Татьяна Георгиева - Русская повседневная культура. Обычаи и нравы с древности до начала Нового времени
Что же касается письменной культуры, то тут надо сказать, что в Древней Руси элементарная грамотность была распространена среди разных слоев населения, о чем свидетельствуют ранние берестяные грамоты.
Как отмечает Б.А. Рыбаков: «Единство народного и государственного языка было большим культурным преимуществом Руси перед славянскими и германскими странами, в которых господствовал латинский государственный язык. Там невозможна была столь широкая грамотность, так как быть грамотным означало знать латынь. Для русских же посадских людей достаточно было знать азбуку, чтобы сразу письменно выражать свои мысли; этим и объясняется широкое применение на Руси письменности на бересте и на “досках” (очевидно, навощенных)».
Берестяные грамоты содержат множество бытовых подробностей, которых нет ни в летописях, ни в официальных актах, написанных на дорогостоящем пергаменте. Они подтверждают высокий уровень грамотности русских независимо от их социального положения.
Быт боярский, купеческий, церковный, быт ремесленников, холопов, крестьянские повинности и протесты, ростовщичество, судопроизводство, связи с чужими краями, отзвуки язычества в сочетании с христианским вероучением, война и мир, как их переживали новгородцы, — во все это мы будем проникать все интимнее, читая расшифрованную процарапанную бересту. Уточним: буквы продавливались на специально подготовленной березовой коре острым костяным или металлическим стержнем («писало»).
Для убедительности процитируем написанное на бересте «хозяйственное» сообщение: «Земля готова. Надобе семена. Пришли, осподине, а мы не смеем имать ржи без твоего слова». А вот и любовная записка: «От Микиты ко Ульянице. Пойди за мене, аз тобе хочу, а ты мене».
Целая охапка берестяных листов, процарапанных мальчиком Онфимом, пяти — семи лет отроду, была обнаружена в Новгороде в прослойке рядом с древней мостовой, где, по данным дендрохронологии («дендрос» по-гречески — дерево), она пролежала более семисот лет.
Мы ничего не знаем о судьбе мальчика Онфима. Но имя его перешагнуло через века. Почти каждая публикация, посвященная новгородским берестяным грамотам, иллюстрирована бесхитростными, чисто детскими рисунками Онфима. Они открывают нам мир, исполненный бранной славы и тревоги, фантастических страхов и самых трезвых расчетов, мир, в котором формировалось сознание новгородского жителя тех времен{24}
До нас дошли сведения, что на территории Древней Руси издавна существовали центры создания рукописной книги. В одном из них 21 октября 1056 года диакон Григорий вывел первую буквицу рукописи, которая сегодня является величайшим памятником церковнославянской письменности. По заказу нового русского посадника Иосифа, приближенного киевского князя Изяслава Ярославича, он начал Переписывать Евангелие. До крещения Иосиф звался Остромиром, а потому труд известен в истории как «Остромирово Евангелие». Это старейшая из сохранившихся датированных русских рукописных книг. При церквах и монастырях существовали училища, а при княжеском дворе и при Киево-Печерском монастыре — школы повышенного типа. Князья на Руси, опирающиеся на монастыри и монахов, выступали основными проводниками книжной мудрости.
Благодаря им книга расходится по всей Русской земле. Книжники начиная с конца XI века переезжают из княжества в княжество: Симон и Поликарп, создатели Киево-Печерского патерика (истории этого монастыря), были когда-то его монахами, но переписку свою они вели не только в Киеве, но и во Владимире. Серапион Владимирский писал в Киеве и во Владимире, Кирилл Туровский — в Киеве, а может, и в Турове.
Создавая собственную книжность, Русь вписывалась в общую культурную жизнь славянских государств. Примером этого процесса могут служить Изборники 1073 и 1076 годов. Первый переписан с болгарского оригинала; по открывающей сборник похвале можно предполагать имя заказчика — «великий в князих Святослав» (Святослав Ярославич (1027–1076), князь черниговский и великий князь Киевский). Переводная литература получает широкое распространение на Руси: в XI — начале XII века главным образом с греческого переводятся сочинения как религиозного, так и светского содержания. К последним относятся, в частности, исторические сочинения, среди которых можно выделить перевод византийской «Хроники Георгия Амартола».
