Борис Григорьев - Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке
Уже в этой первой беседе Бернадот недвусмысленно намекает Чернышёву на свою кандидатуру в качестве претендента на шведский трон и на то, что Россия могла бы на него рассчитывать. Потом князь сделает вполне однозначные и конкретные обещания в случае избрания на шведский трон проводить дружественную по отношению к России политику и попросит русского царя поддержать его кандидатуру.
Встреча Чернышёва с будущим королём Швеции великолепно вписывалась в общий план Александра I, направленный на нейтрализацию в будущей войне возможных союзников Наполеона (Австрии, Пруссии, Швеции и Турции) и привлечению их в свой лагерь. В многозначительном письме своей матери, вдовствующей императрице Марии Фёдоровне, отправленном накануне Эрфуртской встречи в 1808 году, Александр I писал, что мир и союз с Наполеоном — это всего лишь отсрочка для решения принципиальных разногласий между Францией и Россией. Россия вошла на некоторое время в согласие с взглядами Наполеона, чтобы использовать его для «увеличения наших сил и средств». «Но работать в этом направлении, — завершал письмо император, — мы должны в глубоком молчании, а не кричать на площадях о наших приготовлениях, о нашем вооружении и не греметь против того, кому мы не доверяем». Можно что угодно говорить о способностях Александра I как администратора и полководца, но дипломатом он был отменным. В отношении Швеции его тайная дипломатия, как мы видим, увенчалась полным успехом. Чернышёв немедленно выполнил просьбу Понте-Корво и проинформировал царя о настроении Бернадота, а Александр I уверенно поддержал его кандидатуру в шведские короли.
Итак, Наполеон, полагая, что Швеция у него уже в кармане и что, как только он начнёт войну с Россией, шведская 45-тысячная армия высадится на восточном берегу Финского залива и займёт Петербург, со спокойной совестью «отпустил» Бернадота в Швецию. О том, что князь Понте-Корво собирался проводить по отношению к восточному соседу дружественную политику, никто не знал и не предполагал.
И ещё один факт, на который, возможно, никто тогда не обратил внимания: 23 июня (5 июля) 1810 года чиновник надворного суда в Обу (Турку) Ю. П. Винтер, занимавшийся по указанию русского генерал-губернатора Финляндии Ф. Ф. Штейнгеля сбором сведений о событиях в соседней Швеции, в тайном сообщении докладывал по инстанции: «Все в Стокгольме заявляют о своей принадлежности к профранцузской партии и считают почти уже решённым делом, что Бернадот будет престолонаследником». Получив уведомление о беседе А. И. Чернышёва с князем Понте-Корво, царь, по всей видимости, проинформировал о ней своего посла в Стокгольме генерала и барона Пауля К. фон Сухтелена, а тот, зная о мечтаниях шведских военных заполучить в короли кого-нибудь из наполеоновских маршалов, мог «подстроиться» к этим настроениям.
Александр I во время всех этих событий вёл себя так же подозрительно спокойно и безынициативно. Для отвода глаз, для маскировки он официально предложил в кронпринцы Швеции свояка принца Петера Георга Ольденбургского, но тайно сделал ставку на князя Понте-Корво и ждал, чем всё это закончится. Других козырей у него на руках в это время не было. Поэтому, учитывая негативное отношение шведов к Фридрихсхамнскому (Фридриксгамскому) миру, закрепившему Финляндию за Россией, царь дал указания своему послу в Стокгольме Сухтелену в шведские события никоим образом не вмешиваться, ибо вмешательство могло только повредить делу. В конце июля 1810 года канцлер Н. П. Румянцев в депеше Сухтелену повторил инструкции царя: «Его Величество будет доволен Вами, генерал, если Вы будете обрисовывать картину постепенно и с точностью, но он повелел мне напомнить Вам, что интересы его дела требуют, чтобы он был осведомлён и ознакомлен со всем, однако ж без малейшего прямого или косвенного участия Вашего превосходительства в том, что должно произойти».
И правда: зачем было послу суетиться и показывать «русские уши» в деле, которое уже было сделано? Иначе трудно вообразить, чтобы русская дипломатия повела себя пассивно в таком важном для неё вопросе, как выборы наследника шведского трона! Если надворный советник Винтер в финском городе Обу уже располагал сведениями о том, что Бернадот будет выбран наследником, то уж посол России в Стокгольме наверняка знал больше его.
Оставалось только ждать.
Свою дипломатическую карьеру в Стокгольме в этот же период начинал Дмитрий Николаевич Блудов, заменявший Бернадоту отсутствовавшего Сухтелена. Впоследствии Д. Н. Блудов занимал пост посла в Лондоне.
Дипломатическая разведка или разведывательная дипломатия Александра I продолжала повсеместно развиваться.
