Найджел Клифф - В поисках христиан и пряностей
«Ты сложил оружие, – печально сказала дона Леонор, – и теперь я считаю себя погибшей».
Отказавшись от малейшей попытки руководить своими людьми, капитан предложил им добираться домой как смогут. Он останется здесь и умрет со своей семьей, если так будет угодно Богу. Африканцы отвели матросов группками через буш в свои селения, где сорвали с них одежду, ограбили и избили. В селении вождя у Мануэла де Соуза, его семьи, пяти рабынь и десятка людей, кто остался с ним, отобрали деньги и драгоценности и велели идти разыскивать остальных.
Многие из разобщенных матросов сумели отыскать друг друга, и снова никто не взял на себя командование. Без оружия, одежды и денег они пошли по пересеченной местности под палящим зноем: кто-то направился к лесам, кто-то к горам. Униженный и почти бредящий капитан потащился следом с ослабевшими домочадцами, но на них почти сразу же снова напали африканцы и лишили одежды, а самого де Соузу ранили в ногу. Дона Леонор пыталась отбиваться от нападавших кулаками, но ее муж умолял ее позволить снять с себя одежду, «напоминая, что все рождаются нагими и что, поскольку на то воля Господа, она должна покориться». Под плач сыновей и их крики дать им воды дона Леонор бросилась на землю, прикрываясь волосами и царапая ногтями землю, чтобы закопать себя в нее по пояс. Она отказалась встать, даже когда ее старая кормилица дала ей порванный плащ, которым прикрывалась сама, и больше не двинулась с места.
Остальные мужчины смущенно стояли поодаль. «Вы видите, в каком жалком мы состоянии и что мы не можем идти дальше, но должны погибнуть тут за наши грехи, – сказала дона Леонор одному из них, штурману корабля. – Идите своим путем, постарайтесь спастись и помолитесь за нас Господу. Если вы когда-нибудь доберетесь до Индии и Португалии, расскажите, в каком состоянии оставили Мануэла де Соуза и меня с моими детьми».
Большинство мужчин ушли в буш, а де Соуза, рана которого нагноилась, а рассудок помутился, потащился на поиски фруктов. Когда он вернулся, дона Леонор едва не теряла сознание от голода и слез, и один из его сыновей был уже мертв. Он закопал маленького мальчика в песке. На следующий день он обнаружил, что рабыни рыдают над телами его жены и второго сына. Отослав рабынь, он сидел без движения, подперев подбородок кулаком и неотрывно глядя на тело жены. Через полчаса он встал и, выкопав яму в песке, похоронил последних членов своей семьи. Закончив, он ушел в буш, и больше его никогда не видели.
Трем рабыням удалось добраться в Гоа, где они рассказали эту страшную историю. Тридцать семь лет спустя неподалеку выбросило на берег еще один португальский корабль [579], и местный вождь, пришедший посмотреть на кораблекрушение, предостерег уцелевших не отходить от берега, не то их обворуют и убьют грабители. «Он сказал, что его отец предупреждал Мануэла де Соуза де Сепульведа, когда шел этим путем, – записал хронист, – и тот погиб, не вняв его совету». Матросы перебрались вброд на островок и разбили лагерь в заброшенном португальском поселении, построенном торговцами слоновой костью. Когда между матросами и солдатами начались стычки и свары, капитан – еще один португальский дворянин – заперся в полуразрушенной хижине и стал умолять своих людей оставить его в покое, «ибо он стар и устал и, оказавшись с женой в таких бедствиях, намерен вести жизнь отшельника, проведя остаток своих дней в покаянии за грехи». Четыре года спустя группа с еще одного потерпевшего крушение корабля проявила много большую дисциплину и более трех месяцев шла по суше, чтобы нагнать корабли остального флота. По пути им встретился африканец, который поклонился и сдернул перед их вожаком шапку. «Целую руки вашей милости», – сказал он на португальский манер. Как выяснилось, его воспитали португальцы, уцелевшие после крушения «Сан-Жуана».
Для суеверных матросов жуткая история «Сан-Жуана», безумного Мануэла де Соуза и трагической доны Леонор то и дело оживала призрачным напоминанием обо всех возможных бедствиях плавания. Неповоротливые грузовые корабли исчезали в море с ужасающей регулярностью. Их капитаны, невзирая на благородное происхождение, зачастую оказывались никчемными командирами. Туземцы были в лучшем случае негостеприимны, а в худшем – одержимы ярой ненавистью к незваным гостям. Климат подрывал здоровье европейцев, а тропические болезни их приканчивали. Потери были ужасающими: только в больнице одного Гоа на протяжении XVII века умерло двадцать пять тысяч пациентов. По обоим побережьям Индийского океана кресты и надгробные камни отмечали могилы бесчисленных молодых людей, ушедших из жизни до срока. Еще большее число было похоронено в море или погибло на затонувших кораблях, и об их существовании напоминали лишь шрамы в душах родных.
