Уильям Аллен - История Украины. Южнорусские земли от первых киевских князей до Иосифа Сталина
«Карпатская интрига» нацистов серьезно встревожила поляков — как и было задумано — и создала напряжение и душевный дискомфорт у участников Бяловицкой встречи. Но после оккупации Праги и окончательного раздела Чехословакии венграм было разрешено утвердиться в Горных кантонах, которые они переименовали в Угро-Русь. Правда, «Стрелки Сечи» оказали им мужественное, но краткое сопротивление. После этого Муссолини в течение нескольких месяцев мог радоваться тому, что у Венгрии появилась общая граница с Польшей, а для Риббентропа устранение украинцев стало удачной прелюдией к переговорам, которые уже велись между представителями Третьего рейха и Советского Союза.
Эти переговоры начались при посредничестве доверенных лиц еще в феврале-марте 1939 г. «Невероятный поворот Адольфа Гитлера» был не таким уж невероятным, как это казалось с первого взгляда. Руководители немецкой армии не исключали возможности достижения взаимопонимания с Москвой еще во времена немецкой оккупации Украины, а Рапалльский договор между Веймарской республикой и Советами, заключенный в 1922 г., получил одобрение влиятельных консервативных кругов Германии. Как уже говорилось выше, немецкая и русская державы традиционно имели общие интересы против стран разделявшего их «меридионального» пояса. С идеологической точки зрения в циничной политике Вильгельмштрассе и Кремля не было ничего, что могло бы исключить достижение взаимопонимания между ними, если это будет удобно и выгодно обеим сторонам. И страх, а также перспектива выигрыша толкнули их на сближение: нацисты опасались, что им придется вести войну на два фронта, как это случилось в Первую мировую войну, а Советы боялись, что западные демократии обрадуются, когда «новый немецкий динамизм» нападет на Россию и, быть может, сумеет ее разгромить.
Сразу же после заключения союза между Гитлером и Сталиным Польская республика пала, а польские области Белоруссии и Галиция были оккупированы Красной армией. Установление советской власти в Галиции нанесло сильный удар по украинским националистам. Лидеры УНС и УНДС слишком поздно осознали, с какой терпимостью относилось к ним польское правительство. В то же самое время польский и украинский вопросы сильно упростились. Возрожденная Польша должна была превратиться в национальное государство, поддерживающее федеральные отношения со своими соседями, не относясь больше к устарелому типу «многонациональных государств». Украинцев ждала судьба народов, находившихся в России под властью коммунистов. И это будет общая судьба всех этих народов, поскольку речная сеть Русской равнины представляет собой географическое и экономическое целое, из которого невозможно вычленить отдельные, политически независимые национальные единицы, да и делать это не имеет смысла.
В конце 1930-х гг. старая экуменистическая цивилизация Средиземноморья и Запада — цивилизация различных народов, опиравшаяся на океаны и распространившаяся на все Южное полушарие, — столкнулась со старой угрозой. Возникла также стратегическая проблема, которая стала уже классической: она связана с великими реками и Альпами. Однако база стратегической проблемы в рассматриваемый период сильно расширилась. Военно-морские силы — это относительно молодая форма военной мощи. Древние римляне использовали флот только для защиты своих внутренних средиземноморских путей. Если бы римляне были великими мореплавателями, они завоевали бы Балтику и навязали бы германцам свою цивилизацию с севера. И в этом случае вся история мира была бы совсем иной.
