Игорь Орлов - Советская повседневность: исторический и социологический аспекты становления
Обращение к данному виду устных источников позволяет выявить их отличие от опубликованных мемуаров и дневников. Если последние представляют собой своеобразный диалог автора со временем, в котором сам автор определяет круг рассматриваемых вопросов и уровень их освещения, то устные источники создаются полноправными соавторами – информатором и интервьюером. Последний не является пассивным участником беседы, а направляет ее ход и разрабатывает программу интервью.
Можно заключить, что устная история способствует выходу исследований советской повседневности на новый уровень осмысления, «расщепляя» общую картину на отдельные сюжеты, связанные с судьбой того или иного населенного пункта, отдельной семьи или человека. Речь идет не просто о дополнении советской истории «малозначительными» деталями при помощи новых источников, а о появлении нового подхода к ее пониманию. Суть его сводится к изменению направленности исследований, в центре которых оказывается не советская повседневность как некий исторический феномен, а ее влияние на жизнь человека.
Согласно периодизации, предложенной американским исследователем Д. Дунавэем, в развитии устной истории на Западе можно выделить несколько этапов. На первом этапе, с 1950-х годов, исследователи, прежде всего, собирали материалы для создания биографий видных общественных и государственных деятелей. Второй этап, начавшийся в конце 1960-х годов, отличали попытки создания альтернативной истории, «истории народов без истории», т. е. истории народов, не имевших письменности. Переход от индивидуальных исследований к коллективным проектам в середине 1970-х годов символизировал начало третьего этапа. В это время происходит институционализация устной истории: создаются Международный комитет устной истории и национальные ассоциации исследователей, собираются архивы устных источников, широко проводятся конференции и симпозиумы, издаются специальные журналы. Наконец, в 1990-е годы начался четвертый этап, связанный с расширением круга изучаемых проблем, и прежде всего сюжетов из повседневной жизни человека, феномена миграций, особенностей этнической истории народов и взаимоотношений людей разных полов и возрастов (подробнее см.: [Современная мировая историческая наука, 1996. С. 182–186]).
Что касается географического распространения и региональных особенностей устной истории, особых успехов это направление достигло в США, где устные источники активно собирали и использовали многие научные центры (например, образованное еще в 1888 г. Американское фольклорное общество). Важным рубежом в развитии устно-исторических методов стали исследования чикагских ученых 1920-х годов, которые использовали прямое интервьюирование, «наблюдение изнутри», документальные изыскания, картографию и статистику. В числе пионерных работ можно отметить книгу Х. Зорбо «Золотой Берег и трущобы» (1929), исследования К. Шоу «Джекроллер: история малолетнего преступника из первых уст» (1930) и «Братья по преступлению» (1938). Чикагская школа стала жертвой профессионализации в социологии, но ее наследие не забыто. Оно до сих пор живет в трудах чикагского радиорепортера и специалиста по устной истории С. Теркела, который свои беседы с простыми горожанами издал серией книг, посвященных таким проблемам, как война, работа, надежды и мечты людей. Другим «мостиком» в настоящее стала американская антропология, представители которой взяли на вооружение автобиографический метод. Значительную роль в развитии устной истории играли региональные и локальные исследования, изучение расовых и национальных меньшинств, иммигрантов. Начиная с 1970-х годов устно-исторический метод стал активно применяться для изучения повседневной жизни индейцев и негров, а с 1980-х годов распространился на историю женщин. В Канаде в 1974 г. была создана Канадская устно-историческая ассоциация [Томпсон, 2003. С. 67–72].
