Жорж Минуа - Дьявол
Очевидным же остается — как в Средние века, так и много позже — существование магического сознания и веры в способности некоторых существ, используя оккультные знания, насылать болезни, препятствовать сексуальным отношениям и губить урожаи, воздействуя «на души вещей «мана». В позднем Средневековье магические возможности начали дьяволизировать, приписывая их деятельности Сатаны, чему способствовал тотальный страх, охвативший общество. XIV и XV века — время катастроф. Голод, эпидемия чумы невиданного масштаба, бесконечные опустошительные войны, сопровождаемые жестокостью наемников, постоянное ощущение опасности, непрерывный рост цен, массовое бродяжничество, сокращение пахотных земель и как следствие зарастание их лесами, религиозные конфликты, посеявшие смятение, беспокойство, пессимизм. И все это происходит в мире, где духовенство обладает весьма посредственными достоинствами, оно малочисленно и само подвержено народным суевериям.
В такой сумрачной атмосфере не могли не расцвести пышным цветом апокалиптические настроения, возникло движение милленариев. Стала весьма популярной тема последней великой битвы, предшествующей концу света. Как это утверждается в «Ростках злодеяний» (Malleus maleficarum), дьявол идет на последний приступ: «Среди бед нынешнего века», когда «мир идет к своему закату и растет людская злоба», Сатана «яростно осознает, что времени у него осталось совсем мало», и поэтому он накрывает людской род волной колдовства.
Примечательно, что подобного психоза не избежала и элита общества. Свою лепту, несомненно, внесло появление книгопечатания, которое способствовало широкому распространению трактатов по демонологии, работ апокалиптических милленариев, лодчас — проиллюстрированных гравюрами, изображающими ужасного дьявола, как это имело место в «Трактате об адских мучениях» (Traite de peins de l’enfer) Bepapa (1492). Подсчитано, что во второй половине XVI века только в Германии было продано 231 600 экземпляров работ, посвященных дьяволу. В их числе — такие бестселлеры, как «Театр дьяволов» (Theatre des diables) в 33 книгах и «Руководство по тирании и власти дьяволов» (Instruction sur la tyrannie et le pouvoir des diables). Народная книга о Фаусте выдержала 24 издания за период с 1588 по 1600 г.
Театр привнес в этот процесс зрелищный эффект «масс-медиа». Здесь дьявол явно занял место суперзвезды. Наблюдатель 1561 г. отмечает: «Если драматург хочет понравиться публике, он делает все, чтобы в произведении было как можно больше дьявольщины. Нужно, чтобы дьяволы были уродливыми, кричали, завывали, издавали радостные восклицания, умели оскорблять и клясться, а заканчиваться все должно тем, что они с диким воем уносят свою добычу в ад. Сопровождаться это должно непременно ужасным грохотом. Вот чем можно больше всего привлечь публику. Вот что ей больше всего нравится».
Как подчеркивает Жан Делюмо, даже гуманистическая культура могла изначально внести свою лепту в развитие среди представителей правящего класса веры в козни дьявола. Вновь входили в моду произведения античных авторов — Горация, Овидия, Апулея — переполненные колдовскими коллизиями. Идея сатанинского влияния крепнет на почве все более популярной темы безумия. Ученые умы, чья культура с приходом книгопечатания становится шире и глубже, одновременно отдаляются от народного мировосприятия. Возникает непонимание: «Это несходство, — пишет Жан Делюмо, — породило агрессивность… Человеку изначально присуще стремление самоутвердиться в качестве хорошего и нормального, а других считать дурными и неприемлемыми для общества. Процессы над колдунами стали самозащитой доминирующей этики против отменявшей ее коллективной практики, которая была призвана служить козлом отпущения». Дьяволизация народных обрядов была нужна для того, чтобы легитимизировать и тем самым облегчить борьбу с ними. Тот же прием применялся в отношении богохульства, ереси, распространения атеизма.
С тех пор установилось своего рода спонтанное согласие между обвиняемыми — выходцами из низов, чья культура имела простую магическую основу и предусматривала сверхъестественное вмешательство, и судьями, пораженными синдромом «осажденной крепости». В сознании последних реально существуют шабаши и т. п., что неизбежно провоцирует изобличение. Задаваемые вопросы ставятся таким образом, что они неумолимо подталкивают к признаниям, которые, впрочем, учитывая реальность применения пыток, гарантированы в любом случае: «Если не все из нас признались в том, что являются колдунами, единственная этому причина состоит в том, что не всех нас подвергли пыткам», — писал в 1631 г. иезуит Ф. Шпее.
