Евгений Тарле - Северная война и шведское нашествие на Россию
Но, заметим тут, что записавший это в дневник под 25 апреля оказался слишком большим оптимистом, и почти спустя месяц (22 мая) русским войскам пришлось обнаружить "веденные неприятелем мины под вал" Полтавской крепости. Русские эти мины "перерыли и до исполнения действа не допустили".[488]
24-25 апреля несколько полков из дивизии Спарре, а за ними на следующий день и другие полки этой дивизии, в общем семь полков, пошли к Полтаве из Лютеньки, где они стояли. За ними последовал и выведенный окончательно из Гадяча гарнизон. Эти полки шли с артиллерией и всем своим багажом. 27-28-го к Полтаве подошел и отборный Дарлекарлийский полк, а 28-29-го прибыл к Полтаве из Будищ и сам король с кавалерией и несколькими кавалерийскими и пехотными полками.[489] Шведы 1 мая отрыли первую траншею перед русскими укреплениями. Работа над этой траншеей длилась непрерывно от 2 до 6 мая. Русские постоянно обстреливали работавших.
28 апреля 1709 г. было почти закончено сосредоточение шведской армии у Полтавы, в Малых Будищах, в Жуках. Сначала питали надежду взять Полтаву немедленно штурмом. Но два штурма один за другим были отбиты 29 и 30 апреля. Затем немедленно последовали русская вылазка в ночь на 1 мая и другая — 2 мая, а 3 мая — третья вылазка. Потери были большие и у шведов и у русских, но комендант Келин решил сделать все возможное, чтобы помешать инженерным работам шведов по устройству апрошей вблизи от палисадов полтавских укреплений. Вылазки поменьше первоначальных следовали одна за другой. 14 мая бригадиру Головину удалось, обманув бдительность часовых, напасть на ближайшие к городу апроши и, перебив находившихся там солдат, благополучно ввести в осажденный город подмогу в 900 человек (по позднейшим показаниям — 1200 человек).
Попытки шведов подложить мины оказались неуспешными. Во-первых, шведы не очень умели производить такие сложные инженерные работы, саперная часть у них была довольно примитивна. Во-вторых, русские наловчились находить и обезвреживать эти мины. Новый большой штурм Полтавы 23 мая был отбит с тяжелыми для шведов потерями, причем он был скомбинирован со взрывом второй большой мины. Но мина по обыкновению не взорвалась. А когда 24 мая шведы, уже не полагаясь на мины, повели новый штурм, то он тоже был отбит.
Приступы, бывшие в конце апреля (29 апреля) и в мае (15, 23 и 24 мая), прерывавшиеся время от времени вылазками осажденных, инженерные работы, производившиеся шведами, рывшими подкопы и подкладывавшими мины, а также русскими, стремившимися обезвредить эти мины, — все это не приводило к решающему результату. Ни город не был взят, ни шведское командование не снимало осады.
После канонады 1 июня шведы пошли на штурм, который снова был отбит, хотя штурмующих было около 3 тыс. человек.
У шведов не было уже ни достаточно пороха, ни снарядов, чтобы вести успешную бомбардировку Полтавы. Гилленкрок говорил министру Пиперу, осматривавшему осадные работы: "Выстрелы, которые вы слышите, это выстрелы русских, а не наши". Даже отчаянные кровопролитные штурмы, которые один за другим устраивал Карл и которые неизменно отбивались геройским гарнизоном и не менее геройским населением Полтавы, объясняются сознанием шведов, что бомбардировки, последовательные и эффективные, решительно уже невозможны. Солдаты шведской армии должны были заниматься в своем лагере разнообразными работами. "Припасы добывать было трудно, немного зерна, которое выдавалось, приходилось молоть ручным способом, другие (солдаты. — Е. Т.) принуждены были изготовлять порох, третьи охранять траншеи, все эти трудности замедляли осаду, и постоянное утомление приводило в уныние самых стойких", — свидетельствует Понятовский в уже цитированных нами записках. Лошади без достаточного корма падали десятками, а выпускать их на пастбища было делом рискованным, русские их угоняли.
Население и более близких и даже далеких от Полтавы деревень предпринимало упорные партизанские вылазки по ночам на аванпосты у шведского лагеря. Убивали постовых, угоняли лошадей и скот. Попадавших в плен крестьян и казаков шведы убивали после долгих, жестоких истязаний.
Больше 4 тыс. человек (4182) гарнизона с комендантом Алексеем Степановичем Келиным во главе защищали Полтаву. Позднейший блеск русской победы в открытом бою 27 июня несколько затмил заслугу защитников города. Их храбрость и стойкость отмечали с хвалой. Петр, как увидим, торжественно их благодарил за подвиг, и все-таки эта, по-своему, поразительная защита как-то отодвинута была и в глазах современников, и в оценке потомства на второй план.
