Дмитрий Ершов - Хунхузы. Необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке
Галльский лис в хунхузском курятнике
Весна 1868 г. выдалась горячей. Молодой русской администрации Уссурийского края за восемь лет своего существования доводилось преодолевать всякие трудности, но такое… Словно бес вселился в уссурийских китайцев. «Манзы» и раньше не слишком радовались появлению русских в крае, который давно считали своей неотъемлемой собственностью, однако дальше мелких пакостей и отдельных стычек с поселенцами дело не шло. Теперь все было по-другому: объединившись, «манзы» собрали целую рать, громившую молодые русские деревни и не боявшуюся «показывать зубы» войсковым командам. Под прикрытием китайских полчищ шли хунхузы. В кипящем котле бунта их атаманы видели прекрасную возможность не только пограбить в свое удовольствие, но и отомстить ненавистным русским «капитанам», наложившим руку имперского закона на хунхузскую золотодобычу. Попытка «запереть» разбойную вольницу на приисках прибрежных островов Аскольд и Путятин провалилась — экипажу военной шхуны «Алеут», в одиночестве крейсировавшей у берегов Приморья, не под силу было уследить за обширной акваторией.
Начальник Новгородского постового округа подполковник Я.В. Дьяченко, возглавивший подавление беспорядков, оказался в трудной ситуации. Малочисленный личный состав подчиненных ему линейных батальонов был разбросан по караулам и постам, прикрывавшим русско-китайскую границу и побережье. По разумению стратегов из штаба Восточно-Сибирского генерал-губернаторства выходило, что «внешнего супостата» можно ждать только с моря или из Маньчжурии. Жизнь рассудила по-другому: враг нежданно-негаданно поднял голову во внутренних районах Приморья. Теперь войска нужно было срочно собирать в единый кулак — настолько срочно, насколько позволит первозданное уссурийское бездорожье… К тому же боевой дух и подготовка вверенных Дьяченко войск оставляли желать много лучшего. Солдатики были более привычны к лопате и топору, чем к штыку и винтовке. Иным «чудо-богатырям» годами не случалось видеть оружие даже в карауле. Господа офицеры привыкли видеть себя скорее распорядителями казенных работ, нежели боевыми командирами. В редкие минуты досуга мысли начальников были заняты сладкими мечтами о грядущей пенсии и отъезде из опостылевшей тихоокеанской глуши. Энергичных и быстрых действий от подчиненных ждать не приходилось… В довершение всех бед испортившийся телеграф, единственное средство оперативной связи с внешним миром, уже несколько дней не позволял известить о происходящем ставку военного губернатора Приморской области в Николаевске-на-Амуре.
Измученный бесчисленными заботами, а наипаче всего — отчаянной нехваткой толковых людей, Дьяченко 29 апреля 1868 г. прибыл во Владивосток. Начальник округа еще не знал, что накануне ночью полуторатысячная масса хунхузов на плотах переправилась с острова Аскольд на матерый берег. Тем не менее опытный офицер допускал такое развитие событий. Следовало подумать и представить, каковы будут действия разбойников, окажись они на материке. Очевидно было, что первым делом хунхузы примутся грабить всех, кто на беду свою попадется им на дороге. Постепенно увеличивающаяся добыча будет все более и более отягощать шайки. Рано или поздно, но обоз с награбленным заставит хунхузов уйти на китайскую территорию. При этом на пути шаек неизбежно встанет внушительная водная преграда — река Суйфун, изрядно поднявшаяся после таяния снегов в маньчжурских горах. Суйфун вброд не перейдешь и на коне не перепрыгнешь! Хунхузам понадобятся лодки, а этого добра по берегам реки местными «манзами» припасено в изобилии. Нужно было срочно отрядить специальную команду в устье Суйфуна — пускай идет вверх по течению, разрушая китайские переправы. Но кто возглавит эту группу? Этому офицеру придется постоянно оценивать ситуацию и принимать самостоятельные решения. Значит, должен быть скоропонятлив и инициативен. Должен уметь внушить уважение подчиненным. Да и боевой опыт не помешает: «манзы» нынче ненадежны, так что можно ожидать всякого…
«Свободных» офицеров не имелось. Командиры линейных батальонов Пфингстен и Корольков оказались далеко — о них вообще можно было не думать. Бравый командир «Алеута» А. А. Этолин был слишком нужен на своей шхуне. К тому же Дьяченко только что назначил моряка начальником всех морских и сухопутных сил во Владивостоке, сместив с этой должности постового начальника, вялого и трусоватого майора A.A. Горяйнова. Штабс-капитана Г.В. Буяковича подполковник поставил во главе сборных войск, отправляемых в горячую точку края — на Сучан. Прапорщика Майлова следовало оставить во Владивостоке: кто-то должен был принять под начало владивостокскую постовую команду.
