Юрий Зобнин - Мистерия "Варяга"
Обзор книги Юрий Зобнин - Мистерия "Варяга"
Юрий Владимирович Зобнин
Мистерия «Варяга»
Несмотря на то что разговоры о «маленькой победоносной войне» всю вторую половину 1903 года постоянно циркулировали в придворных и правительственных кругах, император Николай II, по всей вероятности, до конца надеялся, что российское проникновение в корейское Приморье все-таки не потребует военных усилий больших, нежели простая демонстрация имперской морской и сухопутной мощи — вслед за политическими демаршами и интенсивной работой тайной дипломатии. В сеульский портовый пригород Чемульпо для поднятия дипломатического престижа русской миссии в Корее был направлен стационером[1] новейший крейсер Тихоокеанского флота «Варяг». Его командир, капитан 1-го ранга Всеволод Федорович Руднев, с кадетской поры имел прозвище «дипломат». Блестящий флотский офицер, В. Ф. Руднев обладал широкими политическими познаниями, был прирожденным психологом и искусным полемистом и мог при случае оказаться полезным российскому посланнику в Сеуле А. И. Павлову[2] не только в военно-морском отношении. Обоим было известно, что Петербург категорически запрещал инициировать военную развязку. «Желательно, чтобы японцы, а не мы открыли военные действия. Поэтому если они не начнут действия против нас, то Вы не должны препятствовать их высадке в Южную Корею», — писал Николай II дальневосточному наместнику Е. И. Алексееву. Павлов такую позицию полностью разделял и одобрял и недвусмысленно ориентировал прибывшего в Сеул Руднева на длительную «войну нервов». Собственно, эти соображения и подвигли российское морское командование избрать именно «Варяг» для выполнения задач стационера, в общем несвойственных быстроходному, легкому крейсеру: в Чемульпо он должен был стоять и пугать. И выбор морского начальства можно было понять.
«Варяг», построенный по российскому заказу в США в 1899 году, был первым кораблем новой российской судостроительной программы и считался очень сложным в эксплуатации, ибо имел в конструкции целый ряд экспериментальных технических новинок, которые предстояло еще оценить в действии.[3] Он был уникален во всем, и эта уникальность сообщала внешнему облику бронепалубного четырехтрубного крейсера 1-го ранга эффектную значительность, эстетически действующую на сторонних наблюдателей.
На Большой Кронштадтский рейд из Филадельфии он явился в мае 1901 года белоснежным, вызывая в памяти ликующих зрителей библейские строки о «белых одеждах» (Откр. 3, 5), в которые облекаются победители. Во время перехода из Петербурга в Порт-Артур «Варяг», выполняя особое пожелание МИДа, завернул в Персидский залив и неприятно удивил англичан, пытавшихся в одностороннем порядке объявить местные воды зоной своих исключительных интересов. В зарубежной прессе появились заметки о таинственном русском «белом крейсере», который обладает невероятной скоростью и, несомненно, претендует на первое место среди крейсеров иностранных государств. При Рудневе, принявшем командование в конце 1902 года, этого белого великолепия уже не было: «Варяг» перекрасили в защитный серый цвет (это тоже было новшеством). На весенних морских учениях 1903 года он играл роль военного разведчика и, сливаясь с водной поверхностью, возникал на заданном рубеже неожиданно, словно материализуясь из воздуха, подобно легендарному Летучему Голландцу. Тогда же выяснилась главная ходовая особенность нового крейсера: он мог стремительно развивать значительную скорость, сохраняя при этом высокую маневренность, однако не выдерживал такой скоростной режим долго.[4] Получалось, что более всего «Варяг» был приспособлен для короткой, стремительной и сокрушающей атаки, подобной броску ядовитой змеи.
Руднев учитывал это, как учитывал к тому времени все странные и непривычные особенности этого невероятного корабля. Лучшего командира для «Варяга» найти было нельзя. За год Руднев полностью подчинил своей воле строптивый крейсер и, несмотря на хроническую нехватку офицерских кадров, сумел создать образцовую команду, составляющую с орудиями и механизмами как бы единое целое. Таким образом, стационером в гавани Чемульпо в январе 1904 года находился, бесспорно, лучший корабль Российской империи, который гипнотизировал и завораживал как друзей, так и недругов, ежедневно созерцающих эту неземную, одухотворенную и мощную красоту. В качестве действенного аргумента в напряженной, чреватой всевозможными провокациями дипломатической игре присутствие «Варяга» в портовом пригороде Сеула было сильным ходом.
Но японцы, опрокинув расчеты петербургских стратегов, пошли напролом.