Возможность появления столь смелого критического замечания сигнализирует, что к этому времени процесс пошел на убыль. Великая охота на дьявола к XVII в. достигла кульминации в присущей ей своего рода одержимости, затем вылилась в ряд процессов и больших зрелищных изгнаний дьявола, которые во многом имели обратный эффект, породив и множа скептицизм, усиленный также ростом самосознания и критического мышления. Утрированная охота на ведьм привела к вызывающей подозрение театральности, которая мало-помалу лишила доверия к дьяволу правящие круги общества.
ГЛАВА V
Изгнание дьявола и скептицизм (XVII–XVIII вв.)
Широкая вера в козни дьявола весьма заметно снижается в XVII–XVIII веках — во всех социальных слоях. Экклизиастические споры на эту тему становятся все более осмотрительными. На уровне официальных заявлений молчание становится необходимым. И принимаются меры предосторожности, чтобы предотвратить беспокойные эксцессы, характерные для предшествующих времен, к примеру — на уровне изгнания дьявола.
В 1583 г. Национальный синод Реймса призвал священнослужителей к рассудительности: проповедник, прежде чем приступить к изгнанию дьявола, должен тщательно собрать информацию о жизни одержимого, его поведении, репутации, состоянии здоровья и сопутствующих обстоятельствах. Он должен побеседовать с несколькими умными, осторожными и дальновидными людьми. Ведь нередко слишком легковерный готов обмануться. Сплошь и рядом меланхолики, лунатики и околдованные вводят в заблуждение экзорцистов, убеждая, что они одержимы и мучимы дьяволом. На самом деле они более нуждаются в диагнозе врача, чем в помощи экзорциста.
I — Рост скептицизма
В 1603 г. теолог Тире в замечательной работе, озаглавленной «Демоньяки» (Demoniaci) развенчивает миф о большинстве предполагаемых случаев одержимости, давая им статус психических заболеваний и неврозов. Так, «признание кого-либо в том, что он одержим нечистой силой», на поверку оказывается идефиксом (одержимостью навязчивой идеей) или истерией. Точно так же еще дюжина рассмотренных признаков отнесены к клиническим симптомам, в том числе: тяжелый сон, неизлечимые болезни, зоопатия и даже одержимость манией преследования и попытки наложить на себя руки: «Любой, кто не чувствует себя в безопасности, которому кажется, что его со всех сторон одолевают духи, а также те, кто, устав от окружающей действительности, страшится покушений на свою жизнь» — это просто больные люди. Позиция папы римского стала заметно критичнее. В 1744 г. именно такую позицию занял Бенедикт XIV при пересмотре римского обряда.
В более широком плане в просвещенных кругах самой церкви в ряде работ оспаривается реальное существование колдовства. До середины XVII века это была опасная смелость. В 1454 г. доктор теологии бенедиктинец Гийом Эдлин был подвергнут преследованиям как колдун за отрицание им самого существования колдунов. В I486 г. кармелит Жан де Бетц также высказал сомнение в реальном существовании этого явления. В 1559 г. Жак Валек кюре ля Гельдра и Корнель Лоос выступили против преследований, жертвами которых становились колдуны. Эти работы привлекли к себе внимание цензуры. В 1554 г. немецкий врач Иоганн Вир в своей книге «Истории, диспуты и споры об ошибочных взглядах и заблуждениях по поводу дьяволов, гнусных чародеев, колдунов и отравителей» свел истории о колдовстве к галлюцинациям, наваждениям и фантазиям слабых, примитивных, глупых умов. Возможно, эти заблуждения и вызваны дьяволом, но дела, в которых признаются колдуны, совершенно не соответствуют реальности. Вир подвергся яростным нападкам Бодэна и Боге и едва избежал костра.
В 1588 г. Монтень в главе «Хромые» своих «Опытов» высмеял охоту на ведьм, указав, что сначала следует удостовериться, а имели ли место сами факты, и лишь потом имеет смысл искать их истоки. В 1626 г. иезуит Таннер в своей работе «О теологах» (Universa theological) свел магию к простой иллюзии. Ему вторит монах того же ордена Фредерик фон Шпее фон Лангенфельд. В опубликованной анонимно работе 1631 г. «Преступная осторожность» (Cautio criminalis) он рассказывает о нравственных мучениях, которые испытывал, когда напутствовал в последний путь более 200 человек, приговоренных к смерти за колдовство, будучи убежденным в их невиновности. Никто не осмелился встать на их защиту, пишет он: «Торжественно клянусь, что среди тех людей, которых я сопроводил на костер, не было ни одного праведно осужденного. В таком же убеждении признались мне еще два священнослужителя».
