Александр Бушков - Россия, которой не было — 2. Русская Атлантида
Мастера звали Яков Федосов.
И, может быть, дело не только в «поносных словах», вырезанных мастером на кресте. Церковь не только не любила и считала богохульниками своих оппонентов. Церковь требовала от автора анонимности. Средневековая норма однозначна: не возвеличивай себя — хотя бы попыткой оставить о себе память! Не гордись деянием! Твой талант, твои силы — ничто! Не ты поднялся над суетой и будничным стяжанием! Только Господь дал тебе то, чем ты воздвиг собор, совершил необычное!
И многие уходили из мира, так и не оставив памяти о совершенном. Кто он, строитель Софии Новгородской? Спаса-на-Нерли? Софии Киевской? Мы до сих пор не знаем, кто возвел Василия Блаженного. То ли два человека: Барма и Постник? То ли один — Барма Постник? Личность зодчего не интересовала летописца. Стремление оставить память о себе было грехом гордыни.
Вдумаемся: неведомый нам Яков Федосов страстно хочет оставить свой след. Ему невероятно важно, чтобы люди знали: этот крест вырезал именно он! Не Федор Иванов, не Михаил Андреев, а он, он, Яков Федосов! Это желание так сильно, что он идет на поступок, однозначно осуждаемый церковью, рискует спасением души (а атеистов не было в те дни). Из XIV века словно бы раздается крик: «Да вот он я! Вот! Это вот я сделал! Я!»
Позвольте безнадежному клерикалу верить: Господь захотел явить чудо, и крик достиг ушей потомков. Не ставши, разумеется, Богом, археолог стал орудием Провидения, и мы услышали этот крик Якова Федосова. Жаль, не удастся посмотреть, как он выглядит, поговорить с ним (по крайней мере, на Земле). Нет, но какое сильное желание выделиться, какой отчаянный, упрямый индивидуализм! Какое мощное осознание себя мастером, творцом, имеющим право требовать и властно требующим: «Люди! Послушайте меня!»
А ведь это европейское Возрождение возвеличило фигуру мастера, возвысило его над людьми, приблизило к Творцу. Это в эпоху Возрождения на место средневековых анонимов встали и Джотто, и Микеланджело, и да Винчии… Творцы русских храмов XI—XIII веков по-средневековому анонимны. Новгород и тогда выделился. Известно имя архитектора Петра, строившего в Новгороде в XII веке, но это исключение из правил. В Московии анонимность мастера остается культурной нормой и в XVI веке.
В Новгороде же от средневековых норм в культуре явственно отходят, и это никак не связано с национальностью его жителей.
А кроме того, в XIV—XV веках Новгород был рассадником ересей для всей Руси и даже, пожалуй, для всего православного мира.
В XIV веке официальную церковь очень огорчали стригольники — сторонники дьякона Никиты и брадобрея (стригольника) Карпа. Стригольники отрицали церковную и монашескую иерархию, монашество, отвергали поклонение иконам, отрицали троичность божества и божественность Христа. Были даже сверхсмелые люди, отказывавшиеся верить в бессмертие души. Даже казнь Карпа и Никиты в 1375 году не помешала ереси распространяться на многие районы Западной Руси.
Стригольники откровенно вырабатывали систему ценностей, весьма близкую ко многим ценностям европейского Возрождения. В их движении вообще очень многое выбивается далеко в сторону от «народных ересей» Средневековья, от антифеодальных движений. В нем легко узнаваемы черты европейского Возрождения с четкой ориентацией на независимую человеческую личность, отрицание церковного официоза.
В XV веке новая ересь «жидовствующих» отрицала божественную природу Иисуса Христа и признавала Ветхий Завет более важным, чем Новый.
Все это доказывает одно: в православном Новгороде шла активнейшая интеллектуальная жизнь. Самая активная во всем мире русского православия. Рождались, обсуждались идеи, шли открытые споры, складывались мнения, возникали согласия и разногласия.
Почему именно здесь? А потому, — что Новгород был независим, никем не завоеван… и притом оставался обществом европейского типа. Здесь отдельный человек был и достаточно развит, чтобы мочь, и достаточно свободен, чтобы сметь свое суждение иметь.
Для московитов разве что проблема бритья бороды и послеобеденного сна приобретала смысл богоискательства.
В этом обществе зависимых, необразованных и забитых все было омертвлено изоляционизмом и примитивнейшим обрядоверием. Православные в Литве слишком были озабочены тем, чтобы сохраниться, им было, в общем-то, не до развития.