Течение военной мысли Дьяченко прервал денщик, доложивший о приходе посетителя. Некий отставной телеграфист просился на военную службу волонтером. К тому же французский подданный! Вишь ты, приключений захотелось иностранцу… Подполковник принял посетителя, довольно бойко говорившего на уморительно-ломаном русском языке. Отставной солдат французской армии Лаубе и впрямь оказался настоящим искателем приключений. Средних лет, сухощавый, подвижный. По словам Лаубе, несколько лет ему довелось провести на службе в Алжире, где начиная с 1830 г. французские колониальные войска вели нескончаемую войну со свободолюбивыми магрибинцами. Лаубе вдоволь надышался пороховым дымом, воюя с отрядами повстанцев в песках Сахары и отрогах Атласа. Выйдя в отставку, Лаубе не усидел дома и отправился странствовать. В конце концов судьба занесла его в Тмутаракань российского Дальнего Востока, где он окончил школу телеграфистов в Николаевске и поступил в штат амурского телеграфа. Строительство линии, связавшей Новгородский пост в заливе Посьет с Николаевском-на-Амуре, завершилось к началу 1867 г. Проектировщик и строитель телеграфа, полковник Д.И. Романов, был грамотным инженером, однако действовала линия, что называется, через пень-колоду. Постоянные обрывы провода, протянувшегося без малого на две тысячи верст, были причиной частых перерывов в работе телеграфа. Неизвестно, на какой из 12 станций амурского телеграфа работал Лаубе, однако служебная рутина и жизнь в глухомани быстро наскучили французу. Неугомонной натуре галла хотелось дела. Таким делом, сохранившим имя Лаубе в анналах истории, стала «Манзовская война» 1868 г.
По-видимому, основным фактом биографии экс-телеграфиста, повлиявшим на решение Дьяченко, был боевой опыт француза. Подполковник принял Лаубе на службу волонтером и поставил во главе маленького отряда из пяти солдат, отправлявшегося на Суйфун. Дальнейшие события показали, что начальник не ошибся в своем новом подчиненном.
Высадившись в устье Суйфуна, 1 мая 1868 г. отряд Лаубе был на посту Речном. Здесь француз узнал о шайке хунхузов численностью до 70 человек, которая накануне пришла со стороны реки Цемухэ, переправилась через реку и скрылась в горах. К удивлению постовой команды, француз со своими людьми немедленно бросился в погоню. Вечером 3 мая партия Лаубе настигла хунхузов на таежной речке Эльдагоу. Старый алжирский солдат бесшумно подвел людей вплотную к лагерю шайки, дал залп и бросился в атаку. Хунхузы, не ожидавшие столь смелого нападения, ударились в панику. Несколько бандитов были убиты, два десятка схвачены, остальные разбойники разбежались. Первый успех ободрил Лаубе и внушил уверенность его людям. Пленные хунхузы порядком отягощали отряд. Поэтому было решено доставить их на пост Речной, а оттуда — во Владивосток. По пути на пост Лаубе удалось выведать у пленных важные сведения о хунхузских силах и планах. Дело было так: караульный солдат понимал по-китайски. Он случайно подслушал их разговор и узнал, что один из узников, в сущности, не имеет к хунхузам никакого отношения. Мужик занимался ловлей трепанга близ устья Сучана, когда местные «манзы» силой заставили его вступить в свое «ополчение». В лагере повстанцев он встретил многочисленных хунхузов, а также цемухинских китайцев, примкнувших к сучанцам для борьбы с русскими. Тех, кто пытался избежать «службы китайскому делу», попросту убивали. Понятно, что ловец не стал упорствовать и в конце концов оказался в рядах хунхузов. Шайка пробиралась в Маньчжурию, и китаец решил примкнуть к ней только для того, чтобы поскорей покинуть ставший неспокойным Уссурийский край. По словам ловца трепанга, основную силу цемухинского «ополчения» составляли члены шайки хунхуза Дын Соа, 26 апреля сжегшие русский военный пост в заливе Стрелок, а затем, в последних числах того же месяца, разгромившие деревню Шкотову и вырезавшие две крестьянские семьи. Дын Соа, постоянно проживавший в маньчжурском городке Нингута, регулярно наведывался со своей шайкой в Уссурийский край для добычи золота. На Цемухэ у него имелись фанзы, а шайка была хорошо вооружена огнестрельным оружием. По словам китайца, Дын Соа намеревался воспользоваться беспорядками, чтобы напасть на Владивосток, для чего постоянно засылал в окрестности поста лазутчиков.
