне лишь урывками прочесть небольшую часть ее. Но не могу скрыть от Вас произведенного ею на мена впечатления, от которого нельзя освободиться. Она не может не увлекать и не поражать читателя изумительною широтою Вашего научного кругозора, неподражаемым обилием разносторонних знаний, какими Вы располагаете и подкрепляете Ваши соображения и, наконец, увлекательным литературным изложением сложных концепций, приводящих к переоценке традиционных воззрений.
Не сомневаюсь в том, что повторяю здесь то, что Вам давно известно. Но мне было бы желательным, чтобы Вы поверили мне, что Ваш подарок является для меня драгоценностью и по своему содержанию.
Будьте добры поэтому еще раз принять мою глубокую признательность, для выражения которой, быть может, мне удастся подыскать слова по прочтении многотомного труда Вашего.
Искренно уважающий Вас и преданный Вам
Н. Никольский
19.12.1935 г.
Д. Село, Октябрьский бульвар, 37.
XVI. Письмо Н. А. Морозова академику О. Ю. Шмидту.
Глубокоуважаемый и дорогой Отто Юльевич!
Только теперь через пять дней после Вашего отъезда начал приходить в себя от неожиданной для меня высокой оценки моих научных работ.
Я признаюсь, что с самого начала я считал себя правым, но думал, что мои выводы будут настолько неожиданны для моих современников, что возбудят с их стороны скорее всего одни насмешки и будут приняты в науке только через десятки лет. Нечто подобное и случилось! действительно, так как мои теоретические выводы о сложном составе атомов, о вхождении в их периодическую систему положительных и отрицательных электронов, о существовании группы нейтральных химических элементов и о возможности превращения одних атомов в другие, напечатанные в моей книге «Периодические системы строения вещества», начали признаваться серьезными лишь теперь, когда все это подтверждено опытами.
А мои историологические работы еще ждут своего признания и четыре их больших тома, которые я Вам показывал и которые уже десять лет назад я предлагал Государственному издательству, еще не напечатаны. Но я не впадаю от этого в уныние и часто говорю: «Мой товар от времени не портится и может быть напечатан и после моей смерти».
Сегодня я закончил обещанную Вам статью «Эхо солнечного света» по поводу гумбольдтова «Jegenscheina» и отсылаю ее в 2-х экземплярах с Е. К. Стригалевой.
Я еще раз хочу Вам напомнить, что было бы очень хорошо если б наши русские востоковеды проверили, в каком состоянии теперь (почти ровно через 2000 лет) находится в Курдистане на скале близь селения Бегистун (Бизутун) открытая там Раулинсоном и срисованная им надпись (когда Курдистан был недоступен для христианских ученых), начинающаяся словами: «Я Дарий, сын Гистапса, Перс, сын Перса...» и т.д.
Помимо того, что «Персы» никогда не называли себя персами, а иранцами, да и имя Дарий не иранское, а греческое (что и возбудило мои сомнения), ведь даже и с чисто исторической точки зрения было бы чрезвычайно интересно сфотографировать эту надпись, сохранившуюся неприкосновенной по рисункам Раулинсона в Иране почти 2000 лет под летним зноем и зимними дождями в неприкосновенном вида.
Ведь сфотографировать ее и с чисто исторической точки зрения было бы важно, да и сделать это теперь ничего не стоит: надо только прилететь в Бизутун с фотографическим аппаратом на аэроплане, а это займет лишь несколько часов времени. Так зачем же медлить? Ведь это было бы в случае правды самое ценнейшее подтверждение библейского сказания о «персидском царе Дарий». А если неправда — то новое доказательство мифичности библейских сообщений. Зачем же великодушно представлять эту необходимую научную проверку нашим культурным соседям?
Перед войною я специально спрашивал наших востоковедов, посещавших Курдистан, видели ли они эту надпись, и ни один из тех, с кем я говорил, не полюбопытствовал осмотреть Бизустанскую скалу. Таким образом фотография ее (если она еще не сделана англичанами) имеет огромную научную ценность для истории человеческой культуры.
Теперь я снова принимаюсь за свои прерванные занятия по теоретической метеорологии. Вместо того, чтобы печатать эту мою работу целым томом с сотнями таблиц и диаграмм, я решил пока делать это в виде отдельных статей, помещая их в научных периодических изданиях и ожидая благоприятного случая для их напечатания.
Что же касается моей статейки «Эхо солнечного света» (о Гумбольдтовом «Jegenscheina»), о которой я Вам говорил, то она была готова уже на второй день после Вашего отъезда, но Е. К. Стригалева, желавшая перерисовать мой единственный чертеж к ней, уговорила меня отослать статью с ней 26 июля, говоря, что на почте она может затеряться. Если эта статья нужна Вам ранее ее приезда, то телеграфируйте и я немедленно вышлю по почте. Еще раз от всего сердца благодарю Вас за Ваше доброе отношение ко мне. Ваш приезд к нам вместе с Ириной Владимировной доставил нам самую сердечную радость. Жена и я шлем Вам обоим наши искренние приветы и пожелания.
Николай Морозов
Борок
18 июля 1944 г.
XVII. Письмо Н. А. Морозов академику С. И. Вольфковичу
Борок, 14 января 1944 г.
Глубокоуважаемый Семен Исаакович!
...Сердечно благодарю Вас и все Химическое отделение за доброе отношение ко мне. Радуюсь, что товарищи наши по академии возвращаются в Москву и их научно-исследовательская работа возобновляется после большого невольного перерыва из-за войны, наделавшей в этом отношении столько непоправимого вреда.
Передайте мой сердечный привет всем избранным по Химическому отделению 4 академикам и 12 членам-корреспондентам и мое сожаление, что я, отсутствуя вследствие болезни на сентябрьской сессии, не мог, наравне с другими товарищами по академии, подать за них свой голос. Война наделала непоправимый вред и моим работам. Как я уже писал в Президиум Химического отделения, в последние годы мне пришлось отложить уже обдуманную мною работу о том, как моя теория, выработанная еще в Шлиссельбургском заточении и опубликованная еще в 1907 г. в книге «Периодические системы строения вещества», о сложном строении атомов и о том, что непременными компонентами их являются: газ небесных туманностей (который я назвал там архонием), а кроме него гелий, протоводород и положительные и отрицательные электроны, т.е. современные позитроны и электроны, только названные там мною анодием и катодием, подтвердилась теперь опытами новейших ученых, выделивших все эти компоненты, кроме «архония», который еще ждет методов для своего выделения в чистом виде.
Но стремление выяснить генезис этих компонентов во Вселенной увлекло меня в область спектрального анализа небесных светил и в выяснение эволюции звездных систем вообще.
В связи с этим появилось мое исследование «Die Evolution der Materie auf den Himmelskurpem», вышедшее отдельным изданием только на немецком языке в конце царского режима, и другие исследования по астрофизике. А революция отвлекла меня в область историопогии, так как проверка всех летописей по описанным в них солнечным и лунным затмениям показала мне в них огромные сдвиги хронологии, а разрабатывать это при старом режиме было невозможно ввиду противоречия получаемых результатов со «священной историей старого и нового завета» и с тогдашним богословием вообще.
