Татьяна Георгиева - Русская повседневная культура. Обычаи и нравы с древности до начала Нового времени
Литература взяла на себя в культуре Древней Руси роль объединяющего центра в сложившемся и укореняющемся «двоеверии» и «двоекультурье». Она глубоко усвоила народную устную традицию, вместе с тем свою главную роль книжник видел в просвещении, проповеди святой жизни.
В начале XII века в Киеве, в Печерском монастыре, писал историю Руси монах Нестор. Его большой труд «Повесть временных лет» («Повесть о прошедших временах») переписывался русскими людьми на протяжении пяти столетий.
Это древнейшая (около 1113 года) дошедшая до нас русская летопись, лежащая в основе большинства последующих летописных сводов.
«Повесть временных лет» — выдающееся для средневековой Европы историческое произведение, в котором русская история рассматривалась на фоне истории всех славян и соседних народов. Нестор написал свой труд на основе большого числа собранных им греческих и русских книг. Своей повести он дал следующий подзаголовок: «Откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первое княжити, и откуда Русская земля стала есть»{25}.
Из переводных византийских источников в наибольшей степени автор использовал «Хронику Георгия Амартола». Из отечественных источников помимо начального свода он привлекал устные легенды (об основании Киева, о призвании варяжских князей, о княгине Ольге и ряд других). «Повесть» начинается с рассказа о расселении славян по Европе, их взаимоотношениях с другими народами. Далее повествуется о возникновении государства Руси, деяниях первых его правителей. Особенно подробно изложены в «Повести» события второй половины XI — начала XII столетия.
В одну из рукописей, сохранивших текст «Повести [временных лет» — Лаврентьевскую рукопись, — были включены произведения, принадлежащие руке князя Владимира Мономаха. Среди них «Поучение». Рядом помещено послание Владимира Олегу Святославичу, написанное в разгар усобиц 90-х годов XI века, после гибели в бою с Олегом сына Мономаха Изяслава. Произведение Владимира Мономаха является не только ценным историческим источником, но и ярким литературным памятником, дающим представление об общественном сознании высшего слоя древнерусского общества.
Начинания Владимира Мономаха продолжил его сын — князь Суздальский и Киевский Юрий, по прозванию. Долгорукий, основавший в 1147 году город Москву, ставший потом столицей Московского государства. Так именем и делами Владимира Мономаха и его сына Юрия Долгорукого связана история Киевской Руси с историей России и нашим сегодняшним днем.
Летопись рассказывает, что Юрий часто отъезжал далеко от Суздаля, куда он перенес столицу. Он любил охотиться в сосновых лесах на Москве-реке. Приглянулись князю эти места, особенно семь высоких холмов над рекой. Здесь, на месте небольшого села, и решил Юрий основать новый город, названный по имени реки Москвы.
Летопись упоминает, что в 1147 году князь Юрий Долгорукий пригласил на пир своего союзника: «Приди ко мне, брате, во град Москов».
Именно этот год и считается датой основания Москвы.
Союзник — это черниговский князь Святослав Ольгович, и Юрий Долгорукий устроил для гостя «обед силен». Однако и гость приехал не с пустыми руками — Святослав привез в подарок основателю Москвы пардуса, то есть гепарда. В южнорусских степях тогда охотились именно с помощью этих кошачьих, которые давали сто очков вперед любым собакам.
Юрий Долгорукий известен тем, что заложил много новых городов, и удивительное дело: в каждом из них он создавал, как и в Москве, Красную площадь. Такие площади есть и в Юрьеве-Польском, и Переславле-Залесском. Созидательная деятельность Юрия Долгорукого прервалась преждевременно: спустя десять лет после основания Москвы, в 1157 году, он был отравлен на пиру у киевского боярина Петрилы.
Каждый год в Москве собиралась ярмарка. Торг был богатый, разнообразный, шумный. Продавали здесь воск, шерсть, холст, мед, яблоки, крупу, птицу, молоко. Кто приходил на ярмарку покупать, а кто только потолкаться. Кого здесь только нельзя было встретить! И длиннобородых бояр, и крестьян из ближних сел.
Если забежать вперед во времени, то часто на ярмарке можно было видеть невысокого богато одетого человека. На поясе у него висел кожаный мешок, который в старину назывался «калита». Вот именно по этому мешку и прозвали московского князя Иван Калита, княжившего в Москве с 1325 по 1340 год.