Но самые ранние переводы, относящиеся к середине X века, пришли на Русь из Болгарии благодаря славянской письменности моравских братьев. К таковым относятся, например, переводы «Богословия» Иоанна Дамаскина, а также славянский вариант «Шестоднева», повествовавшего о сотворении мира и его устройстве по представлениям христианского вероучения. В X веке Болгарское царство стало основным очагом, откуда славянская письменность и литература стали проникать в другие страны. Поэтому существует общность не только письменности, но и всей русской и болгарской литературы — как богослужебной, проповеднической и т. п., так и таких литературных памятников, как прологи (житийные сборники, имеющие календарный характер, где жития расположены в соответствии с днями их церковной памяти), торжественники, шестодневы, отчасти хроники, палеи (пересказ библейских книг с комментариями, дополнениями и полемическими, антииудейскими толкованиями), космографии, физиолуги (переводные сборники о свойствах реальных и вымерших животных, камней и деревьев юга и востока Европы).
В это же время происходит становление оригинальной русской литературы.
Самым ранним из дошедших до нас произведений древнерусской литературы является «Слово о законе и благодати» Иллариона (1051). Летопись сообщает об Илларионе: «муж благ, книжен и постник», «книгы хитр писати и съй по вся дьни и нощи писаше книгы…». Ранее уже упоминалось имя Иллариона — единственного со дня принятия христианства до середины XII века русский по происхождению глава церкви, возведенный на митрополию в 1051 году Ярославом Мудрым без санкции константинопольского патриарха.
Основная идея «Слова о законе и благодати» — вхождение Руси после принятия христианства в семью христианских народов, в чем автор видит заслугу князя Владимира и продолжившего дело распространения новой веры его сына Ярослава. При этом дохристианское прошлое Руси в глазах Иллариона не выглядит «темными веками» — напротив, он подчеркивает, что Владимир, его отец Святослав и дед Игорь «не в худой и неведомой земле владычествовали, но в Русской, которая ведома и слышима во всех четырех концах земли». «Слово» написано на основе глубокого погружения в тексты Ветхого и Нового Заветов: «В одно время вся наша земля восславила Христа с Отцом и со Святым Духом. Тогда начал мрак идольский от нас отходить и зори благоверия явились. Тогда тьма богослужения рассеялась, и слово евангельское землю нашу озарило…»
Во второй половине XI — начале XII века на Руси возник ряд оригинальных произведений, среди которых выделяется цикл сказаний — жития первых русских святых: князей Бориса и Глеба, игумена Киевско-Печерского монастыря Феодосия, написанные монахом этого монастыря Нестором (80-е годы XI века).
В различных городах Киевской Руси начали составляться летописные своды. Примечательно, что они составлялись на русском языке, в то время как в Западной Европе подобные тексты писались на чуждой народу латыни. Нельзя не отметить, что русское летописание — жанр, не имеющий точных соответствий в других литературах. Некоторые исследователи полагают, что его появление можно отнести уже к концу X века, когда и был создан первый летописный свод.
Первым летописным сводом, текст которого можно реконструировать, является так называемый Начальный свод конца XI века. Его текст сохранился в составе Новгородской первой летописи.
Древнерусскую литературу можно рассматривать как литературу одной темы и одного сюжета. Этот сюжет — мировая история, тема — смысл человеческой жизни. Древнерусская литература утверждает своеобразный реализм, она носит поучительный характер.
В первую очередь сказанное, конечно же, относится к собственно поучительно-бытовой литературе — притчам. В аллегорической форме они преподносят нравоучения, говоря не о единоличном, а об общем, постоянно случающемся. Жанр притчи для Древней Руси традиционен, и в то же время имеет библейское происхождение: притчами усеяна Библия. Притчи входили в состав сочинений для проповедников, они были и в произведениях самих проповедников.
Притчи повествуют о вечном. Все совершающееся в мире имеет две стороны. Одна — это то, что произошло, и в этом есть реальная причинность: ошибки, совершенные князьями, недостаток единства или недостаток заботы о сохранности родины — если это поражение; личное мужество, сообразительность полководцев, храбрость воинов — если это победа; неосторожность «бабы некой» — если это пожар города. Другая сторона — это извечная борьба Зла с Добром, это стремление Бога исправить людей, наказывать их за грехи (вот почему со средневековой точки зрения так велико значение уединенных молитв). В этом случае с реальной причинностью сочетается, по древнерусским представлениям, причинность сверхреальная.