А новгородцы, в конце концов, жили в собственном государстве и развивали собственную культуру на своей земле. Без комплекса неполноценности. Да у них и основания не было для этого поганого комплекса. И центром всех религиозных «бесчинств», очень похожих на идеи Возрождения, на идеи Реформации, осталась Северо-Западная Русь.
Я уже говорил о том, что, как правило, развитие православных культур шло медленнее, чем католических. Но вот стоило православному Новгороду оказаться в обстановке, благоприятной для развития, и в православии появились тенденции Возрождения, Реформации… В XV—XVI веках множество православных русских людей в Новгороде почему-то утрачивают средневековые черты самосознания. Они начинают осмысливать окружающее в категориях, для Средневековья совершенно не характерных; они пытаются утвердить другое мироощущение, другой образ жизни, иную концепцию человеческой жизни.
Если бы это движение оказалось масштабным не только в Новгороде, на Руси произошел бы переворот, по смыслу и по масштабам похожий на немецкое или по крайней мере на польское Возрождение. Переворот не состоялся, потому что вне Новгорода русских людей, думавших иначе, было больше. Настолько больше, что ни нестяжатели, ни стригольники даже не устроили гражданской войны, смуты или хотя бы «бунта на коленях». Кучка «русских Возрождения» не перешибла плетью обуха.
Мы уже знаем, почему.
Новгород и Москва
Не в первый раз в истории человечества Новгород сам помог подняться своему основному душителю. Дело в том, что Новгород зависел от хлебного подвоза с юга, «с низа». Новгородцы стремились ладить с низовскими князьями, с самыми сильными из них.
Они даже подкупали татарских вельмож, чтобы Москва получала ярлык на великое княжение. Без богатств Господина Великого Новгорода не так просто было бы бороться и с Тверью. В таких ситуациях наивные люди рассчитывают на благодарность, не понимая, что есть общественные системы, в принципе лишенные и благодарности, и чести.
И более того: для которых независимый помощник неприятен и опасен уже потому, что он независимый. Такого помощника необходимо уничтожить именно для того, чтобы не было ничего независимого от тебя самого…
В конце XIV века Москва присоединяет поволжские земли. Теперь Москва может в любую минуту отрезать подвоз хлеба в Новгород, вызвать рост цен на хлеб и даже голод.
Новгород с ужасом обнаруживает, что Москва вовсе не помнит сделанных благодеяний, но все туже сжимает костлявую руку на горле их города. И бросаются искать противовес.
…Они были современниками, почти ровесниками: Иван III, называвший себя Государем Всея Руси, и Казимир IV, тоже Господин Русской земли, младший сын великого Ягелло. Казимир вошел в историю как Казимир Великий и как Казимир IV Ягеллончик. С 1440 года он был великим князем Литвы и с 1447 — королем Польши. Эти два титула он соединял до своей физической смерти в 1492.
Казимир Великий не отменял обычаев и прежний порядок управления в землях вассалов. Он предоставлял большие привилегии городам, признавал шляхтичами не только бояр, но и их дворню-дворян.
Весь XV век под напором Москвы в Новгороде все громче звучат речи о присоединении к Литве. Негативно воспринимается все московское. Новгород колеблется, еще не зная, куда двинуться лучше.
Оппозицию Москве составил клан бояр Борецких, Привлеченные фигурой вдовы посадника Исаака Андреевича Борецкого, Марфы Посадницы, демократы прошлого века часто делали из нее эдакую демократку, защитницу новгородского народоправства. Скажем однозначно и четко: никакой такой демократкой Марфа Борецкая не была. 1458 крестьянских дворов принадлежали Борецким. Позиция и Марфы, и ее сыновей Дмитрия и Федора оставалась аристократической: типичная позиция реакционных бояр.
В роли демократов выступали скорее московские великие князья, стремившиеся отобрать богатства Борецких, уравнять их с остальной дворней и все поделить между своими верными людьми.
В 1471 году вече отказало великому князю московскому в праве собственности на новгородской земле и в дани.
Началось преследование наместников и дворян великого князя. Новгородцы защищали свои вольности, свое право на самоуправление. Москва объявила Новгород отчиной великого князя, обвинила в измене, отправила войско — завоевывать город.
Есть старая испанская поговорка: «Дьяволу нельзя продать половину души». Нельзя, потому что продающий и 1% души уже впадает в смертный грех; и потому, что дьявол все равно ведь заберет всю душу. Не разрежут твою душу на две части, чтобы одна часть пошла в свет, другая — во тьму.