При Иване I Калите Москва разрослась, вокруг Кремля появились новые дубовые стены. Была построена церковь Успения Богородицы из белого камня. При нем резиденция русского митрополита была перенесена из Владимира в Москву.
Иван Калита, прохаживаясь по шумным торговым рядам и улицам, имел привычку из своего огромного кошеля раздавать милостыню направо и налево. Видимо, поэтому его кошель никогда не оскудевал (как по Библии: «…рука дающего да не оскудевает»).
Говоря о ярмарках, о торговле вообще, надо сказать, что в изначальной — Киевско-Новгородской — Руси круг, как тогда говорили, «шибких» промыслов был определен дарами обширных смешанных лесов: пушниной, а также воском и медом диких пчел из бортей («дуплястых» деревьев). Собирая дань мягкой рухлядью — мехами — и продуктами бортничества, князья стольного Киева и других городов обеспечивали себе выгодный экспорт; интересно, что сцены охоты и бортничества в древнем Новгороде прекрасно изображены на резных панелях в церкви Святого Николая в немецком городе Штральзунде (1400 год). Еще одним экспортным «товаром» были рабы. А в импорте преобладали добрые кони и боевые доспехи — чтобы быть всегда готовыми к отражению набегов кочевников из Великой степи Евразии.
Характер искусства Руси ярко сказался в иконописи, ставшей национальным явлением, как в Древней Греции — статуя, для Египта — рельеф, для Византии — мозаика. Здесь сослужило службу дерево, верный спутник русских — липы и сосны. Доска покрывалась левкасом — тонким слоем гипса, на который наносились контуры рисунка. Краски иконописцев, растертые на яичном желтке, отличались яркостью и прочностью.
Древнерусская иконопись — действительно создание гения, коллективного многоликого гения народной традиции. Существовали так называемые «подлинники» — руководства художникам-иконописцам в изображении святых.{26} Ранние иконы были похожи на монументальные росписи, служили как бы их заменой. В древней рукописи об иконе сказано так: «Красота ее несказанна, и писана она дивно».
Примерно в XIV веке иконы начинают объединять в общую композицию иконостаса, помещая их на перегородке, отделяющей алтарь. Иконостас — чисто русское изобретение. Византия его не знала. Иконы в иконостасе располагались (и располагаются) в несколько горизонтальных ярусов.
Иконы были в каждой избе, лачуге, дворце, им отводилось красное место, как правило, напротив входа, чтобы входящие могли прежде всего, глядя на икону, перекреститься. Таков был обычай в любом уголке Руси, России. И вряд ли можно было найти дом без иконы Божией Матери, Девы Марии, высоко почитаемой у нас.
Иконы Спасителя и Божией Матери были величальными образами, которыми благословляли во время венчания молодых. Принято было также иметь икону небесного покровителя-ангела, в первую очередь, конечно же, хозяина дома, главы семьи.
«Житейская» поэзия иконы сливалась воедино с поэзией сказки. В иконе много идет от русского сказочного фольклора, а может быть, было и обратное — сказочный фольклор имел одним из своих источников икону.
Особенно ощутима фольклорность в ранних иконах новгородской школы, с их ярко-красными фонами, простыми цельными силуэтами. В новгородских иконах и близких им «северных письмах», а также в новгородских и псковских иллюстрациях рукописей намечаются и истоки лубков — занятных картинок, которые еще в XIX веке были главной духовной пищей простых людей.
В русском искусстве, в отличие от готики, где образы святых и мучеников воплощают страдания и смуты настоящего, красной нитью проходит величавая народная сага, полная затаенных воспоминаний о славном прошлом, стойких надежд на победу добра, стремления к благообразию жизни.
Все это чувствуется прежде всего в русской архитектуре. Церкви строились на Руси во множестве и стали частью ее ландшафта. Древние зодчие умели безошибочно выбирать места для храмов — по берегам водных путей, на возвышениях, чтобы они были хорошо видны, как маяки для путников. Церкви не были ни слишком высокими, ни угловато-остроконечными, как готические, — им свойственна компактная, телесная скругленность форм; они хотя и господствуют над пейзажем, но не противостоят ему, а объединяются с ним, они родственны русской природе.
В XII веке выработался характерный русский тип крестово-купольного белокаменного храма. Древний прообраз — простой деревянный сруб — скрыто живет в этих каменных сооружениях.