Супруга посла в Лондоне княгиня Дарья (Доротея) Христофоровна Ливен, урождённая Бенкендорф, окружённая таинственным ореолом неразгаданных секретов, недоказанных предположений и скороспелых выводов, не только замещала своего супруга на дипломатическом поприще, но проявила себя мастером агентурной разведки[139]. Княгиня Дарья Христофоровна, пройдя с мужем азы дипломатии в Берлине, развернула в Лондоне бурную деятельность: она открыла там блистательный светский салон и привлекла в него элиту британской нации и весь цвет дипломатического корпуса. Не блиставшая особой красотой, высокого роста, с прямым станом и длинноватой шеей, худая и гордая, она, тем не менее, обладала какой-то особой привлекательностью и прелестью, выражавшейся в её огненно-чёрных глазах. Расчётливая и эгоистичная, с характером прямым и правдивым, она отличалась постоянством своих привязанностей, а отсутствие настоящей сердечности компенсировала большой чувственностью.
При живом уме, княгиня не отличалась особой образованностью, зато в совершенстве владела пером. Однажды супруг предложил ей в шутку написать депешу министру иностранных дел Нессельроде. Княгиня настолько быстро и успешно справилась с этой задачей, что потом как-то незаметно втянулась в работу «посланницы», и в результате Нессельроде завел с ней самостоятельную переписку!
Всезнающий свидетель века Ф. Ф. Вигель так охарактеризовал супругу русского посла в Лондоне: «..Дарья Христофоровна… исполняла должность и посла, и советника посольства, ежедневно присутствовала при прениях парламента и сочиняла депеши. Сия женщина, умная, сластолюбивая, честолюбивая, всю деятельную жизнь свою проводила в любовных, политических и общественных интригах. Веллингтон, Каннинг и весь лондонский высший свет были у ног её. Куды какую честь эта женщина приносила России…»
По свидетельству князя П. В. Долгорукого, она «снабжена была от природы хитростью непомерной; сметливая, ловкая, вкрадчивая, искательная, никто лучше её не умел влезть в чью-либо душу; в искусстве интриговать она не уступала самому Талейрану… Важные должности, с юношеских лет занимаемые её мужем, доставили ей возможность всегда и везде постоянно окружать себя государственными деятелями, в обществе коих, в беседе с которыми она приобрела тот огромный навык общественный, то знание людей, какими отличалась на старости лет своих».
Император Александр I беседовал с ней о европейской политике и снабжал устными инструкциями, а в 1818 и 1822 годах он приглашал её участвовать на Ахенском и Веронском конгрессах Священного союза. К этому времени относится её роман с австрийским канцлером Меттернихом, продолжавшийся добрый десяток лет.
…Апрель 1823 года. Перенесемся в Брайтон, небольшой курортный городок на юге Англии. По улице городка уверенной походкой проходит стройная, средних лет леди с большими тёмными глазами и пышными каштановыми волосами, завитыми у висков. Всё в незнакомке — одежда, манеры, облик — выдает даму высшего света. Но почему она разгуливает без всякого сопровождения и пешком? Это заставляет прохожих внимательно присматриваться к ней, оглядываться и обмениваться на её счёт мнениями.
Незнакомке, между тем, совсем не нравится находиться в центре всеобщего внимания. А тут, как назло, навстречу скачет элегантная всадница, а улочка слишком узка, для того чтобы избежать встречи. Ба, да это же Каролина Лэм, жена родовитого аристократа и члена парламента Уильяма Лэма! Только этого еще не хватало! Имя Каролины, эксцентричной, взбалмошной женщины, у всех на слуху — ведь она была любовницей Байрона. Всадница тоже узнала в идущей незнакомке супругу русского посла Ливена и сразу затараторила о том, что выехала в город, чтобы якобы купить сэру Уильяму сыра и справить другие хозяйственные надобности.
— А ты что тут делаешь, милочка?
Вопрос застал Дарью Христофоровну — а это она прогуливалась по улицам Брайтона — врасплох. Посланница смутилась и пробормотала что-то невнятное. Отговорившись какой-то общей, не очень учтивой фразой, княгиня поспешила уйти, сопровождаемая недоуменным взглядом «амазонки». А что ей было делать? Не объяснять же англичанке, что ей нужно конспиративно отправить письмо, да ещё какое: оно состояло из четырёх вложенных один в другой конвертов! Внешний конверт был адресован секретарю австрийского посольства в Лондоне Нойманну, второй — тоже ему, там лежала записка: «Нет нужды объяснять вложенное, мой дорогой друг». На третьем конверте был написано: «г-ну Флорет», он содержал четвёртый, самый важный, без всякого адреса и имени. Внутри лежало донесение Дарьи Христофоровны — запись беседы с королем Англии, содержавшая множество политических сведений и предназначавшаяся канцлеру Меттерниху, прикрытому псевдонимом «Флорет». Попади это письмо в руки британской тайной полиции…
