Кати Русселе - Религиозные практики в современной России
23 М.М. Костючик, 1937 г. р., с. Речица Ратновского р-на Волынской обл., 2000, зап. О.В. Белова.
24 Подробнее см.: Белова О. «Про Хапуна, я думаю, и вы слыхали…» // Солнечное сплетение: Литературный журнал (Иерусалим). 2001. № 16–17. С. 174–180.
25 Federowski М. Op. cit. S. 238; Cala A.. Wize-runek Zyda w polskiej kulturze ludowej. Warszawa. 1992. S. 100; Чубинский П.П. Труды этнографическо-статистической экспедиции в Западно-Русский край. СПб., 1872. Т. 1. Вып. 1. С. 189, 191; Демидович П. Из области верований и сказаний белорусов // Этнографическое обозрение. 1896. Кн. 28. № 1. С. 119–120.
26 Cala A.. Op. cit. S. 59.
27 В.Ф. Бабийчук, 1946 г. р., с. Сатанов Городокского р-на Хмельницкой обл., 2001, зап. О.В. Белова, В.Я. Петрухин.
28 Белова О.В. Народные версии «кровавого навета»: мифологизация сюжета в славянских фольклорных нарративах // Сны Богородицы: Исследования по антропологии религии / Под ред. С.А. Штыркова, А.А. Панченко, Ж.В. Корминой. СПб., 200б. С. 217–225.
29 С. Онисковичи Кобринского р-на Брестской обл., ПА 1985, зап. Ж.В. Куганова.
30 Там же.
31 Federowski М. Op. cit. S. 415.
32 С. Симоничи Лельчицкого р-на Гомельской обл., ПА 1983, зап. Т. Яковлева.
33 Берман И. Календарь по народным преданиям в Воложинском приходе Виленской губернии, Ошмянского уезда // Записки Императорского русского географического общества по отделению этнографии. СПб., 1873. Т. 5. С. 27.
34 Cala A. Op. cit. S. 108.
35 Б.И. Ридвянский.
36 С.Д. Остапович.
37 Ю.С. Резник, 1929 г. р., с. Мурафа Шаргородского р-на Винницкой обл., зап. О.В. Белова, А.В. Соколова, В.Я. Петрухин.
38 Н.А. Ковальский, 1951 г. р., с. Вербовец Муровано-Куриловецкого р-на Винницкой обл., 2001, зап. О.В. Белова, А.В. Соколова, В.Я. Петрухин.
39 С. Комаровичи Петриковского р-на Гомельской обл., ПА 1983, зап. О.В. Белова.
40 С. Черневцы Могилевского р-на Винницкой обл., 2004, зап. М. Гершкович, М. Трескунов.
41 Е.Е.
42 Добровольский В.Н. Смоленский областной словарь. Смоленск, 1914. С. 30.
43 Сержпутоўскi А. Прымхi i забабоны беларусаў-паляшукоў. Менск, 1930. С. 194.
44 С. Копачи Чернобыльского р-на Киевской обл., ПА 1985, зап. М.Г. Боровская.
45 Lilientalowa R.Wierzenia, przesądy i praktyki ludu żydowskiego // Wisla.Warszawa, 1905.T.19.S.172.
46 Простонародные приметы и поверья, суеверные обряды и обычаи, легендарные сказания о лицах и местах / Собрал в Витебской Белоруссии Н.Я. Никифоровский. Витебск, 1897. С. 198.
47 Белова О.В. Межкультурный диалог в свете этнолингвистики: материалы из регионов Восточной Славии // Славяноведение. 2002. № 6. С. 90–91.
48 Боровое Рокитновского р-на Ровенской обл., ПА 1984, зап. Е.Г. Демьянова.
49 В.Г. Супрунюк.
50 М.М. Костючик.
51 1974, зап, P-А. Агеева.
52 Cala A.. Op. cit. S. 110–111. Ср. сохранение мезузы на косяке двери при покупке украинцами еврейских домов в Подолии.
53 Филипов А. Художественное творчество белорусских евреев. Рукопись, 1891 // Архив Института этнологии и антропологии РАН. Кол. ОЛЕАЭ. Д. 381. Л. 27–27 об.
54 Чубинский П.П. Указ. соч. Т. 7. С. 56–57.
55 Филипов А. Указ. соч. Л. 26 об.
56 В.И. Дмитришенко, 1960 г. р., 2004, зап. О.В. Белова, Т.В. Величко.
57 2004, зап. О-В– Белова, Т.В. Величко.
58 Барский р-н Винницкой обл., 2001, зап. О.В. Белова, А.В. Соколова, В.Я. Петрухин.
59 Там же.
60 Белова О. О «жидах» и «жидовской вере» в народных представлениях восточных славян… С. 163–167.