А между тем оборона Полтавы достойна быть высоко отмеченной в летописях славы русского народа. Эта оборона велась общей дружной работой гарнизона и жителей так же точно, как в Веприке и в других местах, которыми желали овладеть шведы на Украине. Разница между Полтавой и Веприком была лишь та, что здесь, в Полтаве, оказалось возможным вооружить около 2600 жителей города. Пушек у них было 28, пороху было мало, и они его экономили. Правда, к счастью, и у шведов тоже пороху было мало. Но укрепления города были не очень надежны, и Карла нельзя упрекнуть в слишком большой самонадеянности, когда, поездив вокруг Полтавы почти в течение двух суток, король и его свита пришли к заключению, что город можно будет взять с налета, первым же приступом… Слишком уж большое было неравенство в численности вооруженных сил между осажденными и осаждающими. Ведь Полтаву осадила армия, восемь лет почти без перерыва бившая врагов на полях Северной и Центральной Европы, и осадой лично руководил любимый солдатами их прославленный вождь. Но, как всегда, Карл не имел правильного представления о русском народе вообще и о русском солдате в частности и о том, как безнадежно и как нелепо мечтать о «трусости» гарнизона и его сдаче "при первом выстреле". Карл продолжал в это время жить в каком-то путавшем его приближенных сне наяву, упрямо решив раз навсегда презрительно не считаться с народом, землю которого он пришел разорять и завоевывать. Довольно чувствительный урок он получил вскоре после разговора с Гилленкроком. "Жалкая крепость" оказалась под защитой нисколько не «жалких» гарнизона, населения и коменданта.
После того как все апрельские и майские приступы оказались неудачными, Реншильд, готовясь к новым, усиленным штурмам, попытался снова (в восьмой раз!) испытать твердость духа осажденных и предложить сдачу на самых почетных условиях. 2 июня к коменданту Келину явился от шведского фельдмаршала барабанщик, предлагая сдаться на любых условиях, какие сам Келин изберет. При этом предлагалось сделать это "заблаговременно, понеже в приступное время акорд дан не будет, хотя б оного и требовали, но все будут побиты". Ответ коменданта Келина гласил: "Мы уповаем на бога, а что объявляешь, о том мы чрез присланные письма, коих 7 имеем, известны; тако же знаем, что приступов было восемь и из присланных на приступе более 3 тыс. человек при валах полтавских головы положили. И так тщетная ваша похвальба; побить всех не в вашей воле состоит, но в воле божией, потому что всяк оборонять и защищать себя умеет, и с оным ответом барабанщик отпущен".[490]
В ответ на предложение сдаться комендант Алексей Степанович Келин ответил вылазкой гарнизона, которая, даже по шведским данным, стоила их войску недешево: шведы потеряли до двухсот человек убитыми и ранеными и четыре пушки. А, кроме того, участники вылазки, уходя, уволокли с собой в осажденный город 28 человек пленными. Таков был для осаждающей шведской армии дебют полтавской осады.
За этой большой вылазкой последовали другие, поменьше, происходившие внезапно и очень беспокоившие шведов. Решительное сопротивление осажденных очень озлобляло Карла, и так как "шведский паладин" был на самом деле совершенно чужд сколько-нибудь великодушных, рыцарских чувств к врагу, в особенности, если враг был русский, то это раздражение выразилось в усугубленной жестокости по отношению к пленным. Благочестивый пастор Нордберг с большим удовлетворением и одобрением передает такие поступки Карла, произведшие на этого смиренного служителя алтаря самое отрадное впечатление: однажды поймали четырех человек русских, которых обвинили в том, будто они хотели произвести какой-то поджог; двух из них сожгли живьем, а двум другим отрезали носы и уши и отправили их в этом виде к русскому главнокомандующему графу Шереметеву.[491]
Для некоторого облегчения положения осажденных Меншиков решил предпринять крупную диверсию. На рассвете 7–8 мая русская пехота по трем незадолго до того быстро сделанным мостам, "а конницы чрез болота и реку вплавь, несмотря на жестокую неприятельскую из транжамента пушечную стрельбу и трудную переправу, перешли и к транжаменту приступили, и одними шпагами неприятеля с великим уроном из того транжамента выбили и принудили их бежать порознь". Бежали к Опошне 4 шведских эскадрона и 300 человек пехоты. Но тут из Опошни на помощь выступили новые шведские силы. Шведы затем зажгли предместье города и ушли в «замок» (укрепленный пункт в Опошне). На поднятую тревогу к Опошне поспешил на помощь своим король с семью полками — и русские "отошли добрым порядком".
