Джон Уайтхед - Серьёзные забавы
Вскоре молва о находке облетела Лондон, и все литераторы ринулись на Норфолк-стрит. Поздравления посыпались на обоих счастливчиков, немало выражалось надежд, что впереди новые и новые открытия. Молодой Уильям ликовал: ему удалось ввести в заблуждение самых искушенных знатоков, — и вот он решает, не мешкая, приступить к следующим стадиям своей шекспирианы.
На сей раз Айрленд замахнулся на большее — он рискнул написать протестантский трактат «Исповедание веры». Позднее он утверждал, что лишь взял перо в руку и позволил своим мыслям ею водить, — впрочем, перед этим старательно выбрав бумагу и чернила. Документ тщательно изучили специалисты и признали его подлинным; более того, они с похвалой отозвались о литературных достоинствах работы, что само по себе удивительно, поскольку ее литературная ценность явно невелика. На орфографию трактата, видимо, тоже не обратили пристального внимания, какого требуют любые находки такого рода. Айрленд просто-напросто удваивал некоторые согласные и прибавлял окончание «е», например: «wee», «didde», «Prettye», «fromme», «usse», «butte».
Мало толку приниматься за подделки, не подготовившись как следует к возможным последствиям, и Уильям Генри Айрленд основательно к ним подготовился. Он знал, что рано или поздно его попросят объяснить, где и как он обнаружил подобные редкости. Он был очень дружен с одним молодым человеком, неким Монтегю Толбетом, которого тоже отдали в адвокатскую контору, но он бросил ученичество и стал актером. Толбет не был так легковерен, как Сэмюэл Айрленд, и высказал предположение, что Уильям Генри сам фабрикует свои находки. Айрленд упорно отрицал это, однако вскоре Толбет застал его за изготовлением очередной рукописи. Впоследствии, однако, Толбет согласился присоединиться к Айрленду и обеспечить ему «тыл» — его задачей теперь стало подтверждать россказни Айрленда о том, как он нашел документы.
После появления «Исповедания веры» Айрленд похвалил себя за своевременную подготовку, так как в конце концов неизбежно возник вопрос о происхождении рукописи. 10 ноября 1795 года Уильям опубликовал следующее объяснение:
«Я находился в конторе, когда ко мне зашел Толбет и показал деловую бумагу, подписанную Шекспиром. Я был весьма изумлен и заметил, что отец мой очень обрадуется, если сможет взглянуть на сей документ. Толбет сказал, что даст мне такую возможность. По прошествии двух дней документ был мне вручен. Я стал допытываться, где он был найден. Через два-три дня Толбет представил меня некоему господину. Будучи со мной в комнате, он, однако, не спешил принять участие в поисках. Я обнаружил второй документ, третий и две-три небрежные записи. Мы наткнулись также на документ, подтверждающий право этого человека на земельную собственность, о коем он до того и не ведал. Последствием сей находки явилось то, что он позволил нам забрать любые документы, включая даже клочки бумаги, если те имели отношение к Шекспиру. Немногое, однако, удалось найти в его городском доме сверх того, что было упомянуто выше, остальное же отыскалось в деревне, куда много лет назад бумаги были вывезены из Лондона.
У. Г. Айрленд».
Сэмюэл Айрленд осведомился у Монтегю Толбета, и тот подтвердил объяснение Уильяма, а затем рассказал, как он познакомил Айрленда с неким господином X., пожелавшим остаться неизвестным. Толбет добавил, что, по его мнению, мистер X., вероятно, потомок одного из друзей Шекспира.
Обильный «урожай» навел Сэмюэла Айрленда на мысль, что мистер X. — потомок Джона Хеминга, которому Шекспир завещал свою обстановку и рукописи. Этого, конечно, оба приятеля не утверждали, но и не отрицали; подделка удалась на славу, теперь они вне всяких подозрений — так, по крайней мере, они думали.
Постепенно Айрленд вошел во вкус и принялся с азартом плодить подделки одну за другой — от любовных писем Шекспира к Анне Хэтеуэй до писем к его друзьям-актерам. Первый промах Айрленд допустил, сочинив долговую расписку Шекспира Джону Хемингу и расписку о получении долга, якобы написанную Хемингом. Друг Сэмюэла Айрленда, адвокат Олбени Уоллис, заявил, что подпись Хеминга на расписке поддельна, она не имеет ни малейшего сходства с подлинной. Айрленд сослался на мистера X., который якобы рассказывал, что Хемингов было двое: один в «Глобусе», а другой в театре «Занавес». Затем Айрленд старательно изготовил новую подделку, теперь уже с «настоящей» подписью Хеминга, подменил ею ту, что была у отца, а старую уничтожил. Эта подмена прошла незамеченной, однако она могла, а то и должна была привести вскоре к провалу.