Другим крупнейшим центром развития устной истории является Западная Европа. Сначала европейская историческая наука критически относилась к устной традиции, но в последней четверти ХХ в. в связи с антропологизацией истории и она обратилась к устным источникам. При этом в них доминировали сюжеты, связанные с социальными катаклизмами и потрясениями – войнами и революциями. Начиная со встреч в Болонье (1976) и Колчестере (1979), раз в два года стали проводиться международные конференции по устной истории, а затем была учреждена Международная устно-историческая ассоциация [Никитина, 1990. С. 212]. Самое мощное развитие европейское устно-историческое движение по реконструкции «народной» истории получило в Скандинавии, чей пример оказал несомненное влияние на развитие устной истории (и особенно на изучение фольклора) в некоторых районах Великобритании, где в 1973 г. было создано Устно-историческое общество. Толчок развитию устной истории дали новые тенденции в социологии, возникшие в 1950-х годах, – теперь эта наука занималась не столько проблемой бедности, сколько рабочей культурой и рабочим сообществом как таковым. В ряде классических трудов («Семейная жизнь стариков» (1957) П. Таунсенда, «Образование и рабочий класс» (1962) Б. Джексона и Д. Марсдена и др.) эффективно использовались воспоминания рабочих, а Р. Хоггарт в полубиографической работе «Польза грамотности» (1957) попытался интерпретировать формы мышления представителей рабочего класса в устной речи. С появлением книги Э. Томпсона «Формирование английского рабочего класса» (1963) эта тенденция получила воплощение в историческом исследовании. Слиянию истории и социологии способствовало создание в 1960-х годах новых университетов с их междисциплинарными экспериментами, а также развитие социологии, все больше уделявшей внимание историческому аспекту социального анализа. «Историческая мастерская» 1970-х годов, стартовавшая с изучения рабочего движения и социальной истории рабочего класса, расширила сферу своего внимания до исследования фундаментальных элементов повседневной жизни общества [Томпсон, 2003. С. 76–79, 81–84].
В других европейских странах устные источники долгое время использовались ограниченно. Например, в Испании устная история возникла лишь по окончании долгого правления Ф. Франко. С 1980-х годов центрами устно-исторических исследований стали Мадрид и Барселона, где с 1989 г. издается журнал «История и фуэнте орал» под редакцией М. Вилановы. Во Франции интерес к устной истории в обществе пробудило биографическое повествование А. Прево «Grenadou paysan frangais» (1966) о семейной жизни, работе и войне в сельской глубинке, недалеко от Шартра, основанное на магнитофонных записях [Там же. С. 73–76]. В Италии зарождение современной устной истории связано с сетью местных центров по изучению антифашистского партизанского движения периода Второй мировой войны. Позднее, в 1970-е годы, появилась мода на междисциплинарную устную историю, которая стимулировала дальнейшие исследования: работы социолога Ф. Ферраротти о трущобах Рима и изучение С. Портелли культуры сталелитейщиков из Терни. Именно на основе этих последних работ в 1980-е годы стал выпускаться итальянский журнал «Фонти орали» под редакцией Л. Пассерини. В Германии устная история, сутью которой является опрашивание свидетелей эпохи, развивалась параллельно с историей повседневности и, одновременно, в ее рамках. Проекты посвящались, прежде всего, периоду национал-социализма в довоенной Германии и истории ГДР. В центре внимания исследователей находился жизненный опыт современников, что и стало основным вкладом устной истории в историографию [Обертрайс, 2004. С. 7–8]. Поздний старт устно-исторического движения в Германии объясняется последствиями нацизма, который дискредитировал фольклорное движение и оставил после себя поколение, стыдившееся своего опыта. Все же к 1980-м годам программа социально-исторических исследований о рабочих Рура, возглавляемая Л. Нитхаммером, заняла промежуточное положение между растущим числом проектов, посвященных местной истории, и работали сообщества социологов-биографов, которым под влиянием Г. Розенталь удалось выработать интенсивный «герменевтический» метод анализа интервью.
В странах Восточной Европы, да и в странах соцлагеря в целом, магнитофонные записи устно-исторических источников почти не велись. Система народных автобиографических конкурсов в Польше и поощрение литературного жанра устных свидетельств на Кубе являлись, скорее, исключением.
Устная история как историографическое понятие пришло из США и прижилось в России, где к устным источникам (былинам, песням и другим фольклорным произведениям) не раз обращались многие историки и писатели, в частности, В.Н. Татищев, М.В. Ломоносов и А.С. Пушкин. Но в XIX столетии интерес отечественных историков к данному виду источников постепенно угас, а первые серьезные шаги в организации записей устных свидетельств были сделаны в начале ХХ столетия в связи с развитием краеведческого движения. Кроме того, устная история как метод сбора исторической информации использовался эсерами, а ранее – народниками при составлении земельных программ.