Кристофер Райт - ОКО ЗА ОКО Этика Ветхого Завета
Следовательно, утверждения Библии либо говорят нам, как жить, либо (когда они не делают этого) являются моделью и мерилом наших попыток понять, как мы должны жить. Это означает, что мы не игнорируем специфичность библейских заповедей (и применяем их к нашему времени, как если бы они были вневременными универсальными истинами). Нас также не пугает их специфичность (тем самым делая нас вовсе неспособными применить их к нашему времени). Мы ценим их специфичность, потому что она демонстрирует нам, как воля Бога выражалась в то время, и мы воспринимаем их как парадигму для своих этических построений.[44]
События и истории как парадигмы
Другой подход к Ветхому Завету при помощи концепции парадигмы предложил в 1986 году Пол Хэнсон (Paul Hanson).[45] Он обратил внимание на то, что в самом Ветхом Завете некоторые события и повествования обладали такой силой откровения, что становились парадигмой тех действий, которых можно было ожидать от Бога в будущем, и того, как следовало поступать Израилю в ответ. Очевидный пример — исход. В исторических, поэтических и пророческих книгах исход предстает парадигмой верности, справедливости и сострадания Господа, а также парадигмой общественной жизни Израиля во многих проявлениях. Продолжая, Хэнсон приходит к выводу — то, что было парадигматическим для Израиля в Ветхом Завете, также было парадигматическим для церкви, сообщества того же Бога в Новом Завете, и для нас сегодня.
Вальдемар Янцен (Waldemar Janzen), говоря о парадигматическом характере ветхозаветного повествования, идет дальше.[46] Не только великий национальный эпос исхода, но также множество других, менее значимых, повествований хранились в сознании Израиля как парадигмы поведения в определенных контекстах. Парадигма, в этом смысле, больше похожа на умственную конструкцию, созданную в результате постоянного пересказа историй о том, что значит быть хорошим израильтянином в различных общественных ситуациях. Похожим образом большая часть нашего собственного нравственного поведения подсознательно направляется умственными парадигмами того, что значит быть хорошим отцом, хорошим водителем или хорошим другом. Они выстраиваются из множества историй, рассказанных нам в детстве, а также из богатого жизненного опыта. Таким образом, для Израиля парадигмами были внутренне усвоенные нравственные модели, изложенные в повествовательной форме. Янцен описывает несколько таких главных парадигм в Ветхом Завете: священническая, царская, пророческая и парадигма премудрости. Но самое высокое положение он отдает семейной парадигме с ее главными компонентами жизни, земли и гостеприимства. Каждая модель поведения, каждый список добродетелей, ожиданий, отношений и ценностей строился, исходя из широкого слоя ветхозаветных традиций.
Следовательно, существует множество способов использования парадигмы. Я не думаю, что какой–либо важнее другого. Мне представляется, что каждый добавляет свой нюанс в рассмотрение ветхозаветного Израиля в качестве парадигмы, или к использованию парадигматической методологии для ясного изложения ветхозаветной этики.
Парадигма или принципы?
Существует ли разница между предложенным мною здесь парадигматическим методом и известным подходом, предлагающим изъять принципы тех ветхозаветных законов, которые мы не можем сегодня применить во всех деталях, учитывая их специфичность и обусловленность? В некотором смысле не существует большой разницы. Чтобы использовать парадигму, мы должны найти и подчеркнуть принципы, которые она воплощает, и затем увидеть, как эти принципы могут быть вновь конкретизированы в иных контекстах. Однако, проблема с самим подходом «найти принцип» в следующем: он может привести в конечном итоге к отбрасыванию специфических реалий ветхозаветного текста, конкретной, земной истории Израиля. Как только вы заполучили принцип, то зачем вам обертка? Печально, но именно так многие люди обращались с Ветхим Заветом.
Однако совершенно ясно: Бог дал нам Библию, а не упорядоченный сборник принципов. Он дал удивительно специфичное изображение жизни народа на протяжении многих поколений. Это изображение передано нам благодаря их историям, законам, мудрости, культу и видениям, их памяти и надежде, достижениям и неудачам. Оно приходит к нам как достаточно беспорядочный и запутанный набор очень сложных взаимоотношений между людьми, в череде многих поколений, в разных народах. Отношение к этому великому собранию текстов просто как к одноразовому контейнеру для независимых универсальных принципов, которые мы сейчас можем передать гораздо проще и аккуратнее, отрицает характер дарованной нам Богом Библии и даже может означать, что чтение Библии — напрасная трата времени. Отношение к библейским текстам об Израиле как к парадигме сохраняет их историческую специфичность и заставляет нас обращать внимание на все грани и странности присутствующей в них земной реальности.