24 января (6 февраля) 1904 года дипломатические отношения между Россией и Японией были разорваны, и в тот же день японский флот двинулся из порта Сасебо к Порт-Артуру. 26 января отдельная эскадра контр-адмирала С. Уриу окружила Чемульпо и высадила десант. Война пока не объявлялась, и Руднев, помня распоряжения Петербурга, не препятствовал действиям японцев — тем более что чрезвычайный посланник, с которым капранг накануне имел беседу в сеульской резиденции, продолжал верить в возобновление переговорного процесса. «Рыцарь плаща и кинжала» А. И. Павлов считал происходящее грандиозной политической провокацией и категорически отказался покинуть корейскую столицу и прорываться на стационере к основным силам флота. «Варяг» был приведен в боевую готовность, а находившаяся при нем канонерская лодка «Кореец» отправилась в Порт-Артур с донесением. Вернулась она ни с чем: выход из Чемульпо был заблокирован.
Утром 27 января на экстренном совете командиров иностранных судов, собранном на английском крейсере «Ищейка» («Talbot»), Рудневу передали ультиматум, полученный от адмирала Уриу: японцы намеревались атаковать русские военные корабли немедленно, даже если для этого эскадре придется, нарушая все международные договоренности, вести боевые действия непосредственно в нейтральных водах порта, среди кораблей других, непричастных к конфликту держав. Ситуация наконец прояснилась.
— Уриу прислал мне вызов на бой, — лаконично подытожил услышанное Всеволод Федорович. — Я принимаю вызов и выйду в открытое море до полудня. Я приму бой с его эскадрой, как бы она велика ни была, но сдаваться никогда не буду, равно как не буду и сражаться на нейтральном рейде…
Вернувшись на «Варяг», Руднев сообщил команде об открытии боевых действий.
— Мы идем на прорыв и вступим в бой с эскадрой, как бы она сильна ни была, — повторил он. — Никаких вопросов о сдаче не может быть. Мы не сдадим ни крейсера, ни самих себя и будем сражаться до последней возможности и до последней капли крови. Исполняйте каждый обязанности точно, спокойно, не торопясь, особенно комендоры, помня, что каждый снаряд должен нанести вред неприятелю. В случае пожара тушите его без огласки, давая мне знать.
В одиннадцать двадцать утра «Варяг» двинулся к выходу с рейда; в кильватере шел «Кореец»:
Наверх вы, товарищи, все по местам!
Последний парад наступает…
Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает.
Все вымпелы вьются, и цепи гремят,
Наверх якоря поднимают,
Готовьтеся к бою, орудия в ряд
На солнце зловеще сверкают.
Видя, что на всех иностранных судах, стоявших в Чемульпо, команды выстроились во фронт, салютуя отважным русским, Руднев отдал приказ поднять на крейсере флажный сигнал по международному своду: «Не поминайте лихом!» В ответ с итальянской «Эльбы» раздался имперский гимн «Боже, Царя храни!..» — подхваченный затем на других кораблях; «ура!» гремело со всех сторон:
И с пристани верной мы в битву
пойдем
Навстречу грядущей нам смерти.
За родину в море открытом умрем,
Где ждут желтолицые черти.
Японская эскадра расположилась в строе пеленга [5] от видневшегося на горизонте острова Риху. Руднев насчитал четырнадцать кораблей: шесть крейсеров и восемь миноносцев. «Желтолицые черти» не признавали европейские условности в военных спорах, но ценили боевую доблесть: адмирал Уриу, не желая расстрела, распорядился сделать сигналом предложение о почетной капитуляции.[6] Руднев, увидев сигнал, пожал плечами, и «Варяг», минуя узкий фарватер, совершил свой коронный «бросок змеи», оказавшись в мгновение ока перед строем японских кораблей. В 11 часов 45 минут с флагманского крейсера «Асама» был сделан пристрельный выстрел (это был первый выстрел в русско-японской войне), и… началось.
За один час самого знаменитого боя в военно-морской истории с «Варяга» было выпущено 1105 снарядов 152-, 75- и 47-мм калибров. Комендоры крейсера, равно, впрочем, как и вся команда, творили невиданное чудо, повинуясь той высшей степени вдохновенного порыва, который вдруг наступает на поле брани, на сцене или в мастерской лишь для избранных и только раз в жизни. Крейсер накрыла лавина огня, однако синхронное волевое усилие, осуществленное разом всей вступившей в бой командой, на эти десятки минут сообщило каждому эйфорическую нечувствительность к боли и страху, и все моряки действовали потому точно, спокойно, не торопясь, как и желал их командир. Сам капранг чуть не погиб в разгар сражения, когда пополудни снаряд, разорвавшийся у фок-мачты, осыпал осколками рубку, поразив наповал находившихся рядом горниста и барабанщика. Раненный в голову, в окровавленном мундире, Руднев азартно поднялся на мостик:
