Николай Бондаренко - Консервативный вызов русской культуры - Русский лик
Вот сейчас мне исполняется пядьдесят пять лет, а через пару недель Николаю Губенко - шестьдесят. Сколько лет прошло... Заранее поздравляю своего коллегу и давнего друга. До того, как он окунулся в политику, он был одним из самых почитаемых режиссеров в нашей стране. Причем одним из лучших режиссеров. А до его режиссерства я знал Николая с 1964 года, с 1963 даже. У нас в те годы были очень теплые отношения, я был потрясен актерским даром Николая Губенко, когда увидел его в театре на Таганке в роли летчика в спектакле "Человек из Сезуана" по Брехту. Он просто ошеломил своим темпераментом. Тогда было ясно, что на сцену пришел новый талантливейший артист. Может, в чем-то и жаль, что сейчас Николай избрал путь гражданского служения по принципу: "Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан". Мне очень жаль, что с тех пор, как он окунулся в политику, он не ставит свои фильмы и почти не играет сам, - он бы мог быть очень полезен нашей культуре. Ведь все его работы духовно позитивны и высокоталантливы.
В. Б. Ты дружил в те далекие годы и с Губенко, и с Высоцким, но так случилось, что когда Николай Губенко ушел из театра, его ведущее место в театре, и даже его роли занял Владимир Высоцкий. Ты можешь сравнить двух ведущих русских актеров шестидесятых годов?
Н. Б. Дело в том, что и Николай, и Владимир - мои друзья, и мы дружили друг с другом в те годы. Поэтому противопоставлять их друг другу я бы не стал. Впрочем, у каждого из них были свои победы, и были свои неудачи... Помню, что Володя Высоцкий позвал меня на своего "Гамлета". Он мне дал два билета, я сел с Ирой Родниной на хорошие места, но... мне настолько не понравился "Гамлет" и Володя в своей роли, что по окончании спектакля я даже не зашел к нему за кулисы, что было бестактностью. Но обманывать его я не хотел. А говорить о том, что все это мимо текста, мимо мысли, мимо шекспировской глубины, что много крика и суеты, я не мог другу своему. Хотя я его очень люблю как актера. У него был какой-то особенный актерский дар. Но у Коли Губенко и Володи Высоцкого - два разных темперамента, они, два выдающихся русских человека, не похожи друг на друга как актеры. Кстати, Коля подвиг меня на то, что я повторил его опаснейший трюк с лошадью. Я однажды увидел, как он в одном своем фильме вскакивает в седло на галопе. Узнал о том, что Коля специально занимался в цирке, готовясь к этой роли. Когда я начал делать фильм о Лермонтове, задумал один эпизод, который бы доказал людям, что Лермонтов был уникальный джигит. И что актер, играющий Лермонтова, это делает сам. Иначе не поверят в образ. Для того, чтобы исполнить этот кадр, когда Лермонтолв вскакивает в седло на полном галопе, я пошел в цирк, убедил Ирбека Кантемирова позаниматься со мною. Месяц он меня гонял по арене цирка, и этот кадр вошел в фильм. И все - благодаря Николаю Губенко. Я также благодарен ему за то, что он, будучи членом худсовета объединения на "Мосфильме", где я делал свой фильм "Лермонтов", когда мою работу начали травить, при всей занятости своей пришел на худсовет и первым выступил в защиту фильма. Он говорил, что это первый русский фильм за долгие годы, где пахнет Россией. Так говорил о фильме, что на глазах его были слезы. Это было для меня крайне важно, потому что в ту пору многие друзья отвернулись от меня, предали. Позволяли бить меня ногами. Мне очень жаль, что у нас не было общих работ с Губенко, я был бы рад сниматься в его фильме. Но мы часто пересекались. Помню, он для "Подранков" пригласил мальчика, найденного мною для фильма "Пошехонская старина". Коля увидел у меня на экране и взял к себе.
В. Б. Ты заметил, у тебя все друзья - из крепких лидеров? Владимир Высоцкий, Николай Губенко, Никита Михалков, - впрочем, ты и сам такой. Это случайно? Или ты подсознательно искал в актерской среде тоже сильных людей? Зачем Никите Михалкову надо было идти на Союз кинематографистов? Зачем Николаю Губенко надо было стать министром культуры Советского Союза? Разные, но сильные люди.
Н. Б. В Никите Михалкове лидерство ощущалось с самого детства, отрочества, еще в Щукинском училище, когда мы учились на одном курсе,- он был явный лидер, третейский судья, искренне уважаемый студентами человек, абсолютно активный лидер. А Николай Губенко в шестидесятые годы был просто сильный артист. Я не знал в нем качеств лидера, видел лишь яркого актера. Уже потом проявилась у него тяга к общественной деятельности и принцип гражданина. Впрочем, как политика я уже мало его знаю, что Коле удается на нынешнем думском посту, мне неизвестно, хотя рад, что он поддержал в Думе наш "Золотой Витязь".