В том случае, если нам удалось охватить всю парадигму и мы учли все тонкости рассматриваемых текстов, мы можем четко сформулировать включенные в нее принципы. Следовательно, принимая парадигму в широком значении матрицы, мы, естественно, говорим о содержащихся в ней принципах, однако важно увидеть то, как все эти принципы вписываются в связное мировоззрение, содержащееся в вере Израиля и каноне Ветхого Завета. Принимая парадигму в узком значении рабочей модели, мы можем четко сформулировать принципы или задачи, которые, как мы полагаем, должны быть воплощены в определенном законе или установлении. Однако, это необходимо делать, не забывая о том, что означает быть Израилем в социальном, экономическом, политическом, международном и религиозном смысле. Следовательно, парадигма помогает связать принципы между собой, понять их значимость, направление и ударение.
Таким образом, хоть понятие парадигмы и включает в себя определение, или озвучивание отдельных принципов, оно не сводится исключительно к этому. Отношение к Израилю или Ветхому Завету как к нравственной парадигме побуждает нас постоянно оборачиваться к строго заданной реальности текста Библии и мысленно жить с Израилем в его мире («обитая в тексте»), прежде чем посмотреть на такую же строго заданную реальность нашего мира или вообразить, как парадигма бросает вызов нашему нравственному решению.
В заключение: предложенный парадигматический метод не может претендовать на какую–либо новизну. Мне представляется, что он вполне соответствует тому, что мы находим в Библии. В Ветхом Завете мы многократно наблюдали, что израильский опыт освобождения — исход — работает как парадигма для различных социальных и нравственных обязательств, возложенных на них. Даже в древнем Израиле это не было вопросом буквального подражания или копирования: Израиль не мог воссоздать исход, разделение моря и прочее для каждого нового социального контекста. Но исход, который отражал характер Господа, несомненно, был парадигмой, призывающей отреагировать на угнетение определенным образом.
Возьмем, к примеру, притчу, рассказанную Нафаном Давиду (2 Цар. 12, 1–10). Сила риторики Нафана состоит в том, что он заставляет Давида поверить, будто он судит реальный случай воровства. Давид принимает решение на основании известного закона: вор (даже если отвратительность поступка заставляет Давида воскликнуть, что он заслуживает смерти) должен возместить за свою кражу вчетверо (Исх. 22, 1). Но затем Нафан использует эту историю как парадигму: «Если таково твое решение на основании этого закона, то сколь большего осуждения заслуживает твое поведение? Если ты, царь, считаешь, что укравший овцу достоин смерти, как думаешь, какой участи заслуживает укравший жену?»
Или возьмем одну из самых известных когда–либо созданных повествовательных парадигм — притчу Иисуса о добром самаритянине (Лк. 10, 30–39). Она вошла в нравственное сознание не только христиан, но и целой культуры, которая выросла на евангельских повествованиях. Здесь интересно отметить две вещи. Во–первых, Иисус рассказал историю как ответ на вопрос о значимости и применении определенного закона — «возлюби ближнего как самого себя» (Лк. 10, 27). Таким образом, повествование, хоть и выдуманное, воплощает закон в парадигматическом аспекте. Во–вторых, Иисус заканчивает беседу многозначительной фразой: «и ты поступай так же». Мне кажется, что это суть того, что я подразумеваю под парадигматическим подходом. Очевидно, Иисус не имел в виду, что молодой законник, задавший ему вопрос, должен нанять осла, купить масло, вино, и все, что необходимо для оказания первой помощи, позаботиться о деньгах для дружелюбных хозяев гостиницы, и немедленно отправиться на дорогу к Иерихону искать жертв разбоя. Слова Иисуса не означали «иди и делай все то же самое». Они говорили о следующем: «Иди и живи так, чтобы твоя жизнь отражала такую же жертвенную и преодолевающую преграды любовь к ближнему, которую иллюстрирует мой рассказ. Это и означает повиноваться закону».
