Пётр Кошель - История сыска в России, кн.1
«…Ещё выделялись две девицы, большие приятельницы, Корнатовская и Цирг. Первая – маленькая, в кудряшках, необыкновенно подвижная, вездесущая и всезнающая, слыла за правоверную „народоволку“. Но она пользовалась у нас плохой репутацией: её считали девицей чрезвычайно неосторожной и чересчур суетливой. Говорили, будто охранка нарочно оставляет её на свободе, чтобы пускать за ней по пятам своих филёров и по ней выслеживать всех и вся. Другая, Цирг, впоследствии сделавшаяся женой А.Н.Макси-мова, была гораздо интереснее и серьёзнее».
Эта «плохая репутация» Корнатовской – налог, который платила она за излишнюю откровенность с Серебряковой. И, несомненно, поскольку никто не видел за Корнатовской – Серебрякову, эта дурная её репутация была выгодна «охранке»: «в случае чего», подумают о ней, Корнатовской, кстати сказать, непосредственной участнице в различных революционных мероприятиях, а не о той, которая стоит за её спиной…
Сугубая конспиративность самой Серебряковой дополнялась, с другой стороны, и максимальной осторожностью охранного отделения. Ликвидацию подпольных групп, а затем и дознание охранное отделение стремилось проводить так, чтобы личность агентурного осведомителя оставалась для привлекаемых неуловимой. «Охранка» свято соблюдала по отношению к своей «мамочке» следующий принцип: лучше оставить на свободе врага, чем расконспирировать своего сотрудника. Примеров этой осторожности «охранки» можно привести немало.
Перед нами частное письмо Зубатова в Департамент полиции, относящееся к 1897 году. Приводя в этом письме список лиц, Зубатов с сожалением констатирует: «…брать, собственно, из них никого… нельзя, если не желать сломать всю нашу систему… все это составляет „святая святых“ нашей столицы». В списке фамилий, приводимых Зубато-вым, фигурируют, в частности, А.И.Елизарова, Э.Г.Гамбур-гер, В.Н.Розанов, все они в этот период имели близкие деловые сношения с Серебряковой. Взять их – значит заставить мысль арестованных работать в поисках предателя. Это рискованно и невыгодно: «система» стоит дороже. Характерно и выражение «святая святых». Как известно, на языке охранного отделения эта пометка означала особо важную тайну или, в данном случае, особо ценный источник осведомления.
Об этой осторожности «охранки» с особой яркостью свидетельствует следующий инцидент, рассказанный Горевым-Гольдманом, членом междупартийной следственной комиссии, разбиравшей в 1909 – 1910 годах дело Серебряковой.
Один студент увёз от Серебряковой хранившийся у неё чемодан с нелегальной литературой и поехал с ним на вокзал. Там случайный «наружный» филёр, которому студент с чемоданом показались подозрительными, задержал его и доставил в охранное отделение. Начальник «охранки» Бердяев, который, конечно, уже узнал, что студент взял литературу у «мамочки», буквально рвал и метал от досады и злости и нещадно разносил злосчастного филёра: ведь студент мог на допросе оговорить Серебрякову, её пришлось бы фиктивно арестовать и все это испортило бы так хорошо налаженную и правильно функционировавшую «агентуру». Поэтому студент, пойманный с серьёзным поличным, без единого допроса (чтобы ему не пришлось отвечать, откуда он взял литературу) был выслан на родину и, конечно, немало удивлялся, что отделался так дёшево.
Серебрякова не только сама была неприкосновенна, но распространяла защитные лучи и на своих ближайших знакомых, откровенность и дружбу которых она широко использовала.
Весьма характерным в этом смысле является случай с арестом М.Н.Корнатовской. В сентябре 1893 года некий Королев заявил петербургской полиции о краже у него 4 тысяч рублей, принадлежащих его родственнику Клопо-ву, жившему в Твери. Через месяц, в октябре, Королева внезапно арестовывают. Неожиданный оборот дела заставил его дать откровенные объяснения. Королев заявил, что деньги он передал на хранение М.Н.Корнатовской с целью употребить их затем на нужды социалистической печати. Такие откровенные показания поставили охранников в затруднительное положение. «Брать» Корнатовс-кую – значит рисковать ломкой «системы», но нельзя и не принимать мер по этому делу, тем более потому, что собственник денег – коммерсант Клопов имел связи при дворе, пользуясь покровительством одного из великих князей. По требованию Департамента Бердяев производит обыск у некоторых московских знакомых Королева, в том числе у Корнатовской и Цирг. В квартире последней, в комнате студента Соболева деньги были отысканы. Обыски не сопровождались арестом и лишь через 8 дней по требованию Департамента полиции Соболев и Корнатов-ская были взяты под стражу. Оба они признали, что Королев передал деньги Корнатовской, а последняя – Соболеву, и вслед за этим были освобождены…
Бердяев сделал снисходительный вид и якобы не придал делу никакого значения.