Примечания к главе 7
В югославской печати было опубликовано интересное интервью, которое дал хорватскому лидеру доктору Мочеку священник Волошин. В нем бывший глава правительства Карпатской Украины рассказал о том, что с ним произошло: «Когда я понял, что Чехословацкая федерация, созданная после Мюнхенского соглашения, обречена на гибель, я сообщил в Берлин об интересном предложении, сделанном мне Венгрией. Будапешт предложил включить Карпатскую Украину в государство Святого Стефана, обещая даровать нам такую же автономию, какой пользовались в бывшей Австро-Венгерской империи Хорватия и Словения. Я был за то, чтобы принять это выгодное предложение, но не мог сделать этого без согласия Берлина. Это произошло в первой половине марта. Берлин запретил нам принимать предложение Венгрии на том основании, что оно не соответствует духу Венского международного суда. Германия не позволит, чтобы у поляков и венгров появилась общая граница. Поэтому 14 марта я провозгласил независимость Карпатской Украины. Мне снова сообщили, что мы необходимы рейху для создания Великой Украины, которое начнется после того, как вслед за аннексией польских украинских областей последует аннексия всей Русской Украины. При таком положении вещей мне не оставалось ничего иного, как защищать новое независимое украинское государство от венгерских претензий… Так что, когда мадьяры перешли нашу границу, я отдал приказ оказать им сопротивление, ни на минуту не сомневаясь, что действую в соответствии с желаниями лидеров рейха и что немецкая армия поспешит нам на помощь. Если бы я знал, что придется рассчитывать только на свои силы, я никогда бы не принял такого решения. Узнав о том, что немецкие войска не торопятся нам помочь, я снова обратился в Берлин с просьбой, чтобы он выделил необходимые силы для нашей защиты. Но немцы дали ответ, диаметрально противоположный тому, который я слышал всего лишь несколько дней назад. Я не мог сдержать своего возмущения, когда мне небрежно заявили: „Все изменилось! Сдавайтесь! Принесите себя в жертву!“ Что мне оставалось делать? Только бежать. Те люди, которые были моими защитниками, бросили меня на произвол судьбы, не потрудившись даже что-нибудь объяснить».
Что касается дальнейшей судьбы Подкарпатской Руси, то, когда она перестала быть «Украинским Пьемонтом» и вошла в состав Венгрии, будапештское правительство, учитывая осложнившуюся международную обстановку, вынуждено было действовать осторожно. Жители присоединенных кантонов, переименованных в Угро-Русь, не принимали участия в выборах в венгерский парламент в мае 1939 г.; не получили они и обещанной автономии. Тем не менее «Стрелков Запорожской Сечи», которые встретили огнем наступление венгерских войск, амнистировали, а украинским националистам, вернувшимся в Ужгород, разрешили издавать свою ежедневную газету. Бывший противник украинизации Подкарпатской Руси и руководитель Сельского русского союза А. Бродый стал теперь противником того, что произошло. «Угро-Русь должна посылать десять депутатов в Будапешт, — сообщил он корреспонденту «Последних новостей», вышедших в Париже 24 августа 1939 г. — Украинское культурное движение не будет преследоваться, но украинцам будет запрещена всякая политическая деятельность… Представители украинских организаций в Венгрии и за рубежом заявили недавно о своей лояльности к Венгерскому государству. Если за этим заявлением еще теплится надежда, что им снова удастся начать плести свои интриги, то эта надежда напрасна. Это неправда, что вопрос о русской автономии был отложен Будапештом. Лишь технические причины и международная обстановка не позволили принять решение о законных правах Угро-Руси. Нет никаких причин сомневаться в том, что в свое время нашей земле будет дарована автономия, как обещали регент Хорти и граф Телеки».
Интересно, как повлияет на чувство крестьян, населяющих горные кантоны, через которые проходит дорога из Галиции в Большое Альфёльд, появление на границах Угро-Руси (в сентябре 1939 г.) войск Красной армии.
«Итальянская ориентация» украинцевПоследней по времени ориентацией украинцев стала итальянская. Это случилось в результате перемен, которые произошли в Восточной Европе после войны 1914–1918 гг. «Новая Италия», и в особенности фашистская, во многих отношениях считала себя наследницей той политики, которую проводила на Балканах и в Восточной Европе бывшая Австро-Венгерская империя. Итальянский фашизм в первые годы диктатуры придал некоторую экспрессию «антиславянской идеологии», выразители которой заявили о своем резком неприятии государства Югославия. «Австрийская» политика Италии особенно четко проявилась в 1930-х гг., когда Италия превратилась в младшего партнера в нацистско-фашистской оси. В то же самое время положение Италии как морской, а не континентальной державы позволило Риму стать менее зависимым от Берлина, чем империя Габсбургов. Что же касается Балкан, то немецкие и итальянские имперские амбиции здесь непримиримы. Независимость итальянской политики проявилась сначала в безуспешной попытке поддержать режим Дольфуса и Шушнига против Берлина и одновременно с этим и позже — в более удачной поддержке Венгрии и Югославии против очень мощного немецкого давления. Антиславянские тенденции фашистского правительства, проявлявшиеся в 20-х гг. XX в., уступили место другим взглядам, которые признали желательным сотрудничество с балканскими славянами перед лицом общей опасности — пангерманизма и большевизма.
