Николай Толстой - Жертвы Ялты
Так прошла операция «Восточный ветер», последняя из крупных операций по насильственной репатриации послевоенного периода умиротворения. Сообщения об этих событиях вызвали на Западе возмущение. К тому времени даже завзятые либералы поняли, что Сталин рвется к мировому господству. Возмущение подогревалось тем, что газеты уделили большое внимание историям о многочисленных самоубийствах и насилии, примененном при посадке на поезда в Рикони и Пизе. В Лондоне комитет, возглавляемый графиней Атольской и госпожой Эльмой Денжерфильд, засыпал общественных деятелей протестами. Белоэмигрантский журналист Анатолий Байкалов снабдил их массой показаний беженцев, находящихся на Западе. 21 мая член парламента лейборист Ричард Стоукс, широко известный своими выступлениями в защиту прав человека, задал в палате общин вопрос о том, насколько правдивы тревожные сообщения, касающиеся последней насильственной выдачи беженцев Советам. В своем ответе парламентский заместитель министра иностранных дел Кристофер Мейхью отстаивал правительственную интерпретацию Ялтинского соглашения и отвергал сообщения о насилии и попытках самоубийства, которыми сопровождалась операция. Мейхью написал Стоуксу личное письмо на эту тему, и тот в ответе от 2 сентября резко заметил:
«Я считаю весь инцидент и всю стоящую за ним политику отвратительными». Деннис Хиллс сообщил мне, что мрачные истории в газетах были основаны на свидетельствах священника униатской церкви, имевшего доступ в лагерь. Рапорт для ответа Мейхью в палате общин составил по запросу военного министерства Деннис Хиллс, и никаких страшных подробностей там не было. Хиллс объясняет это тем, что «не знал об «инцидентах» в Римини… и поэтому не имел оснований указывать на них в отчете…».
В действительности при посадке на первый поезд была одна попытка самоубийства: пленный пытался перерезать себе горло, и охрана майора Дальтона сумела воспрепятствовать этому лишь после ожесточенной схватки. Но Мейхью об этом ничего не знал, и его нельзя обвинить в утаивании данных, так как майор Дальтон ни словом не упомянул о происшедшем в своем рапорте, заявив, что «во время пути насилие не применялось» и «никаких инцидентов не было». Как объясняет сам Дальтон, эти подробности не попали в рапорт, потому что — «я знал, что мне не увеселительная поездка предстоит, все меры предосторожности были приняты, и поездка завершилась, как планировалось».
Правительство также получало резкие протесты влиятельных лиц. Генерал Бурроус, бывший глава военной миссии в Москве, передал в военное министерство просьбу об амнистии для русских, находящихся в Англии. Просьбу написал граф Беннигсен, кавалер Военного креста, бывший в 1919 году офицером связи у Бурроуса в Архангельске. Рапорт майора Вайнмана об операции «Восточный ветер» потряс Джорджа Юнга из военного министерства, и он передал это убийственное свидетельство сэру Генри Мэку, политическому советнику, отправившему в МИД протест, составленный в самых резких выражениях. В ответе МИД говорилось, что операции такого рода более не предполагаются.
Действительно, насильственная репатриация подходила к концу. В июне Деннис Хиллс спас двенадцать грузин на острове Липари в Италии, которых итальянцы собирались выдать Советам. Затем в июле советские похитили шесть старых эмигрантов из лагеря в Барлете (Италия). Один из них покончил с собой, об остальных нам ничего не известно. Но период замирения с СССР к тому времени кончился, сменился «холодной войной». Невзирая на советские протесты, украинская Галицийская дивизия сразу же после операции «Восточный ветер» была переведена из Италии в Англию. Еще раньше генерал Мак-Нарни заявил, что «теперь советский гражданин может признать свое гражданство и законно остаться в американской зоне Германии» (между прочим, благодаря этому были спасены тысячи меннонитов, бежавших из СССР от преследований за веру). Реакцию советских властей можно было предсказать совершенно точно. На западные правительства обрушился шквал жалоб, на которые в общем никто уже не обращал внимания, хотя заставить советскую репатриационную комиссию во Франкфурте-на-Майне покинуть страну удалось только в 1949 году, да и то Советы были крайне недовольны этим обстоятельством.
Итак, в 1943–1947 годах западные демократические государства передали СССР, согласно документам, 2 272 тысячи советских граждан. Около 35 тысяч представителей национальных меньшинств СССР (украинцы, белорусы, калмыки и т. д.) официально зарегистрированы как оставшиеся на Западе. На самом деле репатриации удалось избежать значительно большему числу советских граждан — одни подделали документы для перемещенных лиц, приписав себе чужое гражданство (польское, югославское и т. п.), другие придумали что-нибудь еще. Точной статистики, к сожалению, нет, но, по предварительным оценкам, от репатриации спаслись от четверти до полумиллиона человек.
Большинство репатриированных вернулось на родину в начале лета 1945 года, с сентября 1945 до начала 1946 года насильственная репатриация затормозилась. В январе 1946 — мае 1947 года были репатриированы несколько тысяч человек, что составляло незначительную долю от общего числа. В этих поздних операциях у многих вызывал протест не их масштаб, но факт их проведения в период, когда уже было ясно, что Советский Союз, требующий возвращения этих людей, является явным и беспощадным врагом Запада.
Глава 16
Репатриационные операции в других странах
С проблемой репатриации, проводимой под эгидой США и Англии, столкнулись не только эти две страны. Ряду других правительств тоже пришлось решать, что делать с русскими, находящимися на территории их государств, и каждое правительство отвечало на этот вопрос по-своему.
ФранцияЛишь французское правительство столкнулось с проблемой репатриации примерно в том же объеме, что и государственные деятели Великобритании и США. Французская 1-я армия и силы Сопротивления взяли в плен около 15 тысяч русских, служивших в немецкой армии; еще 20 456 человек перебежали к французам, из них 8 тысяч присоединились к Свободной Франции и участвовали в боях на стороне союзников. Кроме того, в конце 1944 года несколько тысяч перемещенных лиц были переведены англо-американскими силами под французский контроль. В начале 1945 года во французских лагерях царил хаос, но ВКЭСС помог французам наладить соответствующие службы.
Через два месяца после того, как Иден согласился на требование Сталина вернуть всех русских независимо от их желаний, генерал де Голль тоже побывал в Москве, и его тоже склонили к аналогичной уступке. В результате в Париж прибыла советская репатриационная комиссия, возглавляемая генералом Драгуном. Первым делом он решил навести порядок в лагерях перемещенных лиц, для чего самолично застрелил десять человек, подвернувшихся под руку. Комиссия целиком состояла из офицеров НКВД, задача которых заключалась в возвращении домой всех русских, оказавшихся в пределах досягаемости. Кроме того, в их обязанности входило снабжение французской коммунистической партии оружием и деньгами.
Подлежавших репатриации русских со всей Франции собрали в центральном сборном пункте в Париже. Отсюда они разъехались по транзитным лагерям, крупнейшим из которых был Боригар, под Парижем. Первые несколько месяцев с будущими репатриантами обходились очень мягко: охрана в лагерях была поставлена довольно плохо, и работники миссии Драгуна в разговорах с пленными постоянно подчеркивали, что дома всех ждет теплый прием и амнистия. Один из пленных, хлебнувший страшных немецких лагерей, вспоминает, как многообещающе звучали речи советского посла Богомолова. Правда, дело несколько портили мрачные угрозы, которые в подпитии бормотал старший офицер НКВД. Подавленные обитатели лагеря, не зная, кому верить, находили утешение в пьянках и грабежах.
В архиве британского военного министерства хранится рассказ американца, сотрудника Ассоциации молодых христиан (YMCA) Дональда А. Лаури, о визите в советское посольство в Париже 20 октября 1944 года. Он вспоминает слова советского посла Богомолова:
«Все будут возвращены в СССР, независимо от того, чем они занимались во время войны. Есть среди них настоящие герои, есть и такие, кто оказался послабее. Ну, так ведь таких народов, где каждый был бы героем, просто не существует. Нашу родину мы называем матерью, а какая же мать не простит своего ребенка, даже если он в чем-то провинился. И поэтому все наши граждане, находящиеся за границей, будут возвращены домой».
Затем Богомолов сказал о том, сколько пришлось перенести многим из пленных:
«Даже если некоторые не выдержали немецкого нажима и пошли служить в немецкую армию или в лагерную полицию, это в общем можно понять. Каждому дадут возможность исправиться… Мы всех примем, всех возьмем домой, все они — сыновья своей родины».
