Игорь Орлов - Советская повседневность: исторический и социологический аспекты становления
Что касается реконструкции постсоветской повседневности, здесь наметился очевидный поворот к компаративизму – сравнению советской повседневной жизни и реалий 1990-х годов. В частности, С.Г. Климова отмечает, что критерий социально-профессионального статуса, бывший при социализме главным при самоидентификации, сменился сегодня описанием себя и других как потерявших статус. При этом человек вынужден ориентироваться в социальном пространстве, опираясь не на социальные институты, а на личностные связи [2000. С. 21]. А.В. Захаров выделяет устойчивые характеристики традиции как способа трансляции культурного наследия: избирательность, повторяемость, действенность, многозначность и авторитарность. Речь, в частности, идет о трудностях сохранения традиций фольклора и снижении популярности праздников, связанных с государственно-политическими традициями [2004]. З. Соловьева в своем исследовании рассматривает бездомность, с одной стороны, как своеобразный институциональный фактор: институт жилья и прописки исключает бездомных из сферы действия других социальных институтов (социального обеспечения и защиты, трудоустройства, образования и т. д.) и гомогенизирует жизненные траектории людей, по разным причинам оказавшихся без жилья. С другой стороны, бездомность оценивается как определенные структурные условия, в которых происходит трансформация идентичности человека [2001].
Впрочем, масштабный историографический обзор не является целью данного исследования. В силу чего ограничимся сделанным выше вычленением основных тенденций развития истории повседневности на современном этапе.
Глава 4
Устная история: направления и этапы развития. Слуховая культура в России
Особенно, скажу я вам, приятно предаваться воспоминаниям с простыми людьми, поскольку они бесхитростны и откровенны и не поглощены мыслями о своем месте в истории.
Георгий Андреевский. Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 20-30-е годыРазвитие исторической науки в XX столетии привело к появлению целого ряда новых направлений. Одним из них стала устная история (oral history), которая прошла долгий путь, будучи первоначально узким направлением в рамках библиотечного и архивного дела. Очевидно, что устные источники использовались и ранее. Практика полевых исследований насчитывает не одно столетие [Итс, 1991. С. 126]. Антропологи, этнографы, социологи, фольклористы неизменно использовали методику устного исследования. Но как современная технология сбора исторических источников и самостоятельное научное направление устная история сложилась после Второй мировой войны. Еще в 1938 г. профессор Колумбийского университета, специалист по истории Гражданской войны в США А. Невинс призвал коллег создать организацию, «которая систематически собирала бы и записывала устные рассказы, а также мемуары видных американцев об их участии в общественной, политической, экономической и культурной жизни страны за последние шестьдесят лет» (см.: [Бэрг, 1976. С. 213]). Весной 1948 г. по его инициативе был создан Кабинет устной истории для записи мемуаров людей, сыгравших значительную роль в жизни Америки. Уже к 1971 г. сотрудники Кабинета собрали 2,5 тыс. записей бесед с разными лицами общим объемом около 350 тыс. страниц. Но Невинс, первым введший в научный оборот термин «устная история», понимал под ней сбор и использование воспоминаний участников исторических событий. И только впоследствии термину придали расширительную трактовку, обозначая им как различные виды устных свидетельств о прошлом, так и исследования, написанные на их основе.
Появление устной истории обусловили два фактора:
1) развитие звукозаписывающей аппаратуры (по образному выражению Д.П. Урсу, устная история – «дочь современной научно-технической революции») [Урсу, 1989. С. 16]. Первый звукозаписывающий прибор (фонограф) был изобретен в 1877 г., а система записи на стальную проволоку – в канун ХХ столетия. К началу 1930-х годов значительно усовершенствованный аппарат уже годился для использования на радио, а через десятилетие появились магнитофонная лента и бобинные магнитофоны. В начале 1960-х годов были разработаны и кассетные магнитофоны;
2) методологические поиски в зарубежной историографии, находившейся под влиянием философии экзистенциализма, постмодернизма и традиций социальной истории. Устная история представлялась приверженцам этого направления одним из перспективных направлений исторической науки, позволявшим ей остаться, по словам П.В. Накета, «наукой о Человеке во времени» [Современная мировая историческая наука, 1996. С. 189].
Являясь своеобразным протестом против «застывшей» академической истории, основанной на письменных источниках, устная история получила широкое распространение в западной историографии, а с начала 1990-х годов – и в российской. Сегодня в рамках данного направления издается целый ряд журналов, и прежде всего английские «Орал хистори» и «Журнал Устно-исторического общества» и американский «Орал хистори ревью». Журналы по устной истории издают также ассоциации в Канаде, Австралии и Бразилии. С 1997 г. Международная устно-историческая ассоциация выпускает журнал «Уордс энд сайленсиз» («Слова и молчание») на трех языках.