Очередной невероятной выходкой было письмо якобы от Елизаветы I Шекспиру, отличающееся тем же фантастическим написанием; письмо гласило:
«Получили мы любезные твои вирши добрый Мастер Уильям чрес нашего Лорда-камергера и шлем тебе похвалы оных изрядных достоинств ради. А отбудем мы ис Лондону в Хемпстаун на дни праздничные в каковой град и тебя ожидаем с гораздыми твоими актеры дабы мочно было тебе пред нами сыграть и потешити нас промедления не имей и поспешай к нам не дале нежли в сей вторник да и Лорд Лестер тож будет с нами. Елизавета».[6]
Трудно поверить, но письмо это сочли подлинным, и успех придал молодому Айрленду еще больше уверенности в своих способностях. Вслед за этим письмом он подделал несколько театральных договоров, а также расписку Шекспира на пятьдесят фунтов графу Лестеру.
Гордыня вконец обуяла Айрленда, и он принялся за пьесы. Он подделал рукопись «Короля Лира» и внес туда ряд изменений, полагая, что улучшил подлинные строки. Затем подобным же образом изготовил несколько страниц «Гамлета», однако скоро убедился, что ему не под силу написать заново эту пьесу, сохранив стиль автора. Тогда Айрленд решил остановить свой выбор на сюжете, подсказанном висевшей в доме отца картиной; на ней были изображены валлийский король-воитель Вортигерн и королева Ровена. Положив в основу пьесы те самые холлиншедские хроники, которыми в свое время пользовался Шекспир, Айрленд приступил к делу и вскоре сочинил злополучных «Вортигерна и Ровену». При этом он совершил еще одну ошибку: не дописав пьесу до конца, он намекнул о ее существовании отцу, И тот стал настаивать, чтобы сын показал ему находку. Уильяму пришлось дописывать пьесу в спешке, что, возможно, и объясняет ее слабые места, которые очень скоро выявились. Пьесу Айрленд сочинил всего за два месяца; посиди он над ней подольше, он наверняка бы добился большего совершенства, и зрители, возможно, приняли бы спектакль театра Друри-Лейн. Утолить любопытство отца ему удалось, давая читать пьесу отрывками, а то, что она написана его рукою, Уильям объяснил тем, что был якобы вынужден переписывать найденную рукопись.
Между тем молодой Айрленд столкнулся с новым препятствием, которое он обошел, с его точки зрения, искусно и хитро, а на самом деле весьма неумело, хотя, как ни странно, почти не вызвал при этом никаких подозрений. Дело в том, что Айрленда предупредили: могут найтись наследники Шекспира и, естественно, заявить о своих правах на эти находки. В ответ на такие доводы Айрленд состряпал документ, по которому Уильям Шекспир завещал все свои рукописи и письма некоему «Мистеру Уильяму Генри Айрленду», который-де спас тонувшего поэта. И эту смехотворную историю проглотили — хотя прекрасно знали, что все рукописи Шекспир завещал Джону Хемингу!
Когда к рукописи «Вортигерна и Ровены» был открыт доступ на Норфолк-стрит, Уильям постарался создать впечатление, будто образование его и способности весьма скромны и он никогда не смог бы написать подобных произведений. Сэмюэл Айрленд пригласил всех и вся, дабы взглянуть на замечательные находки сына, правда, он прежде предусмотрительно попросил нескольких ученых мужей, в том числе доктора Парра, поэта-лауреата Пая и Босуэлла, негласно изучить находки и подписать документ, подтверждавший их подлинность. При виде их Босуэлл, например, чуть не лишился чувств и даже преклонил колени и почтительно их поцеловал.
Директора театров, взбудораженные появлением «Вортигерна», принялись охотиться за пьесой, сражаясь за честь и удовольствие поставить ее на сцене. Уже упоминалось, что удача сопутствовала Шеридану, хотя он и не преминул отметить недоработанность отдельных мест пьесы. Шеридан придерживался мнения, что это, по всей вероятности, одна из самых ранних пьес Шекспира, написанная, когда поэт был еще очень молод, — но в подлинности пьесы Шеридан, видимо, ничуть не сомневался.
Айрленд продолжал писать: вслед за «Вортигерном» появился «Генрих II» и часть пьесы «Вильгельм Завоеватель». Более того, Уильям задумал целую серию пьес, охватывающих историю Англии с норманского завоевания вплоть до правления Елизаветы I. Жаль, что Айрленд прежде написал «Вортигерна и Ровену», а не «Генриха II», произведение гораздо более зрелое, которое, возможно, и публика приняла бы куда более благосклонно.