А через год, в конце 1894 года, в ответ на запрос Московского жандармского управления о степени благонадёжности Корнатовской, охранное отделение невозмутимо отвечает: «Она находится в сношениях с учащейся молодёжью и ни в чем предосудительном не замечена». В целях сохранения «системы» Бердяев «забыл» и арест Корнатовской по делу Королева-Соболева, а также и то обстоятельство, что М.Н.Корнатовская имела отношение к очень многим революционным организациям и начинаниям.
Заботливая рука «охранки» сказалась и в другом эпизоде. В 1892 году при аресте Иолшина (имевшего отношение к группе народовольцев, издававших «летучий листок») полиция обнаружила у него паспорт на имя А.Н.Максимова. Казалось бы естественным, если бы Максимова так или иначе привлекли к делу или, по крайней мере, допросили о причинах и обстоятельствах передачи им своего документа Иолшину. Ничего этого сделано не было. Паспорт был возвращён Максимову без каких-либо неприятностей для последнего. Разгадка проста: Максимов вошёл в круг лиц, на которых распространилось «табу»: он был женихом В.Н.Цирг.
Такую заботливость охранное отделение не могло, конечно, распространять на всех своих сотрудников. Этой чести удостаивались лишь те, которые составляли «святая святых» агентуры, а достигнуть этого высокого положения Серебрякова смогла благодаря той несомненной ловкости и изворотливости, которые позволили ей 25 лет работать в «охранке» и не навлекать на себя сколько-нибудь заметной тени подозрения, «охранка» не могла не ценить её: Серебрякова в совершенстве владела методами агентурной работы и Серебрякова давала ценный тематический материал, будучи близка к центрам многих революционных групп и зная о многих революционных начинаниях.
Безоблачная жизнь Серебряковой продолжалась до конца 1909 года. Надо думать, что примерно с 1907 года она постепенно отходит от активной деятельности, не порывая, впрочем, начисто своих связей с «охранкой». Болезнь и уже солидный возраст мешают ей вести работу с прежней интенсивностью. Своим чередом, хотя тоже с постепенным замиранием, продолжается и другая жизнь Серебряковой: она встречается с революционерами, оказывает им техническую помощь, ведёт политические споры и тд.
Но на горизонте появлялись уже первые вестники неминуемой грозы. Барометр «охранки» показывал неблагополучие. ЛАРатаев, заграничный представитель царской «охранки», писал в Департамент полиции Н.П. Зуеву:
"Дорогой друг, Нил Петрович! На днях я получил письмо следующего содержания:
"М.Г. Мне очень хотелось бы повидать Вас и побеседовать с Вами кое о чем. Вы, увидевши мою подпись, конечно, изумитесь моему желанию и не поймёте, почему я, Бурцев, который и т. д., хочу видеть Вас, Ратаева, который и т. д. Я всю мою жизнь не мог ни разу одинаково с Вами посмотреть на вещи и в данном случае, может быть, мы не сойдёмся с Вами ни по одному вопросу. Тем не менее, мне хочется видеть Вас и до конца договорить свои мысли, которые я излагал в «Matin», и до конца выслушать Вас. Готовый к услугам В.Бурцев.
P.S. Разумеется, я хочу видеть Вас, как литератор, как редактор «Былого» и только, а поэтому надеюсь, что Вы придёте одни, не уведомляя никого о нашем свидании".
«Я сделал лучше, – пишет дальше Ратаев. – Я не пошёл совсем… Но я начал это письмо не только для того, чтобы поставить тебя в известность о дерзкой выходке этого нахала, а дабы предупредить тебя кое о чем, что, на мой взгляд, представляется довольно серьёзным и заслуживающим внимания. Ты, конечно, следишь за серией разоблачений Бурцева… Вслед за провалами Азефа, Гартинга-Ландезена и бедной Зины Гернгросс-Жученко (её мать жаль больше всех), Бурцев грозит ещё более серьёзными разоблачениями».
И, наконец, далее:
«Таким образом, за Азефом появился Гартинг, за ним Зина, теперь на очереди Зверев, а там, я думаю, не сдобровать и известной многолетней сотруднице московской, Евсталии Серебряковой».
Так писал и так подозревал Ратаев. И опасения эти оказались основательными.
