Вольдемар Балязин - Семейная Хроника. Сокровенные истории дома Романовых
История сохранила и ее роман с великим музыкантом Иоганном Штраусом, когда он в 1856 году был приглашен в Россию и в вокзале Павловска дирижировал концертами. Александра Иосифовна, как и многие другие, до такой степени была им очарована, что даже вышила Штраусу его подтяжки. Это чувство она сохранила к великому композитору на всю жизнь, выписав его в Петербург на очень непродолжительное время, когда он был уже стариком.
* * *Сын Константина Николаевича и Александры Иосифовны — великий князь Николай Константинович — стал героем первой по-настоящему скандальной истории в Доме Романовых. Он по неопытности и по неосторожности дал вначале увлечь себя, а потом сам искренне увлекся заезжей авантюристкой, американкой Фанни Лир.
Эта хорошенькая молоденькая женщина, с детства мечтавшая о прекрасном принце, познакомилась с великим князем на маскараде в оперном театре. Николай Константинович был молод, хорош собой, высок ростом, а кроме того, ему очень подходил кавалергардский мундир. С бала они поехали в ресторан, затем в гостиницу к Фанни, где утром американка подписалась под таким документом, написанным собственноручно великим князем: «Клянусь всем, что есть для меня священнейшего в мире, никогда и ни с кем не говорить и не видеться без дозволения моего августейшего повелителя. Обязуюсь верно, как благородная американка, соблюдать это клятвенное обещание и объявляю себя, душою и телом, рабою русского великого князя. Фанни Лир».
Через несколько дней Николай Константинович привез Фанни во дворец своего отца, где в его собственные апартаменты был отдельный ход, и спрятал свою любовницу у себя. Так, меняя Петербург на Павловск, прожили они в мелких ссорах и большой любви до 1872 года, когда уехали в Вену в сопровождении врача, адъютанта и пяти слуг. В Вене Фанни уличила своего возлюбленного в неверности и уехала в Париж, но вскоре вернулась, получив от Николая Константиновича письмо, полное раскаяния.
По возвращении в Петербург сопровождавший влюбленных врач донес обо всем царю, и Александр II решил отправить племянника в Хиву для участия в завоевании Средней Азии. Николай Константинович, перед тем как отправиться на войну, уехал в Ниццу, где лечилась его мать, и оттуда 29 января 1873 года прислал Фанни такое письмо: «Милая моя женушка, тяжело мне без тебя: ты стала для меня необходимостью, и я, кажется, умер бы от более долгой разлуки с тобой. Вообрази себе контраст;
в среду в Петербурге зима и снег, а в воскресенье в Ницце — жара, апельсины и фиалки. Таким представляется мне наш переход от земной юдоли к небу. Желаю только, чтобы в ожидающих нас райских садах ты была всегда со мною и никто не мог бы нас разлучить».
А еще через две недели он уже был в Петербурге и 15 февраля повел Фанни для прощания в Петропавловский собор. Там он становился на колени перед каждой гробницей и беззвучно молился. Наконец оказался он и у гробницы Петра Великого. Здесь снял он свой нательный крестик и отдал его Фанни, еще раз попросив у нее слова ждать его…
Хивинский поход завершился 29 мая капитуляцией столицы ханства перед войсками Кауфмана. После этого Николай Константинович, прослуживший в действующей армии менее трех месяцев, уехал в Петербург.
Вернувшись из Хивы, он по решению семьи должен был жениться. Николаю Константиновичу купили дворец и стали активно искать подходящую невесту, как вдруг случилось непредвиденное и совершенно невероятное происшествие: у матери Николая Константиновича пропала икона в богатом окладе с драгоценными камнями. О пропаже заявили в полицию, и следствие вышло на Николая Константиновича. Он сознался, был объявлен сумасшедшим и сослан в Туркестан, где и оставался до конца своих дней. Его расстреляли в 1919 году в Ташкенте после установления там советской власти.
Так и вошла эта семья в год 1876-й, когда из-за событий на Балканах по всей России, а в Москве и Петербурге особенно, разгорелся пожар таких страстей, каких страна не видела с 1812 года.
Новелла 12
Гидра террора поднимает голову
Мало кто мог оказать Александру II искреннюю поддержку, мало на кого он мог опереться, не опасаясь, что чувства преданности не продиктованы корыстью, лицемерием или карьеризмом. Лишь Катеньке Долгоруковой он доверял безусловно.