Елена Данилко
Замкнутый социум в современном мире: проблемы самосохранения старообрядческих общин Южного Урала
Традиция и самосохранение
В современной конфессиональной мозаике России помимо «главных» религий, наиболее многочисленных и признанных «традиционными» – православия, ислама, буддизма и иудаизма, – а также множества появившихся в последние годы «новых религий» можно выделить группу традиционных религий, не имеющих сегодня массового распространения, но сыгравших существенную роль в отечественной истории. К последним следует отнести и старообрядчество. Не сохранившие в советский период, в силу объективных причин, даже минимальной базы для роста (кадры духовенства, учебные заведения, культовые здания) и не пользующиеся внешней поддержкой, такие группы оказались в настоящее время в довольно сложной ситуации. Их выживание целиком зависит только от внутренних адаптационных ресурсов и выработанных в ходе исторического развития механизмов самосохранения. В этой связи чрезвычайно актуальными представляются вопросы, каковы эти механизмы, в каких частных формах (практиках) они находят выражение и, наконец, способны ли они обеспечить стабильное существование подобных традиционных религиозных сообществ в современном динамичном контексте.
Пример старообрядчества представляется тем более интересным, что восприятие его в общественном сознании как «окаменелого отколка Древней Руси»1, сформировавшееся к XIX веку, как показывают наблюдения, осталось практически неизменным. Об этом можно судить по газетным публикациям и телевизионным репортажам, где образ старообрядцев выглядит весьма экзотично: «отказавшись от всех благ цивилизации», они свято хранят «отеческую веру», носят домотканую одежду и не бреют бород, их религиозность внушает уважение и удивление одновременно. Соответственно в современном техногенном мире эта горстка людей обречена на естественное вымирание2. Вместе с тем следует вспомнить, что старообрядчество появилось более
трех веков назад и существовало все это время на положении изгоя, выработав в ходе этой долгой истории чрезвычайную устойчивость и способность к адаптации. Некоторые современные явления, как, например, старообрядческие сайты в сети Интернет, входят в прямое противоречие со сложившимися стереотипами. Потому важнейшим исходным положением для данной статьи является наше убеждение в том, что старообрядчество – это живая и развивающаяся традиция, а не «реликт» или «осколок» прошлого.
В течение более десяти лет нами проводились полевые этнологические исследования среди старообрядцев, построенные на качественной методике (опрос, структурированное и полуструктурированное интервью, включенное наблюдение). Они велись на территории Южного Урала, т. е. современной Республики Башкортостан, Оренбургской и Челябинской областей РФ (территория бывших Уфимской и Оренбургской губерний). Это полиэтничный и поликонфессиональный регион, где уже несколько столетий происходит интенсивное взаимодействие различных культурных традиций. Первые сведения о появлении здесь старообрядцев относятся к концу XVII – началу XVIII века. Отдаленность от центральных российских губерний и малая хозяйственно-культурная освоенность края, а также его природно-географические особенности (труднодоступные горы и густые леса) представлялись удобными для заселения скрывавшимся от гонений «раскольникам». Этот процесс продолжался вплоть до начала XX столетия. На сегодняшний день на Южном Урале имеются практически все сохранившиеся старообрядческие согласия, как поповского, так и беспоповского направления3.
Современные общины весьма неоднородны в организационном отношении, некоторые из них представляют собой небольшие разрозненные группы верующих, другие имеют четкую структуру, объединены вокруг авторитетных лидеров, в них соблюдается полнота богослужения.
Анализ полученных в ходе исследований материалов позволил нам прийти к определенным выводам относительно особенностей старообрядческой культуры на Южном Урале и инструментов ее воспроизводства. Главным структурообразующим принципом старообрядчества является традиционализм. В ментальной сфере он выражается в господстве у старообрядцев мифологизированного сознания при объяснении исторических реалий и современной действительности, а также в своеобразной интерпретации книжных текстов и бытовании утопических легенд. Принцип традиционализма ярко проявляется в высокой степени сохранности древних форм богослужения и сопровождающих его атрибутов. Службу в старообрядческих храмах характеризует гораздо большая продолжительность4, она ведется по старопечатным книгам, сопровождается знаменным (крюковым) пением. Отличаются покрой священнических одежд и внешний вид прихожан, во время молитвы используются старинные четки (лестовки) и специальные подручники для земных поклонов. Приверженность к старине наблюдается в устном и музыкальном фольклоре, в эстетических предпочтениях (каноническая иконография и архитектурные типы), в архаике бытового уклада и обрядов жизненного цикла, обилии древнеславянизмов в старообрядческих говорах и т. д. Воспроизводство традиции служит для староверов основным смысложизненным ориентиром, означает сохранение сути вероучения и собственной самости, т. е. оно неразрывно с существованием социума.