В. Б. Вернемся к твоей актерской молодости. Где вы все, кстати, познакомились?
Н.Б. Четко помню, что с Володей Высоцким я познакомился на пробах на фильм "Иваново детство". А Николая Губенко я, похоже, первый раз повстречал в ресторане ВТО, куда мы все часто захаживали. Вот в компаниях и общались. Однажды Коля пришел ко мне домой. Он потрясающе пел, эмоционально и красиво,- не хуже, чем Высоцкий. Когда они пели на пару в кампаниях, кто пел из них лучше, трудно было даже сказать. Я был близок к кругу людей, поддерживающих нашумевший в те годы фильм Марлена Хуциева "Застава Ильича",- там, кстати, тоже с Колей виделись... Шумная в молодости жизнь была, и не всегда путевая... Говорю лишь про себя: много было яркого, интересного, но как бездумно мы тратили свои силы!
Может быть, мы вместе и губили свои жизни? Губя собственную жизнь, губя здоровье, - как будто испытывая, на сколько тебя хватит падать и падать и падать вниз, я где-то в глубине себя, как, наверное, и все мои друзья, ждал начала возрождения.
В. Б. И долго пришлось ждать? Как сумел ты изменить свой образ жизни? Придти к нынешним идеям? К своим режиссерским работам?
Н. Б. Со временем я просто как-то внутренне устал от своего актерства. Был неудовлетворен подобной актерской жизнью. Ушел из театра, побыв там только год. Играл роль за ролью, но понимал, что это не то, что мне нужно другое. Мне нужно было быть режиссером. И вот в 1973 году мне улыбнулась жизнь, я пришел ко Льву Александровичу Кулиджанову и попросил, чтобы он меня взял на учебу во ВГИК. А он вел уже третий курс. Этот курс начинал Михаил Ромм, но он умер, и курс был подхвачен Кулиджановым. Он мне устроил экзамен и взял к себе сразу на третий курс. Тем самым здорово облегчил мне путь к режиссуре. Я учился практически за партой лишь один год. То, что у меня был уже огромный кинематографический опыт, Лев Александрович счел достаточным основанием, чтобы миновать два первых начальных курса. Но я сдал подряд весь объем вгиковской программы - пятьдесят пять экзаменов. Ничего не зачли из моей учебы в Щукинском училище. Я помню, что историю партии дважды сдавал: первый раз на тройку, а потом пересдал на четверку. Это был каторжный год для меня, для заики, который ненавидит любые экзамены. Став сейчас педагогом, профессором курса, я стараюсь облегчить это унижение моих учеников. Кстати, на экзаменах я часто актерски пользовался тем, что заикаюсь, разыгрывал этакого бедного заику, который все знает, но не может выговорить.
В. Б. Воля и умение работать, видно, у тебя были заложены с детства. Вообще в искусстве, столь падком на лакомые приманки, я думаю, по-настоящему выживают лишь сильные люди. Большой талант всегда связан и с энергией таланта, у таланта есть мощное энергетическое поле, сам человек по жизни может быть тщедушным и слабеньким, но талант заставляет его пробивать лбом стену. А слабый талант тонет. Кстати, может, энергия таланта и держала последние десять лет Высоцкого на плаву... Но откуда в тебе все-таки это стремление к миру театра и кино - тем более, если и желания быть актером не возникало?
Н. Б. И в жизни брата, и в моей - это вроде бы случайность. И он, и я были отобраны на улице. Идя по улице Горького, около дома номер шесть я попал в руки Андрея Кончаловского. Он что-то заметил во мне. Значит, была и закономерность. Бабушка и дедушка мои по отцовской линии были актерами. Играли вначале с такими артистами, как Бестужев, Блюменталь-Тамарина. Замечу, что дедушка и бабушка играли главные роли, а эти две будущие знаменитости замыкали афишную таблицу. У меня от бабушки и дедушки остались их театральные афишки. Они были Бурляевы, но работали под псевдонимом Филипповские. Дедушка был блистательный комик, а бабушка - трагическая актриса.
В. Б. Но, кроме собственного таланта и энергии, у тебя были наставники, прямые учителя, кто и помог тебе стать таким, как есть?
Н. Б. Я не обделен в жизни контактами с теми, кто уже стал историей нашей русской культуры. Могу их считать не только учителями, но и друзьями. Это Андрей Тарковский, безусловно, человек важнейший, первейший в моей судьбе, - человек, повлиявший на мое отношение к кино, к актерской профессии, к вере. Вторым назову классика театра Николая Дмитриевича Мордвинова, столетие которого мы недавно отпраздновали. Причем, если бы я не настоял, эту дату просто бы обошли в Союзе кинематографистов. Но при помощи Никиты Михалкова мы издали книгу дневников Мордвинова и провели в Доме Кино под иконой, так как Мордвинов был верующим человеком, молебен, и отпели его, так как он не был отпет при жизни. По-моему, такого еще ни разу не было в Доме кино.