Из-за неудачи Конгресса в 1878 году авторитет царя упал, и в это время Александр испытывал, как никогда, потребность в сочувствии и нежности. Появившийся в Петербурге тремя годами позже французский дипломат Морис Палеолог так описывал состояние Александра в конце 1878 года: «Порой им овладевала тяжелая меланхолия, доходившая до глубокого отчаяния. Власть его более не интересовала. Все то, что он пытался осуществить, кончалось неудачей. Никто из других монархов не желал более его счастья своему народу, он уничтожил рабство, отменил телесные наказания, установил суд присяжных, провел во всех областях управления мудрые и либеральные реформы. В отличие от других царей он никогда не стремился к кровавым лаврам славы. Сколько усилий потратил он, чтобы избежать турецкой войны, навязываемой ему его народом! И после ее окончания он предотвратил новое военное столкновение… Что получил он в награду за все это? Со всех концов России поступали к нему донесения губернаторов, сообщавших, что народ, обманутый в своих чаяниях, во всем винил царя. А полицейские донесения сообщали об угрожающем росте революционного брожения. Смятенной душой он невольно стремился к единственному человеку, пожертвовавшему для него своей честью, светскими удовольствиями и успехами, — к человеку, думавшему об его счастье и окружавшему его знаками страстного обожания».
Устав от нелепой многолетней игры в тайные свидания на чужой квартире, Александр решился на отчаянный шаг, приказав поселить фрейлину Долгорукову и их двоих детей в Зимнем дворце прямо над собственными апартаментами. Им были отведены три точно такие же комнаты, как и у императора, и без всяческой утайки поставлен лифт, соединяющий его и ее квартиры. Александр прекрасно понимал, что этот поступок вызовет взрыв негодования в его семье и станет скандальной великосветской сенсацией.
* * *После возвращения в Петербург Александр почти сразу же стал объектом охоты заговорщиков из подпольной террористической организации «Народная воля».
Правда, еще до того, как эти «идейные бомбисты» сорганизовались для того, чтобы убить его, Александру довелось неоднократно слышать о деятельности их предшественников, входивших в другие революционные организации, бывшие предтечами «Народной воли».
Первая тайная революционная организация «Земля и воля» родилась вскоре после того, как крепостное право было уничтожено. Тогда, в конце 1861 года, возникло сообщество молодых по преимуществу людей, заявивших, что России нужны «земля мирная, воля народная да правда человеческая», а также Земский собор и свободная Польша. Руководили этой организацией пятидесятилетние Герцен, Огарев и Бакунин — все из хороших дворянских семей, убежавшие из России, когда в ней ни «Землей», ни «Волей» и не пахло, а пахло кровью и порохом, ибо шпицрутены и расстрелы при государе Николае Павловиче были повседневной явью. И потому эмигранты честно и громко говорили об этом и звали Русь к топору. А когда рабство пало, звать к топору было уже вроде бы и ни к чему, да других песен они не знали и потому пели свои старые погудки слегка на новый лад. И так как поднять народ на мятеж не удалось, то и приказала «Земля и воля» через два года долго жить, не умерев, а всего лишь заснув летаргическим сном.
И продолжался ее сон целых тринадцать лет, пока не возродилась она под тем же названием, но в ином обличье. Теперь уже ее организаторы вели речи о том, чтобы всем просвещенным миром пойти в народ и убедить крестьян, что их спасение и правда в том, чтобы в их руках оказалась вся земля, а воля бы была в том, чтобы империя была поделена на части «соответственно местным желаниям». С такой пропагандой и пошли в народ сотни мужчин и женщин — на Волгу и на Дон, в Тамбовскую и Воронежскую губернии, на Кавказ, на Урал и даже в Сибирь.
В 1876 году на свет появилась вторая, новая организация революционеров под таким же названием. В нее вошли все социалисты-народники, до того рассеянные по другим революционным кружкам и организациям. Вскоре всей России стали известны А. Д. Михайлов, А. А. Квятковский, Д. А. Лизогуб, С. М. Кравчичский, С. Л. Перовская, Н. Н. Фигнер, А. К. Соловьев. Сначала в новой «Земле и воле» преобладали умеренные настроения, и большинство ее членов считали главным пунктом в деятельности организации просветительскую работу среди крестьян, рабочих и студентов. Однако 24 января 1878 года Россия узнала, что помимо учителей, землемеров и акушерок в этой организации имеются и профессионально подготовленные террористы. Именно тогда, 24 января 1878 года, в собственном кабинете на Адмиралтейском проспекте Петербурга выстрелом из револьвера в упор был тяжело ранен петербургский градоначальник генерал-адъютант Ф. Ф. Трепов. В него стреляла двадцативосьмилетняя дворянка, учительница, в прошлом политическая ссыльная Вера Ивановна Засулич.