Устные источники издавна служили важным способом передачи информации о прошлом. Передаваемые из поколения в поколение мифы и эпические сказания, легенды и предания предшествовали письменной истории, выступая самой ранней формой исторического сознания общества. Но и с появлением письменности устные источники оставались важными свидетельствами прошлого. В V в. до н. э. «отец истории» Геродот активно расспрашивал очевидцев описываемых им событий Греко-персидских войн, а Фукидид использовал устные источники при написании «Истории Пелопоннесской войны», считающейся вершиной античной историографии. При этом греческий историк признавался, что «изыскания были трудны, потому что очевидцы отдельных фактов передавали об одном и том же не одинаково, но так, как каждый мог передать, руководствуясь симпатией к той или другой из воюющих сторон или основываясь на своей памяти» [Фукидид, 1915. С. 16].
В начале VIII в. англосаксонский монах-летописец Беда Достопочтенный в предисловии к своей «Церковной истории народа англов» – ценнейшем источнике по истории Англии VH – Vin столетий, – описывая историю большинства провинций, полагался на устные предания, особенно доверяя сведениям, полученным от жителей родной Нортумбрии. Это доверие к устным свидетельствам разделялось историками до XIX в. Хотя как просветитель Вольтер довольно скептически относился к «абсурдным мифам» устной традиции далекого прошлого и для своих трудов собирал не только документальные, но и устные свидетельства.
В XIX в. устные источники привлекали в большей степени литераторов, чем историков. Одним из приверженцев устной традиции был Вальтер Скотт, в 1802–1803 гг. вместе с Робертом Шортридом составивший сборник «Песни шотландской границы». Известный романист внес значительный вклад в новую форму написания истории – исторический роман, лично собирая большинство необходимых для создания книг устных свидетельств. Чарльз Диккенс намеренно сделал местом действия своих произведений Лондон, знакомый ему по детским воспоминаниям, а когда трудно было полагаться на устные свидетельства, проводил специальные полевые исследования. Во Франции Эмиль Золя собирал материалы для романа «Жерминаль» (1885), общаясь с шахтерами из Монса.
С конца XVII в. быстро развивается жанр биографических мемуаров, использование устных источников в котором всегда было признанным методом. Самый знаменитый труд в этом жанре – «Краткие жизнеописания» англичанина Д. Обри, получившие известность еще при жизни автора, но опубликованные лишь спустя 200 лет, в 1898 г. Более поздним примером того же рода может служить «История и традиции Дарвена и его жителей» – стенографическая запись рассказа старожила, сделанная редактором местной газеты Дж. Г. Шоу и опубликованная в Англии в 1889 г. Еще одним феноменом стало значительное распространение в XIX в. разнообразных автобиографий английских рабочих. Аналогичный процесс шел во Франции, тогда как в Германии в XIX в. не возникла традиция создания социального романа или рабочих автобиографий. Лишь в 1904 г. социалист П. Гере выпустил серию автобиографий простых людей.
В XIX в. быстрыми темпами пошло развитие полевых исследований. Если «исследовательская» поездка в колонии стала прерогативой антропологов, то опрос – специализацией социологов, работавших с «современными» обществами[15]. Сначала опросы проводились независимыми филантропами и газетами. Но когда во Франции, напуганной революционными событиями 1848 г., был проведен первый опрос рабочих, данные собирались через хорошо организованный аппарат на местах. В Германии материалы для социальных опросов, которые начали проводить в 1870-х годах, также всегда рассылались местным чиновникам, священнослужителям, учителям или землевладельцам. В Англии, напротив, был принят метод прямого сбора данных. Например, парламент и королевские комиссии проводили социальные исследования («Синие книги») путем интервьюирования. В конце 1830-х годов в ряде городов Англии уже существовали статистические общества, которые проводили местные исследования условий жизни рабочих, впервые применив метод сплошного опроса. В 1840-е годы возникла и альтернативная модель, представленная исследованиями, которые проводили газеты. Кульминацией стал опубликованный в газете «Морнинг кроникл» опрос, проведенный после эпидемии холеры 1849 г.: тогда вместо сплошного опроса социолог Г. Мэйхью применил метод «стратегической выборки». В 1860-х годах историк и социолог Х.Х. Банкрофт начал широкомасштабный сбор материалов для изучения истории недавней колонизации тихоокеанского побережья Калифорнии, была мобилизована целая армия репортеров для проведения бесед с людьми.