Священник-иезуит, отец Антонио Гомеш подвел итог переживаниям многих несчастных. В 1640-х годах Гомеш сам потерпел крушение на побережье Суахили. Добравшись до ближайшего селения, он попросил отвести его к местному вождю. Появился старик с загрубевшей кожей и седой бородой, и Гомеш храбро предположил, что он, верно, помнит времена Васко да Гамы.
«Я начал жаловаться на море, принесшее нам столько бед, – писал священник, – а он дал мне ответ, который я счел весьма мудрым:
– Господин, если вы знали, что море бессмысленно и безумно, почему вы рискнули в него выйти?» [580]
Эпилог
В 1516 году в почтенном возрасте 64 лет Леонардо да Винчи переехал во Францию. С собой он привез три свои работы: две картины на религиозные темы и один загадочный портрет, который станет известен как «Мона Лиза».
Подземный ход связывал увенчанный башенками особняк Леонардо с замком Амбуаз, любимой резиденций французского короля. Франциску I было всего двадцать два года, но они виделись каждый день и стали близкими друзьями. Когда спустя три года после приезда Леонардо умер, Франциск держал голову художника у себя на руках. «Подобный ему никогда не родится на свет, – сетовал король. – Мир не увидит человека, который знал бы столько, сколько знал Леонардо» [581].
Ренессанс пришел во Францию. Зародившийся в соперничающих городах-государствах Италии, вскормленный на великолепии Востока и принесенный на север ветрами войны, этот интеллектуальный переворот привил стране, одержимой битвами, тягу к учености и искусству. Франциск отправил своих агентов в Италию скупать картины, скульптуры и манускрипты; они даже пытались перевезти во Францию «Тайную вечерю» Леонардо – вместе со стеной, на которой написана фреска. По всему королевству Франциска, как грибы после дождя, возникали великолепные дворцы и замки, включая замок Шамбор, самый поразительный охотничий домик в мире, к архитектурным планам которого, возможно, приложил руку сам Леонардо, – там в 1539 году Франциск принимал своего заклятого врага, императора Карла V Испанского.
Их связывали давние и непростые отношения. Двадцатью годами ранее девятнадцатилетний Карл одержал верх над двадцатичетырехлетним Франциском в схватке за корону Священной Римской империи. С тех самых пор они были заклятыми врагами, император даже несколько раз вызывал французского короля на личный поединок. Наибольший удар по гордости французов был нанесен в 1525 году, когда войска Карла V захватили Франциска в ходе войны за контроль над герцогством Миланским; французского короля увезли в Мадрид и бросили в тюрьму.
Регентом на время той военной кампании Франциск оставил свою мать Луизу Савойскую. Услышав о пленении сына, Луиза решила, что необходимы решительные меры, и направила посольство в Стамбул.
Первый посол пропал в Боснии, но второй добрался до столицы Османской империи. В его башмаках были спрятаны письма султану Сулейману Великолепному, в которых регентша просила о союзе между Францией и Турцией. Леонардо да Винчи, возможно, не одобрил бы. За десять лет до переезда на Луару он спроектировал арочный мост, чтобы украсить Стамбул [582]. Дед Сулеймана султан Баязет II отверг фантастический проект как абсурдно непрактичный, а вместо да Винчи обратился к соотечественнику Леонардо Микеланджело.
Со временем альянс с Францией был заключен, и Сулейман, ненавидевший более удачливого претендента за желанный титул цезаря-императора, послал Карлу ультиматум: пусть освободит французского короля и выплачивает туркам ежегодную дань или пеняет на себя. Карл отказался, и весной 1529 года турки выступили на его город Вену. Стодвадцатитысячное войско Сулеймана многократно превосходило оборонительные силы Габсбургов и ополчения Вены, но после нескольких месяцев зимней распутицы здоровье солдат Сулеймана было подорвано, запасы на исходе, и когда начался сильный снегопад, турки отступили.
Неудачная осада пришлась на пик могущества турок, но и после ее провала Османская империя оставалась единственной сверхдержавой ренессансного мира. Следуя путем первых завоевателей-арабов, турки прошли из Египта на запад и бурей прокатились по Северной Африке. Шестьдесят тысяч турецких солдат и моряков выгнали последние пять сотен рыцарей-госпитальеров из крепости на Родосе и оттеснили их на Мальту. Берберский пират Хайр ад-Дин, более известный как Барбаросса [583], был кооптирован в турецкий флот адмиралом и навязал свою волю всему Средиземноморью. Французский альянс с турками возмутил остальных христиан, однако был отражением политической реальности.